– А сами вы что, социально пассивным были? – спросила Лида, меняя тему.
– Даже не пойму, – честно сознался Сергей Петрович. – Но не лидер, чего уж скрывать.
– У вас, наверное, ваш седой красавчик – лидер, – предположила Лида. – В институте комсомолом заведовал?
– Паша? – переспросил Фролов. – Вот уж нет. В институте комсомолом Леха заведовал. Он же борец за справедливость. Такие в комсомоле тоже были, но в основном внизу.
– А почему – Паша? – поинтересовалась Лида. – Почему ударение на втором слоге?
– Потому что на Востоке он был бы пашой. И свой гарем имел бы официально. А так приходится ловчить, – засмеялся Сергей Петрович. Ему было приятно говорить о друзьях. – Он, кстати, большой человек. Член правительства.
– Я поняла, – без восторга сказала Лида. – По джипу на газоне. Какой же член без джипа?
– Паша – замечательный, – заступился за друга Фролов. – Немного хитрован, конечно. Но наверху без этого нельзя. А так он отличный парень. Просто отличный.
– Чем же он отличный? – подначила Лида, похоже не питавшая пиетета к руководству державы.
– У нас Леха в девяносто пятом под грузовик влетел, – после раздумья выбрал пример Фролов. – На дрыне своем чертовом. Сплошное месиво было. Ну и что мы с Машкой могли? Только сидеть с ним рядом, губы смачивать. Вы же помните, какие больницы были?
– Они и сейчас не лучше, – пробормотала Лида.
– А Паша тогда все в момент устроил. И в правительстве он еще не был, только бизнесом занимался. За деньги все сразу нашлось: и хирурги, и эндопротез, и лекарства.
– А с вашим Лехой он сидел, губы ему смачивал? – спросила Лида.
– Н-не помню, – и в самом деле не смог сразу вспомнить Фролов.
– Раз не помните, значит, не сидел.
– Но Леху спасли именно его деньги! – загорячился Сергей Петрович.
– Ну, если б он еще и денег для друга зажал… – уже в открытую засмеялась Лида.
Фролов обиженно замолчал. Ну зачем она так? Разве она знает Пашу? Впрочем, он понимал, что обиделся именно из-за того, что в чем-то Лида права. Хотя никак не меняло его отношения к Кудряшову. Друг есть друг, с любыми своими недостатками.
Но вот ведь – такая симпатичная и – язва! Или все женщины такие?
А «Форд» тем временем въезжал в Вышний Волочек, двигаясь теперь по-городскому неспешно – ухабы с рытвинами не способствовали скорости – и пересекая бесчисленные Тверецкие каналы.
– Говорят, им триста лет, – сказал Сергей Петрович, обида которого уже прошла.
– Да? – рассеянно переспросила Лида. – Надо же.
– А вот еще одна моя нереализованная мечта, – вдруг рассмеялся Фролов. С уличного щита реклама предлагала приобрести валенки ручной валки.
– Тоже нет времени заехать?
– Да нет, время есть. Просто где я их буду носить? У меня ж даже дачи нет. Но почему-то очень привлекает – «ручной валки». Может, вашей Анечке купим?
– Не стоит, – отказалась Лида. – Мы и так, похоже, выбились из графика.
– Зато сделали доброе дело. Боюсь, они на трассе долго бы простояли.
– Да уж, – вздохнула девушка. – Добрых самаритян в мире явно не прибавляется.
Городок проехали за несколько минут. Справа теперь тянулось что-то водяное – не то озеро, не то пруд. Слева – длинное ровное поднятие рельефа, как вытянутый холм.
– А за холмом – водохранилище, – повествовал о местных достопримечательностях водитель «Форда». – Я это, наверное, раза с третьего понял. И то когда с Пашой на его джипе ехал. Из низкой-то машины не видно.
– Это значит, мы ниже уровня воды едем? – спросила Лида.
– Ага. Будем надеяться, дамбу не прорвет, – пошутил Сергей Петрович.
– Будем надеяться, – сказала девушка и напряженно молчала до тех пор, пока нависавшая над ними незримо гора воды не осталась далеко за спиной.
– Не люблю воду, – объяснила она Фролову. И, отвечая на его незаданный вопрос, добавила: – В детстве тонула.
– Вытащили?
– На спасательном жилете к берегу выплыла.
– Ну вот! Чего ж бояться?
– Родители не выплыли. Папа на меня успел нацепить жилет, а маму я даже не увидела.
– Как же так? – ошарашенно спросил Сергей Петрович. На пустом месте он снова влетел в трагедию.
– Была такая печальная история. Речной пароход ночью врезался в мост. Родители на дискотеке были. Прямо на носу корабля. Мама, видимо, сразу погибла. А папа прибежал – все лицо, все руки в крови, – вытащил меня, сонную, из кровати, одел в жилет, показал, где берег, и бросил в воду – пароход-то тонул.
– А сам? – затаив дыхание, спросил Фролов.
– Побежал искать маму. Больше я его не видела. А вы не слышали о той аварии?
– Что-то, кажется, слышал. – Ему было жутко даже представить, что чувствовал той страшной ночью ребенок. И каково ей об этом всю жизнь помнить.
– О таких вещах тогда не принято было писать, – спокойно реабилитировала его неосведомленность Лида.
– Извините меня за дурацкую шутку про дамбу, – растерялся Фролов.
Ему вдруг ужасно захотелось погладить ее по голове. Но не так, как утром хотелось, чтобы почувствовать под рукой женское тело, а по-другому, он бы даже затруднился объяснить как, потому что своих детей никогда не нянчил.
– Чего уж там, – грустно улыбнулась Лида. – Что было, то прошло. Что-то я стала болтливая, – пожаловалась она Фролову. – Теперь вот вас гружу, словно психоаналитика.
– Грузите, пожалуйста, – засуетился Сергей Петрович. – Я буду только рад, если хоть чем-то смогу быть полезен.
А за окнами «Форда» начинало вечереть. Света стало меньше, тона – приглушеннее. Впрочем, Фролов знал, что до настоящей темноты еще очень и очень долго, – они ехали на северо-запад, а после Великого Новгорода и вовсе свернут на север, туда, где в эти дни от ночи совсем почти ничего не остается.
6
Останавливаться на перекус не стали – Лида отказалась, чтобы сэкономить время: ей очень хотелось помочь Фролову реализовать его мечту и посмотреть Ильмень. Растроганный Фролов в ответ разрешил жевать огурцы прямо в машине – черного хлеба по такому случаю купили в сельском магазине, – то есть сделал то, что еще вчера казалось неслыханным и невозможным.
Огурцы ели сразу из двух банок, и в обеих они оказались маленькими, тверденькими, пупыристыми и чертовски вкусными.
Доставала их из банки Лида, одни ела сама, другие передавала водителю, время от времени протягивая к нему отломанную от черной буханки вкуснейшую – мягкую, но с хрустящей корочкой – горбушку: Сергей Петрович откусывал от нее, не снимая рук с руля.
Фролову давно уже не было так вкусно, может – с «картошки», с незапамятных студенческих времен, когда отвратную совхозную кормежку они, как умели, пытались сделать съедобной с помощью даров природы из сельских погребов.
Наконец он наелся так, что отвел Лидину кормящую руку и даже не сказал, а промычал:
– Хватит.
– Как же славненько, – по-своему оценила ситуацию Лида, поудобнее откинувшись на спинку сиденья.
