Я всегда зам?чалъ, что пассажиры на жел?зныхъ дорогахъ считаютъ чистый воздухъ ядомъ. Запираютъ вс? окна и вентиляторъ; никто не хочетъ, чтобъ другому дышалось свободно. Солнце печетъ сквозь стекла. Наши головы и члены тяжел?ютъ. Пыль и сажа проникаютъ въ вагонъ, садятся на платье, пудрятъ руки и лицо, Мы дремлемъ, пробуждаемся за толчкахъ, и снова засыпаемъ. Я просыпаюсь и вижу, что голова сос?да покоится на моемъ плеч?. Сов?стно столкнуть ее, у него такой дов?рчивый видъ. Но онъ тяжелъ. Я толкаю его на другого пассажира. Ему и на немъ также хорошо. Мы клюемъ носами; по?здъ встряхиваетъ — мы сталкиваемся головами. Вещи валятся на насъ съ полочекъ. Мы испуганно озираемся, и снова начинаемъ дремать. Мой чемоданъ обрушился наголову несправедливаго пришлеца въ уголку. (Не возмездіе-ли это?) Онъ вскакиваетъ, извиняется и снова засыпаетъ. Мн? л?нь поднять чемоданъ. Онъ остается на полу. Несправедливый пришлецъ пользуется имъ вм?сто табуретки.
Мы поглядываемъ, сонными глазами, на плоскую, гладкую, безл?сную сторону; на маленькія фермы, окруженныя хл?бными и свекловичными полями, огородами и садами; на домики изъ дикаго камня.
Вдали, на горизонт?, показывается колокольня. (Первое, о чемъ мы спрашиваемъ людей, — ихъ в?ра: — «чему вы в?рите». — И первое, что они показываютъ намъ, — церковь: — «вотъ чему мы в?римъ.» Зат?мъ появляется длинная труба (сначала в?ра, потомъ д?ла). Дал?е — куча крышъ, которыя превращаются по м?р? приближенія въ отд?льные дома, факторіи, улицы — и мы въ?зжаемъ въ сонный городъ.
Какіе-то люди заглядываютъ въ намъ въ вагонъ. Повидимому они не особенно интересуются нами, такъ какъ тотчасъ же захлопываютъ дверь и мы снова засыпаемъ.
Мало по малу страна начинаетъ оживляться. Грубыя повозки, въ вид? буквы V, запряженныя волами или даже коровами, терп?ливо поджидаютъ, пока мы перес?ваемъ длинныя прямыя какъ стр?ла дороги, тянущіяся на много миль по равнин?. Крестьяне направляются въ поля, на работу. Дымокъ поднимается надъ деревнями и фермами.
Около полудня мы зам?чаемъ, выглянувъ изъ окна, какія-то дв? иглы, торчащія рядомъ на горизонт?. Я сообщаю объ этомъ явленіи Б. и онъ говоритъ, что это колокольни Кельнскаго собора. Мы начинаемъ з?вать, потягиваться и собирать наши чемоданы, пальто и зонтики.
Половина субботы 24 и часть воскресенья 25
Этотъ дневникъ становится безтолковымъ. Д?ло въ томъ, что я жилъ вовсе не такъ, какъ нужно жить челов?ку, который ведетъ дневникъ. Мн? сл?довало бы садиться за него въ одиннадцать часовъ ночи и записывать все, что со мной случилось въ теченіе дня. Но въ одиннадцать часовъ ночи я катилъ по жел?зной дорог?, или выходилъ на станціи, только что прі?хавъ, или наконецъ укладывался въ постель, соснуть часокъ-другой. Мы ложились въ постель, когда удавалось до нея добраться, и не могли долго разсиживаться. Мы улеглись спать сегодня посл? об?да и съ т?хъ поръ усп?ли уже позавтракать, такъ что я не знаю толкомъ, что у насъ теперь, — вчера или завтра, или какой вообще день.
Поэтому я и не нам?ренъ вести мой дневникъ рутиннымъ способомъ; а буду заноситъ въ него по н?скольку строкъ — всякій разъ какъ выдастся свободная минутка.
Мы вымылись въ Рейн? (мы не мылись съ той самой минуты, какъ покинули нашъ мирный кровъ въ Лондон?). Мы разсчитывали помыться въ гостинниц?; но увид?въ приготовленные для насъ воду, тазъ и полотенцо, я р?шилъ, что не стоитъ и пробовать. Съ такимъ же усп?хомъ Геркулесь могъ бы попытаться очистить Авгіевы конюшни спринцовкой.
Мы позвали горничную. Мы объяснили ей, что желаемъ мыться, — очиститься отъ грязи, а не пускать мыльные пузыри. Мы спросили, не можетъ ли она доставить намъ бол?е объемистый тазъ, побольше воды, и полотенцо почище. Горничная (почтенная пожилая леди л?тъ этакъ пятидесяти) заявила, что врядъ ли мы найдемъ что нибудь лучше въ кёльнскихъ отеляхъ, и намекнула, что р?ка больше подходитъ къ нашимъ требованіямъ.
Я думалъ, что старушенція иронизируетъ надъ нами; но Б. сказалъ «н?тъ». Она им?ла въ виду купальни на Рейн? и сов?товала намъ отправиться туда. Я согласился. Мн? казалось, что Рейнъ во всякомъ случа? годится для нашей ц?ли. Теперь, посл? весенняго половодья, въ немъ должна была скопиться масса воды.
Увид?въ его, я остался очень доволенъ. Я сказалъ Б.:
— Вотъ именно то, что намъ нужно, старина. Это какъ разъ такая р?ка, въ которой мы можемъ вымыться какъ сл?дуетъ. Мн? не разъ приходилось слышать похвалы Рейну. Радуюсь, что могу присоединиться къ нимъ. Онъ удивительно осв?жаетъ.
Впосл?дствіи однако я пожал?лъ, что мы вздумали выкупаться въ немъ. Мои друзья, путешествовавшіе по Германіи посл? меня, говорили, что мы испортили р?ку на весь сезонъ. Но въ отношеніи судоходства, — н?тъ. Торговыя баржи и пароходы продолжали ходить по Рейну сравнительно безъ пом?хи. Но барыши отъ перевозки туристовъ страшно понизились. Путешественники, которые прежде отправлялись вверхъ по Рейну на пароход?, въ нын?шнемъ году, взглянувъ на р?ку, предпочитали ?хать по жел?зной дорог?. Агенты пароходныхъ компаній пытались уб?дить ихъ, что Рейнъ всегда такой, что этотъ грязный цв?тъ зависитъ отъ ила и песка, наносимыхъ потоками съ горъ. Но туристы не поддавались на эти ув?щанія.
— Н?тъ, — говорили они. — Горы многое объясняютъ, конечно, только не это. Мы знаемъ обычное состояніе Рейна: онъ грязноватъ, иногда подв
Посл? купанья мы отправились спать. Для изн?женнаго англичанина, привыкшаго спать каждую ночь на одной и той же обычнаго типа кровати, попытка переночевать на н?мецкой постели представляется своего рода штукой. Сначала ему и въ голову не приходитъ, что это постель. Ему кажется, что кто-то, задумавъ пере?зжать на другую квартиру собралъ со всего дома м?шки, подушки, антимакассары и тому подобныя вещи и свалилъ ихъ въ ящикъ. Онъ звонитъ горничную и объявляетъ ей, что она ошиблась комнатой. Онъ просилъ провести его въ спальню.
— Это и есть спальня, — говоритъ она.
— Гд? же кровать? — вопрошаетъ онъ.
— Вотъ! — отв?чаетъ она, указывая на кучу м?шковъ, подушекъ и антимакассаровъ въ ящик?.
— Это! — восклицаетъ онъ. — Да какъ же я улягусь въ ней спать?
Горничная не знаетъ, какъ онъ уляжется, потому что никогда не вид?ла какъ джентльмены укладываются спать. Ей кажется, впрочемъ, что онъ можетъ растянуться на кровати и закрыть глаза.
— Но она коротка, — возражаетъ онъ.
Горничная думаетъ, что онъ пом?стится, если согнетъ ноги.
Онъ уб?ждается, что ничего лучшаго не достанетъ, и что приходится примириться съ неизб?жностью.
— Ну, хорошо, — говоритъ онъ. — Такъ постелите же ее.
— Она уже постлана, — отв?чаетъ горничная.
Онъ пристально смотритъ на д?вушку. Не вздумала ли она пот?шиться надъ нимъ, одинокимъ странникомъ, заброшеннымъ далеко отъ родни и друзей? Онъ подходитъ къ тому, что она называетъ кроватью, и схвативъ самый верхній м?шокъ, поднимаетъ его говоря:
— Потрудитесь объяснить мн?, что это такое?
— Это? — говоритъ д?вушка, — это перина.
Онъ ошеломленъ такой неожиданной репликой.
— О! — произноситъ онъ. — Такъ это перина! Я думалъ, это подушечка для булавокъ: Прекрасно! зач?мъ же эта перина забралась сюда на верхушку? Вы думаете, что если я мужчина, такъ ужь и не понимаю, что такое постель.
— Тамъ ей и м?сто, — возражаетъ д?вушка.
