Того и гляди, пойду по рукам. Становлюсь хуже Галки: 'А' мужчина!' И от радости в обморок! Что это?
Сексуальная неудовлетворенность? Бабья тоска по ласке? Тогда уж лучше Матвей — свой, родной, изведанный. Если уж отогреваться, то действительно лучше на нем. Хотя…'
Верховский прервал поток ее мыслей, спросив:
— А что там, на даче Морковкиной?
Далила вздрогнула:
— Что? Простите, кажется, я задумалась.
Он пошутил:
— Красивой женщине даже мысли к лицу.
Не приняла она приглашения к беседе, сдержанно пояснила:
— Есть у меня кое-какая версия, хочу попытаться найти ей подтверждение.
Верховский кивнул:
— Понял, расспросы пока не приветствуются.
Молчим, терпеливо ждем.
Далила вздохнула:
— Спасибо. Надеюсь, ждать придется недолго.
На этом с их легким флиртом было покончено. До дачи Морковкиной оба задумались. Он размышлял, насколько она была искренней, расхваливая его воспитание; она погрузилась в еще более сложный анализ.
'Он действительно считает меня очень красивой?
Или так, ради комплимента сказал?' — гадала Далила.
Она точно знала, что не красавица — даже просто красивой назвать себя не могла. Не дурнушка, конечно. Симпатичная, очаровательная — это все про нее (если в тонусе). В плохом настроении — так себе, на любителя.
'Но он сказал: «Очень красивая дама». Почему он именно так сказал? — чувствуя себя круглой дурой, размышляла Далила. — Мог бы сказать «красивая», нет же, подчеркнул исключительность моей красоты.
Хотел мне польстить? Зачем? Просто повел себя по-мужски: вдруг обломится. Вряд ли, на ловеласа он не похож. На пустомелю — тоже. Слова подбирает точно, а в начале знакомства держался вежливо, но как-то излишне строго, чопорно даже. Тогда откуда столь странная перемена? Почувствовал слабину? Повод ему дала? Да быть не может! Веду себя сдержанно… Сдержанно! Как же! Ха-ха! Да, я не кокетка, но в свободном полете, а подсознание коварная вещь. Разве за собой уследишь? Там глазками стрельнула, там плечиком повела… Он не ловелас, но все же мужчина: почувствовал. Зачем же ему упускать шанс, если приключение само в руки плывет? Но где же я повод ему дала?'
Пораскинув мозгами, Далила пришла к выводу, что была с ним раскованна, но не игрива. Да и он почтительность сохранял. А частое смущение Верховского и вовсе говорило о том, что он уважает Далилу, дорожит ее мнением и…
И неравнодушен к ней.
«Значит, — заключила она, — действительно нравлюсь Верховскому. Не стал бы он глупо выглядеть, разбрасывая чрезмерные комплименты. Он явно не из таких. Выходит, я на самом деле показалась ему очень красивой. Но когда? Когда это началось? Когда загорелась первая искра? И почему я не заметила?»
Далила вдруг вспомнила, как в первую их встречу, там, в ее кабинете, он рвался из Питера, торопился, ссылался: «Дела». Что ж не уехал?
— Простите за любопытство, а что у вас с Замотаевым, что-то сверхприбыльное подвернулось? — осторожно спросила она.
— Да нет, — усмехнулся Верховский, — так, ерунда. Можно сказать, от безделья. И чтобы Пашку потешить. Он всегда другу рад, вот с ним за компанию и мотаюсь. А что? Почему вас это интересует?
— Как это ни парадоксально звучит, но спросила из деликатности. Хотела знать, не отвлекаю ли вас, не мешаю ли. И…
Далила умышленно сделала паузу. Он встрепенулся и, взглянув на нее, торопливо воскликнул:
— Что 'и'?
— И чтобы знать, насколько могу вами располагать, — с любезной улыбкой пояснила она.
— Всецело! — просияв, сообщил Верховский. — Без всяких церемоний всецело располагайте мной, не помешаете, буду рад.
Спохватившись, он поспешно добавил:
— Ради этого дела я готов забросить даже свои дела, простите за тавтологию.
— Охотно прощаю, — улыбнулась Далила.
'А раньше такой готовности не наблюдалось, — мысленно подметила она. — Почему он не уехал из Питера, почему передумал? Неужели из-за меня?
Да нет, быть не может С чего вдруг? С чего? Я повода не давала, к тому же Верховский не юноша. В его возрасте к серьезным чувствам спокойней относятся. После тридцати пяти у мужчин любовь с кандачка не возникает. Флирт, интрижка — пожалуйста, а любовь времени требует. Как говорит мой Димка, им «в лом». Ох!'
Против такого разумного вывода из глубин души поднялась волна протеста.
'Как это не возникает? — припомнила сразу Далила, накрытая этой волной. — Мне ли об этом не знать?
Сколько страстей навидалась я в своем кабинете, сколько признаний: «Увидел ее и пропал». Почему это не возникает?'
В ответ на этот вопрос восстал голос разума.
'А потому не возникает, — строго сказала себе она, — что человек в этом возрасте не так уж свободен, как юноша. Бизнес, проблемы — не до любви.
Потешит на скорую руку душу и плоть и дальше — бегом по жизни скакать. А те, которые говорили: «Увидел ее и пропал», занимались самообманом. Они попали в отлично расставленные сети амазонок, охотниц, и времени амазонки убили на воспитание этих неожиданных чувств уйму, мне ли об этом не знать.
Староват уже Верховский для пылкой бездумной любви с первого взгляда. Раз не уехал из Питера, значит, есть на это причина. Дело тут не во мне', — в конце концов заключила Далила, испытывая легкую грусть разочарования.
Он заметил перемену ее настроения и спросил:
— Вас что-то тревожит?
Она, кивнув на лобовое стекло, озабоченно произнесла:
— Совсем уж темно.
— До дачи Морковкиной осталось немного.
— Боюсь, не увижу то, за чем еду.
— У меня есть отличный фонарик, — успокоил ее Верховский, — как принято сейчас говорить, крутой.
— Тогда порядок, — улыбнулась Далила и вдруг спросила:
— А без вас там бизнес ваш не пострадает?
Он нахмурился:
— Может и пострадать. Ничего, скоро поеду. У самого душа не на месте.
Верховский оторвал глаза от дороги и взглянул на Далилу — на ее лице отразился испуг. Этот испуг он понял по-своему и сказал:
— Да в общем, не страшно, некуда мне спешить.
За делом есть кому присмотреть. Мои компаньоны — ребята надежные.
— Почему же тогда у вас душа не на месте? — спросила Далила.
Верховский хотел ответить, но, всмотревшись в дорогу, воскликнул:
— Мы уже проехали!
Пуская свой мощный джип в лихой разворот, он чертыхнулся и пояснил себе в оправдание:
