Верховский вздохнул:
— Машеньку из «ТТ».
— Вот-вот, мне нужно найти от «ТТ».
— Тогда надо еще ковырять. Из «ТТ» пули глубже уходят.
— Поковыряйте, пожалуйста, — жалобно попросила Далила, опасаясь, что без объяснений он откажется выполнять ее просьбу.
Но Верховский не отказался, лишь проворчал:
— Хорошо, поковыряю, раз уж доверяете мне это важное дело.
Вскоре на его ладонь легла удлиненная изящная пуля — легла рядом с округлой тупой.
Далила нетерпеливо спросила:
— Ну, и от какого она пистолета?
— Выпущена из «ТТ», — задумчиво ответил Верховский.
Взглянув на Далилу, он строго осведомился:
— Кто здесь стрелял? Вы знаете? Отвечайте, неужели Наташка с друзьями?
Она пожала плечами:
— С чего вы взяли?
— У нее был «ТТ»! Понимаете, «ТТ» она у бандита взяла! Черт! Как же я раньше-то не подумал об этом?!
Верховский растерянно уставился на Далилу.
— О чем вы? — попыталась удивиться она.
Он вздрогнул и мгновенно пришел в себя:
— Да нет, ничего. Мысль мелькнула.
— Вы не умеете лгать.
— Зато вы, похоже, умеете, — рассердился Верховский. — Почему вы мне ничего не сказали?
— Про что?
— Про то, что Маша была убита из такого же пистолета, который Наташа слямзила у бандита.
Далила напомнила:
— Вы это сами прекрасно знали.
Он воскликнул, взмахнув фонарем:
— Да, но я напрочь о том пистолете забыл!
— А теперь что, нашли между пистолетом Наташи и убийством Маши какую-то взаимосвязь?
— Нет, не нашел. Наташка мне соврать не могла, она пистолет утопила, а «ТТ» — излюбленное оружие бандитов.
— Думаете, Машу убил бандит?
— А вы думаете, что нормальный человек способен убить невинную девушку?
— Нет, я так не думаю, — сказала Далила, поеживаясь от холода.
Верховский буркнул:
— Вы замерзли. Пойдемте в машину.
Скользнув лучом по ее ногам, он с досадой воскликнул:
— Да как вам идти!
И подхватил ее на руки.
Далила не сопротивлялась.
Вернувшись поздно ночью домой, грязная и усталая, она рухнула в кресло и долго сидела, задумавшись. Ее так потянуло к Верховскому, что в душе поднялась волна паники. Она боялась на гребне этой волны принять не правильное решение.
Причины паники две. Первая: Далила не хотела влюбиться, она слишком мало знала этого человека и очень опасалась ошибиться опять.
Вторая причина: Наташа — сестра. Далила не представляла, как она скажет Верховскому (уже не чужому), кто убил Машу? Как посмотрит в его глаза?
И, как назло, именно в этот сложный момент она была абсолютно уверена: Наташа убийца.
«Как поступить? — гадала Далила. — Отказаться от этого дела? Сослаться Андрею на занятость?»
Последняя мысль неприятно кольнула.
Далила подумала: «Ну вот, Андреем его уже называю. Что дальше? Осталось признаться в любви».
Внутри все восстало: «Ну нет!»
— Сейчас же Матвею звоню, — прошептала она.
И от отчаяния позвонила, прямо ночью, по домашнему номеру, не на мобильный. И мгновенно одумалась. Пока шли гудки, кусала губу и, ругая себя за глупость, надеялась: «Хоть бы трубку Ирина взяла, тогда будет ясно, что не судьба».
Нет, трубку поднял Матвей и совершенно не заспанным голосом, опуская приветствие, торопливо спросил:
— Далька, что-то случилось?
— Немедленно приезжай, — прошептала Далила.
Уже позже, когда нежилась в ванне, подумала: «Работает по ночам. Не любит он Ирину свою. А кого любит? Меня!»
Глава 25
Остаток ночи Матвей провел в своей старой, совсем не забытой постели. Не спали они до утра, а когда оба заснули, в коридоре раздались шаги. Это Димка совершал обычный свой утренний «моцион» от детской до туалета.
Хотя какой детской — ребеночек вырос давно.
Не просыпаясь, он прошлепал мимо закрытой спальни, а на обратном пути краем недремлющего сознания отметил струящийся из щели двери свет ночника.
Проворчав:
— Опять мать не спит, опять непорядок, — Дмитрий заглянул в ее комнату и мгновенно проснулся.
Еще бы, увидеть такое! Разведенные мать и отец как раз спали в нежных объятиях друг друга. Из-под сползшего одеяла выглядывали: округлое бедро Далилы, крепкая ягодица Матвея, их переплетенные ноги — все обнаженное.
Дмитрий в ужасе прикрыл дверь и с радостной улыбкой проследовал в детскую. В кровать он больше не лег. В спешке натянул вчерашнюю майку (и ту наизнанку), наметом втиснулся в домашние джинсы, торопливо (задом наперед) надел старый свитер — все, что подвернулось, хватал, устремляясь в прихожую.
Там, не включая света, в темноте (куда дотянулась рука) сорвал с вешалки куртку, «сумец» спортивный свой прихватил и выскользнул из квартиры в промозглую питерскую мглу.
Выскользнул и, поеживаясь, подумал: «И куда я в такую рань?»
Следующая мысль была гораздо оптимистичней:
«На стадион. Разомнусь. Или просто так посижу, подремлю. Пускай старики почудят».
Когда будильник Далилы поднял трезвон, она испуганно подскочила и, расталкивая Матвея, панически прошипела:
— Быстрей, Димка в любое время может ввалиться.
— Ввалиться? В спальню? Ну и демократию ты тут без меня развела, — сердито буркнул Матвей и, как заправский любовник, лихорадочно запрыгал по комнате, собирая с пола одежду.
Торопился отчаянно: сразу двумя ногами нервически тыкался в одну штанину, обе руки пытался просунуть в узкий рукав рубашки — все под шипение Далилы и треск рвущейся ткани. Потом, крадучись, заспанный, неумытый — не одетый, а собранный на живую нить — пробирался в прихожую своей же родной квартиры. Далила, косясь на дверь комнаты сына, сопровождала Матвея тычками-пинками. У вешалки, увидев новую куртку Дмитрия, она не совладала с нервами и в отчаянии зашипела:
— Ну что ты возишься, черт возьми, давай поскорей, поскорей!
Матвей виновато развел руками:
— Как поскорей? Не пойду же раздетым.
— Так одевайся и уходи, — едва не плача, приказала она.
