сделал, потому что война Арнакии ни к чему. Да только, я думаю, недолго мир продлится. Теперь Нанжина нет, в Совете дел не делается, одна грызня… Если Дракон не поднажмёт на Совет и не заставит выступить за Юг, графства перегрызутся сами.
— Ну ладно, — проворчал Яно. — И всегда-то ты всё знаешь! Расскажи лучше, как ты ведьму видел!
— Видел я её дня за четыре до того, как пришло святое воинство, рано утром. Возвращался домой через площадь, да и обернулся, сворачивая в переулок. Тот, что от самого Храма к реке идёт, там ещё на углу вечно костры жгут по праздникам. Вот я как раз на углу обернулся — и увидел: дверь открылась, в стене Арна. И вот в чём штука: пока была закрыта, я там сотню раз ходил, и ничего не замечал! А тут вышли двое: сперва девка, потом Нанжин со своей палкой. Они о чём-то говорили, но я не мог разобрать слов, они говорили негромко, а я был шагах в пятнадцати. Потом Нанжин благословил её, и она ушла.
— Так может, тои не она была?
— Она, — уверенно сказал Убис. — Она в полудюжине шагов от меня прошла, я меч у неё под плащом и разглядел. И говорили они с Нанжином, как старые друзья. Не так много женщин в этом мире носят оружие, и совсем уж мало тех, с кем старый высокомерный колдун держался на равных.
— А… какая она? — заговорщицки понизил голос Яно. — Нет, я конечно не верю, что глаза у неё один красный, а другой зеленый и клыки изо рта торчат, но…
— Ещё не хватало! — фыркнул Убис. — Обычная девка, тощая, страшненькая — да, но ничего сверхъестественного. Кожа тёмная, глаз не разглядел, уж извини. Шагает широко, как мужик, но бедрами притом вихляет. И спина прямая, как жердь, да голова вздернута, будто до сих пор себя считает императрицей… Но нам уже пора расходиться, ты же вроде собирался домой?
Двое распрощались, после чего слушатель — Яно — свернул вправо, а рассказчик — Убис — прошел ещё немного прямо по той же людной улице, свернул налево, в пустой переулок. Он шёл медленной походкой уверенного человека с полными карманами и массой свободного времени. Переулок впереди заворачивал влево. Метра за четыре от угла Реана прибавила шагу и догнала Убиса. Тот обернулся, взглянул на лицо Реаны и отшатнулся, но не кинулся бежать, хотя в первый момент хотел.
— И правильно, — сказала Реана. — Не надо никуда бегать. Узнал меня?
Убис кивнул, слегка примороженно.
— Я ничего не делал и ничего не знаю, — сказал он, стараясь выдерживать тон человека, знающего свои права, и одновременно изобразить на лице выражение глубочайшего уважения и преклонения. — А если я что… — он сглотнул, — если я что сказал о внешности великой, блистательной, несравненной, так это по недомыслию и скудоумию моему…
— Плевала я на твое мнение о моей внешности, — совершенно искренне сказала Реана. — Я хочу только знать всё, что случилось с Нанжином, и всё, что хоть как-то связано с разрушением Арна.
Она огляделась. В переулке негде было даже сесть.
— Идём, — сказала Реана и направилась обратно на улицу, где забегаловки стояли через дом. Убис понуро направился следом.
Реана верно угадала дверь в забегаловку. Вошла, выбрала стол в углу, села. Дверь терялась где-то в чаду. Убис сел напротив, сцепив кисти рук. Реана поставила локти на стол, соединила пальцы домиком, указательными пальцами ко впадинке над губой. Подошедшая барышня неопределённого возраста цепко оглядела сидящих, безошибочно выбрала Реану и вопросительно на неё уставилась.
— Выпить, — сказала Реана. Барышня ушла. Ведьма молчала с минуту, глядя в стол сквозь соединенные пальцы. Потом подняла изумрудные глаза, направив взгляд сквозь Убиса. — Рассказывай.
— Ш-што прикажете рас-сказывать?
— Что случилось в конце четвертой луны: как сожгли Арн. Как продвигалась война всё это время. Где сейчас Лаолиец. И где Дракон.
— Д-долго рассказывать, — заикнулся Убис.
— Ты куда-то спешишь? — холодно спросила ведьма, переводя взгляд на него. Убис как-то сразу понял, что к Кеилу пока не торопится. Вздохнул. Заказ принесли. Ведьма молча налила мутной жидкости в одну из кружек, пододвинула её к Убису.
— Чтоб трястись перестал, — пояснила она. Налила себе, выпила полкружки разом. Убис тоже отхлебнул, стукнувшись зубами. Помогло.
— Да что тут… — начал он. — Пришло святое воинство да сожгли Арн. Нанжин отказался сдаваться и каяться — ясно же, какое покаяние ему Ксондак приберёг. Заперся в башне и отбивался с десятком таких же приду… верных. Перебили всех. А Нанжина выкурили, в прямом смысле, да и схватили: Нанжина да ещё из ачаро кого-то…
— Кёдзана? Высокий, тонкий, лохматый…
— Ррагэ его знает. Может, и его. Серьёзный такой, злючий был, как бес, пока тащили в подвалы.
— А Совет что? — глухо спросила ведьма.
— А что — Совет? Войны Кадар не объявлял, это дела церкви; Лаолию тоже до бывшего Мастера дела нет. Совету и проще: уж больно много власти забрал старый трус… То есть, светлый Мастер…
Ведьма не показала виду, даже если её и задело неуважение к Нанжину. Она прикрыла глаза на пару секунд, отпила из кружки. Помолчала, снова заговорила, будто через силу, слишком спокойным, равнодушным голосом.
— И что теперь Арнакия? В Совете грызня…
— Роды тянут телегу каждый к себе. Война уже началась бы, если б нашлось, кому повести армию…
— А Шегдар на что? — недобро усмехнулась ведьма. — Сдаётся мне, 'старый трус' один держал мир в стране… — она болезненно сжала губы, долила в кружку, снова хлебнула. — А что война за имперскую корону?
— Всё тоже, — неловко пожал одним плечом Убис. — Разве что Дазаран притих: Кадар натравил на них гартаоэ, да и Саддаранн-тай объявил себя веше… Везведеру-веше есть чем заняться. А так все то же. Лаолиец ломится на юг, сейчас уже к Эрлони подходит, кажется. Кадар и Занга рвут друг у друга Форбос и Острова [Синие острова — архипелаг, разделяющий Океан и Внутреннее море]. Дракон захватил Дзечис и Нгоас, так что север Занги теперь отрезан от рудников, а юг — от хлеба.
— Чёрт с ними. Ты не договорил о Нанжине, — решилась Реана. Уточнять судьбу Нанжина спокойным голосом было трудно.
— А что о нём договаривать? То есть, да, как прикажете… ну, увезли его. Неделю, кажется, допрашивали или чего уж там. А после сожгли на той же площади Зорь. Храм к тому времени уже почти сравняли с землёй, как и было приказано. Ещё старика какого-то схватили, ученого из Киле (ведьма вскинула глаза). Его уж за что — не знаю. Поговаривали, что за чернокнижие. Схватили, да только до казни он не дожил. Да и Нанжин тоже не больно-то свежим выглядел. Стоять уж верно не мог. А мальчишка этот, ачаро, трясся да плакал, губы кусал. И всё глядел так виновато на Мастера. Не иначе, рассказал… всё…
Убис запнулся. Очень уж страшно закаменело лицо ведьмы. Она выпила махом содержимое кружки, мазнула по Убису свинцовым взглядом (Убис сжался, боясь представить, в какие формы выльется пьяное буйство Безумной), припечатала на стол квадратную зангскую монету, встала и вышла в ночь.
Кедзан не мог рассказать о ведьме ничего секретного — потому что ничего секретного не знал.
Лучше бы знал, что ли… мне-то что… мне-то хуже бы не было. Дьявол! Это что же надо было сделать, чтобы Кедзан плакал?!
Воображение послушно подсунуло пару ярких картинок. Случайный встречный в пернатой шапке шарахнулся от женщины, шедшей с перекошенным лицом.
А Нанжин? Чёрт бы тебя побрал, Нанжин, почему ты не ушёл? Ты же мог сбежать! Спокойно уйти, оставив их с носом!…И бросить храм? Ррагэ! Где была моя голова?! Какого дьявола я так по всей Арнакии засветилась?! Нан-жин…
Ты не виновата. Не так уж виновата. Нанжин и сам по себе мешал и Шегдару, и Ксондаку, и Совету…
Но убили его, когда в Арне наследила я!
Пахло акацией. Над городом подрагивало звездное небо. В голове стучало в такт мерцанию звезд:
