получали для транспортировки и где они хранились, пока их не заберут. В 1772 году линия «Тару» имела восемь пакгаузов в Осаке и шесть в Нисиномии, в то время как в 1773 году линия «Хигаки» имела девять. В те годы была достигнута договоренность с центральным правительством, по которой в обмен на ежегодный долевой взнос (так называемые «благодарственные» деньги) им дозволялось распределить грузоперевозки между Осакой и Эдо следующим образом: перевозка сакэ ограничивалась линией «Тару»; рис, отруби, индиго, пшеничная лапша, уксус, соевый соус и восковые свечи могли перевозиться любой из линий; корабли же линии «Хигаки» обладали исключительным правом перевозить все остальные товары. Монопольные сговоры подобного рода были широко распространены в то время, образовывались всякого рода торговые ассоциации. В результате «благодарственные» деньги составляли существенный годовой доход для правительства.
В 30-х годах XIX века государственный контроль был снят, и в следующее десятилетие обе линии устраивали своего рода гонки в одиннадцатом месяце. «Тару» перевозила свежее сакэ, а «Хигаки» – шелк, и капитан, чей корабль первым достигал Эдо, получал большую премию, а сам корабль – различные льготы и привилегии на год. Позднее линия «Тару» заняла доминирующее положение и перехватила почти всю торговлю.
Кроме этих важных грузоперевозчиков, бесчисленные прибрежные суда следовали от гавани к гавани и вдоль судоходных рек, перевозя не только товары, но и пассажиров. Один из важнейших речных путей проходил между Фусими, в нескольких милях к югу от Киото, и Осакой и использовался очень активно.
Поскольку суда были задействованы лишь для прибрежной торговли и проходили короткие расстояния от порта к порту, особого внимания комфорту команды не уделялось: там не было ничего, кроме простого навеса, чтобы укрыться от дождя, и очага, чтобы приготовить немного риса. Моряки были такими же знатоками погоды, как и повсюду в мире, и так же суеверны. Их храбрость подвергалась испытаниям внезапными штормами. Они без колебаний забивали китов, мясо которых считалось деликатесом. Вообще рыболовство было распространено вдоль всей береговой линии и было хорошо организовано вблизи больших городов.
Дух свободного предпринимательства, который некогда, так сказать, вдохновлял вако – пиратов Внутреннего моря, сохранился у моряков, ходивших вокруг Нагасаки, к югу от оконечности Кюсю и к северу от острова Хирадо. Здесь вовсю орудовали контрабандисты. Каналы связи от острова к острову на юге вели к Рюкю и к Китаю, именно там и происходили нелегальные встречи с иноземными судами.
Несмотря на хорошо развитое морское сообщение между Эдо и Осакой, все более оживлялось движение по наземным путям. По ним двигались не только живописные процессии даймё, они были жизненно необходимы как для воинского сословия, так и для торговцев. Доставка посланий чрезвычайной важности была доверена чиновникам, которые предпринимали утомительные путешествия в тряских паланкинах – каго. Носильщики обычно выкрикивали «речевки», задававшие определенный ритм; на бегу они почти не сгибали ног, что было, по описаниям, довольно неприятно для пассажиров, которые пытались удержаться при тряске за петлю, привязанную к шесту, укрепленному на верху каго. Посыльный, который нес в Ако известие о смерти своего господина, часто не в состоянии был отпустить петлю, когда достигал пункта назначения, – так сильно у него сводило руки в продолжение этого марш-броска. Носильщики, конечно, сменялись через короткие интервалы на почтовых станциях вдоль Токайдо.
Для доставки писем, документов и небольших упаковок с деньгами существовала сеть экспресс- курьеров, передвигавшихся пешком. В начале эпохи Токугава сёгун и некоторые даймё держали собственную курьерскую службу. Это была система эстафет со сменой посыльных через каждые семь ри. В 1663 году ее передали купцам, которые организовали службу доставки между Эдо и Осакой три раза в месяц. Они совершали путешествие до Киото за десять дней плюс еще два, чтобы добраться до Осаки. Были и несколько менее быстрые и более дешевые способы доставки в течение двадцати пяти дней, но существовала действительно срочная доставка – всего за три дня, когда курьеры двигались и днем и ночью, в среднем покрывая более 100 миль в день, ею пользовались чиновники. Курьеры, работающие на правительство, пользовались правом первоочередности на переправах и могли проходить заставы в любое время; очень часто посыльного сопровождал эскорт, несущий фонарь, на котором было написано слово «го-ё» («по государственной надобности»). Системы доставки подобного рода существовали и на других крупных дорогах Японии.
Когда морские перевозки процветали, пользоваться наземными путями для транспортировки товаров было экономически невыгодно. Вьючные лошади и носильщики двигались по дорогам в те провинции, куда невозможно было добраться морским путем или когда надо было доставить товары, требующие особого внимания, например подарок, посланный в конце XVII века известным актером Киото, Сакатой Тодзюро, своему коллеге в Эдо, – огромный кувшин воды из реки Камо, чтобы тот мог использовать ее для первой чайной церемонии в праздник Нового года. Тодзюро хотел преподнести своему другу не слишком дорогой, но сердечный дар и, чтобы обеспечить благополучную доставку, отправил его сухопутным путем с восемью носильщиками.
Взгляд на то, как богатело семейство Мицуи, которое, как и Киноикэ, пережило Реставрацию и стало одним из финансовых гигантов современной Японии, прольет больше света на образ жизни купечества того времени. Издревле семейство Мицуи обосновалось в городке Мацудзаке, близ Исэ, где занималось торговлей сакэ и ростовщичеством. Начало их обширного дела было положено Такатоси (1622–1694), младшим сыном другого Такатоси. Их семейство имело право носить фамилию благодаря самурайскому происхождению. Глава семейства, по слухам, был лишен способностей к коммерции, и успех в торговле приписывается влиянию матери.
Приблизительно в 1625 году старший из сыновей, Тосицугу, уехал в Эдо, чтобы воспользоваться новыми обстоятельствами и помочь преумножить семейное состояние. Сначала он работал на каких-то родственников, которые держали лавку по продаже тканей, но в 1627 году в возрасте 20 лет открыл собственную, а затем и еще одну в том же районе. Он занавесил вход тканью цвета индиго (норэн), которая не давала проникнуть пыли и жаре с улицы и в то же время служила символом независимости и целостности дела. Она была украшена фамилией владельца торгового дома – иероглифом «мицу», состоящим из трех горизонтальных черт («три»), и иероглифом «и» («колодец»), что вкупе составляло «Мицуи». Торговые дома очень часто имели названия, оканчивающиеся на иероглиф «я» («дом»); Мицуи назвал свое семейное дело «Этиго-я». Он также открыл лавку в Киото, которая в конечном итоге стала основой его дела.
Тем временем Такатоси подрастал, и в 1635 году мать дала ему хлопка на десять рё, чтобы начать свое дело. Он отправился в Эдо, чтобы работать помощником в одной из лавок своего брата. У него было хорошее чутье, и дело начало процветать. Через десять лет оборот капитала этой лавки увеличился от 100 каммэ серебра (1670 рё золота) до 1500. Однако он работал и на себя: в 1649 году он вложил 800 рё в одну из других лавок в Эдо, в то время как 10 рё его собственного начального капитала увеличились до 10 каммэ серебра. Такатоси решил отделиться и начать собственное дело.
Однако его брат прослышал об этом и испугался, что если Такатоси составит ему конкуренцию, то его собственное дело может пострадать. Поэтому он убедил свою мать, вдовеющую с 1633 года, отозвать Такатоси в Мацудзаку, чтобы взять в свои руки семейное дело. Авторитет старших был непререкаем, и Такатоси не посмел ослушаться мать, несмотря на то что ему было уже 27 лет. По возвращении он женился на дочери другого процветающего мацудзакского купца; она родила ему десять сыновей и пять дочерей.
Теперь он строил планы уже для своих сыновей, а не для себя. Его брат Тосицугу все еще жил в Киото, но наследовать имущество должен он, поэтому Такатоси задумал сам позаботиться о состоянии собственной семьи. Вначале в 1652 году он построил себе дом и занялся меняльным бизнесом. Как и у Коноикэ, доходной стороной этого дела были денежные ссуды, но, находясь в сельской местности, кроме
