контролировать действия избираемого парламента. Это происходило тогда и происходит сейчас.
Я, как культурологический детерминист, считаю: культура определяет политику, а не наоборот. Все попытки изменить культуру с помощью политики кончались крахом. Так было и у нас, и в Китае. Мао Цзэдун однажды заметил по этому поводу Никсону: «Я пытался изменить китайский народ, у меня не получилось».
И вот тут возникает вопрос: а была ли Февральская революция в России? Уже не говоря о том, была ли революция буржуазной? Как может быть что-либо буржуазным в стране, в которой буржуазии, по существу-то, и не было? Ведь буржуазия — это не «потребительская корзина». Буржуазное сознание — это сознание своих прав. В Европе класс буржуазии появился в XII веке и уже к XIV веку предъявил свои права верховной власти. В этом, собственно, и были предпосылки к созданию конституционной монархии, которая возможна только в том случае, если есть класс, обладающий политической и экономической властью. В России же этого класса никогда не было — нашим купцам и промышленникам просто «разрешали» быть богатыми, и их это абсолютно устраивало.
Думаю, самая главная проблема в том, что Россия была отделена от Европы «железным занавесом» не коммунизма, а другой религией. Религией Восточной церкви. И поскольку власть в Восточной церкви обожествлена, а в Западной — отделена, то складывается абсолютно разная концепция во взаимоотношениях народа с властью. У нас ведь до сих пор говорят, что власть — «от Бога». Бог дал царя, Бог дал этого, Бог дал того… Это и есть предрассудок раннего Средневековья.
Дело в том, что разрыв между так называемым образованным (читай — власть имущим) классом и «нетронутым массивом» существует до сих пор. И если мы этот разрыв не преодолеем, то навсегда останемся во власти иллюзии относительно построения современного общества.
Так где же все-таки точка, от которой Россия пошла в катастрофу, в «обвал»? Я не историк, но мне кажется, что Россия имела шанс стать государством с конституционной монархией, когда в XII — XIV вв. возникли две первые республики — Новгород и Псков. Это было зарождение русской буржуазии, к несчастью, утопленное в крови московскими князьями в конце XV — начале XVI веков. После этого буржуазии не было и нет до сих пор. Это и есть точка бифуркации («раздвоения». — А.К.) пути, по которому Россия идет сейчас.
Цена жизни в России
В России так же жалеют человека, как трамвай жалеет человека, через которого он переехал.
В России нечего кричать. Никто не услышит (в трамвае).
Каждый четвертый россиянин подтверждает, что за последние несколько лет сталкивался сам (или его близкие) с ситуациями, угрожавшими личной безопасности — отмечается во всероссийском опросе ВЦИОМ. При этом более половины (54%) из этих респондентов никуда не обращались за помощью и защитой своих прав. Основная причина этого — «бесполезность» таких обращений (так считают 46% опрошенных)…
«Вот евреи — тоже у них в войну 6 миллионов погибло — так они до сих пор на весь мир кричат! А у нас, почитай, 26 миллионов в войну закопали — и то ничего, помалкиваем себе!…» — эту жутковатую фразу я услышал в парной Центральных бань еще в советские времена. И жуть ее не в шовинизме, а в том, КАК этот шовинизм выражен. Мол, «вот какие мы, русские, терпеливые: у нас столько народу полегло, а мы — ничего!».
Отношение нашего народа к убийству как к чему-то обычному поражает своей прозаичностью. Недавно в Англии пропало несколько молодых женщин, занимавшихся проституцией. Так это стало национальным скандалом, и вся страна обсуждала это как чрезвычайное происшествие. На поиски убийцы было мобилизовано несколько тысяч сотрудников полиции и Скотланд-Ярда.
В нашей стране — совсем иная картина: убийства бизнесменов и чиновников всех рангов и простых жителей больших и маленьких городов происходят каждый день. О расследовании большинства этих преступлений мы даже не слышим — внимания СМИ удостаиваются лишь громкие криминалы, связанные либо с политическим, либо с экономическим заказом, как, например, недавние убийства первого зампреда ЦБ Козлова и журналистки Политковской.
Вообще, убийство как путь для разрешения какого-либо конфликта — древнее, как мир, средство. В Европе им широко пользовались в… Средневековье. Достаточно вспомнить Шекспира или славную династию Медичи в Италии. И в те времена к убийству относились так же, как сейчас у нас: «Обычное дело — «разборки» Монтекки с Капулетти». Сегодня в Европе редко увидишь людей с охраной, разве что поп-звезд и политических деятелей. Миллиардеры Ричард Брансон, Мердок или Билл Гейтс ходят, как рядовые граждане. У нас богатым без охраны нельзя — очевидно, не все еще поделили. Ну а как быть простому смертному? Тому, кто боится зайти в свой подъезд или мчится ночью по неосвещенному двору в надежде не повстречать лихого человека? Почему так? И тут встает вопрос о цене человеческой жизни в России.
Та злосчастная фраза, услышанная мною в бане, и есть показатель цены жизни в России. Да, евреи ценят жизнь каждого своего соплеменника с фанатической преданностью Ветхому Завету — «око за око». Это видно по тому, что происходит в Израиле — захват в плен единственного солдата израильской армии, по существу, положил начало кровавой бойне в Ливане. А теперь вспомните Чечню, где нередкими были случаи продажи российскими военнослужащими боеприпасов и амуниции боевикам. А уж об оставленной Дудаеву боевой технике целой армии и говорить не хочется. Поистине царский подарок верных слуг «царя Бориса». А все сводится к тому же — к цене человеческой жизни.
В каждой национальной культуре цена жизни разная и поднималась эта цена очень неравномерно, собственно, так же, как неравномерно эволюционировали основные понятия культурологии — взаимоотношения личности и власти, личности и общества, этика труда или правосознание. Часто эта цена бывает связана с численностью населения. В Китае, где более миллиарда людей, цена жизни относительно невелика — об этом можно судить по тому хладнокровию, с которым подавлялось восстание на площади Тяньаньмэнь, или по количеству погибших — от 23 до 30 миллионов — во время голода в 1958-1961 годах. В Индии, где, помимо колоссальной численности населения, религиозные убеждения формируют определенное отношение к смерти, цена жизни еще меньше: можно увидеть умирающего человека на улице огромного города, а мимо будет шагать равнодушная толпа.
Цену жизни нельзя назначить указом правительства, также как нельзя приказать людям быть хорошими. Об этом свидетельствует история человечества. В государстве ацтеков человеческие жертвоприношения считались необходимым обрядом каждого из 18 священных праздников. Конечно, такое отношение к человеческой жизни не могло сохранить ацтекскую цивилизацию надолго — она была обречена. Поэтому позже конкистадоры, не отличаясь большой гуманностью к захваченным индейцам, которых они и за людей не считали, быстро покончили с государством ацтеков. Это тоже заслуживающий внимания феномен — когда религиозные убеждения сводят к нулю жизнь людей, принадлежащих к другой конфессии. Сейчас он наиболее ярко проявляется в отношении «воинов ислама» к «неверным».
В Европе отношение к ценности человеческой жизни стало проявляться еще
