выдержали бы такой нагрузки. В большинстве мест такой нагрузки недолго бы выдержал и сам настил, куда менее прочный, чем опоры, держащие его.
Дальше — стали изредка появляться дыры, обрывавшиеся надломленными досками прямо к воде. Не всегда достаточно маленькие, чтобы их можно было обойти в узком переулке; из-за одной особенно широкой Реане пришлось вернуться и поискать обходной путь. Уже темнело, когда она добралась.
Каменный пол сохранился, но дерево не так долговечно, и остатки стен только кое-где поднимались на полметра. Странно. Каменный фундамент — слишком большая редкость, чтобы его не попытались застроить в этом районе подгнивших мостовых…
Она подошла ближе. Пытались. И застраивали. Вероятно, даже не раз. Внутренние стены прежде располагались иначе. А последняя постройка сгорела. Судя по остаткам, не раньше, чем в начале весны.
Реана шагнула внутрь, в очерченный недогорелыми стенам контур. Бездумно провела ладонью по обугленному дереву.
Пеплом было,
Пеплом станет —
Вечным пеплом… — тихо пробормотали губы древний гимн Верго [Верго — пепел, пустота, ничто, небытие].
Перешагнула туда, где когда-то была вторая общая комната. Почти в центре чернел квадрат люка, лишённого крышки. Из отверстия явственно слышалось полубезумное бормотание реки. Реана напряжённо склонилась над люком, словно и в самом деле ожидая увидеть там один из трупов трёхсотлетней давности. Снизу тянуло холодом и влагой, и тусклые лучи сумерек просачивались откуда-то сбоку, где уже кончался камень и начинался рассохшийся, в щелях настил.
Девчонка сидела в окне и общипывала кончики волос. По крайней мере, так это выглядело снизу. Сидела она полубоком, почти спиной, так что особо хорошо разглядеть Ликту не удалось. Он и не присматривался. Свистнул, привлекая внимание. Привлёк: девчонка звонко ойкнула и попыталась вывалиться наружу.
— Шша! — весело крикнул Ликт. Девчонка оказалась ещё симпатичней, чем обещала спина. — Это не коричневые в атаку полезли, это свои! Реана тут?
— Не, — девчонка попыталась придать спине гордое выражение. При одновременных попытках смотреть на улицу через плечо, держась правой рукой за проём окна, а левой — за плечо правой… Гордое выражение у неё получалось плохо. — А я тебя знаю. Ты — Ликт, верно? (Он гордо кивнул) Из свиты Ведоирре… То есть, Его Величества. (Кивнул уже не так гордо и с некоторой долей неуверенности в желании кивать) Тебя он прислал? (Почти обиделся)
— Ещё чего! Я думаю, что Реана будет рада меня видеть! Мы с ней и с Лаолийцем знаешь, какие друзья? Да мы втроём…
Ликту было изрядно обидно: похоже, крепкое 'мы втроём' распалось на двух героев и одного забытого. Причём, забыла о нём, кажется, и Тарсе: не происходило, считай, ничего. Ну, осада, конечно. Но осада случилась не с Ликтом, а больше уж с… 'героями'. Теперь же — чьими молитвами? — дела налаживались…
— Ты заходи! — крикнула девчонка, скатываясь с окна — внутрь. — Погоди, сейчас я спущусь, впущу!
Сбежала она вниз мигом; похоже, и правда бежала.
— Заходи, — засуетилась она, открыв сперва нижнюю половину двери почему-то, так что голос звучал глуховато. — Заходи. Ты не сильно занят? — искательно спросила она. — А то скучно очень…
Ликт занят не был. Обязанности его сводились к нулю, если говорить откровенно. Но говорить откровенно с симпатичной девчонкой Ликт не собирался. Поморщился.
— Да вообще-то… А что, Реана скоро вернётся? — по возможности деловито спросил он, входя.
— Где там, — обрадовано закрыла дверь девчонка. — Меня Дайре зовут. Дай Тиарсе, если к вечеру. У них там опять эти старики засели умничать, а она сказала, что Раир сказал, что один не выдержит шести часов маразма… Ой! — она дурашливо прикрыла рот пальцами. — Это не я сказала!
Ликт рассмеялся заливисто, как ребёнок.
— Узнаю обоих!
Он не стал добавлять, что узнаёт едва не впервые за всё время в Эрлони. Узнаёт ту Реану, с которой сидел у одного костра и скакал наперегонки в белой арнакийской пыли. И того Раира, с которым плыл по Арну и Внутреннему морю. Их, а не этих трагических героев со скорбными лицами, в каких они превратились тут.
— Как я тебе завидую! — вздохнула Дайре. — Мы с ней чуть не каждый день видимся, а ничуть не друзья. Она меня вовсе всерьёз не принимает. Так, как котёнка гладят. Я её расспрашиваю, а она плечами жмёт, — говорила Дайре, ведя Ликта за лазарет, во двор, под яблони с начавшими наливаться яблоками. — Мол, чего там рассказывать, прошлась, мол, по Равнине, сперва с вами двоими, значит, потом сама, а потом — в Эрлони. Про землянику рассказывает, какую она в горах горстью ела. Или про мосты арнерские. Я что, мостов или земляники не видела? А с вами же, наверное, такое приключалось…
Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь рассказал о приключениях, что кто-нибудь не выдержал. Да. О, как он рассказывал! Призывая в свидетели всех Вечных, кроме Килре, хотя один только покровитель вдохновенного вранья и согласился бы свидетельствовать о таких фантастических происшествиях. Одних только событий не было в рассказе: правдоподобных. Яблони укоризненно качали ветками. Стена, невидимая под густым плетением винограда, едва удерживалась от того, чтобы с хохотом осыпаться. Дайре слушала, ахая так часто, что закрывать рот было некогда. И Ликт готов был продолжать хоть до Порога полуночи — ради этого восхищения и детского счастья в непритязательно серо-голубых глазах.
Через час после заката начался очередной совет, где снова было много ругани, много красивых цитат и мало рациональных идей. Но ругань воодушевлённо раздувалась десятками голосов, цитаты ширились, сталкивались, и призраки великих мудрецов древности злобно дрожали бородами над головами своих потомков, испуская призрачные вопли и потрясая посохами. Усилиями Раира удавалось направлять крикунов, и в результате ругались они по делу. Дело от этого не двигалось.
Спокойствие демонстрировали пятеро. Ол Лезон стоял на том, что долго удерживать город не получится. Конструктивных решений он не выдвигал, взамен почтительно склоняя голову в сторону императора, но за обширной аргументацией своей позиции граф как-то заставлял забыть об этой детали. Раир, впрочем, помнил.
Он предлагал продержаться ещё три месяца. За лето армия Шегдара неминуемо вытянет все соки из окрестных деревень, а если вспомнить ещё и бесконечные дожди в начале лета, то несложно вообразить, какой неурожайной выдастся эта осень. И через месяц после сбора урожая армия Дракона уже достаточно прочувствует последствия — тогда-то и самое время навязать прямую битву.
Реана отстаивала идею переговоров, в расчёте на то, что Шегдару не более выгодно стояние под стенами Эрлони, нежели им — сидение за таковыми.
Два остальных островка спокойствия идей на обсуждение не выносили. Первый, Ниедол, посвятил вечер интенсивному наблюдению из-под маски рассеянной усталости. Второй, Аджлокарц, проявлял себя тем, что периодически оглаживал бороду, звенел цепью городского судьи [в данном случае — должность в правительстве Занги, а не конкретного города], дожидался всеобщего внимания и изрекал высокомудрую сентенцию из классиков. Классики становились всё классичнее раз от раза, а мудрость — всё многосложней и расплывчатей, подобно тому, как всё громче и замысловатее делались выкрики менее выдержанных участников. Около полуночи казалось уже, что почтенный зангец, спокойно дремлющий в удобном кресле, рывком просыпается от этой дрёмы и цитату припоминает больше по существу своего сна, нежели по существу обсуждения.
Когда совет завершился ни на чём, спать уже было поздно. То есть, рано. Участники разошлись по домам, Раир и Реана остались в зале. Раир — потому, что идти особо некуда, кроме кабинета, где ждали замученные планы города, карты Равнины и побережья и головная боль, ничуть не лучше той, что висела здесь. Реана — потому, что идти особо некуда, кроме госпиталя, где ждали замученные ранами солдаты,
