сохранить, Горбачев – балансировать, как всегда, а в центре будут стоять люди, которые будут развивать принципиально новую концепцию. И пока вы не выиграете эту войну, ни о чем другом речи быть не может.
…Горбачев сказал о центризме. Я – за… Но, возможно, уже поздно. На это потребуется месяцев шесть. Значит, уже сегодня надо закладывать вторую модель. Это борьба за Россию. Сегодня еще можно сохранить федеративное государство великого типа. Завтра будет поздно. Распад и гниение будут перенесены в Россию. Нужно найти сегодня те формулы, которые этот процесс удержат. А там все другое – социальная база, структуры…
Из стенограммы выступления на встрече координаторов
депутатской группы 'Союз' с учеными-экспертами
5 марта 1991г
1.8. 'ЧТО ТАКОЕ КУРГИНЯН?'
– Ваш центр существует с 1988 года, однако предметом всеобщего обсуждения он стал совсем недавно. Чем вы это можете объяснить?
– Те модели общественно-политического и научно-технического развития, которые мы разрабатывали, до 1990 года просто никого не интересовали. Все было четко определено. Нам предстояло входить в общеевропейский дом, все знали, что это вот-вот наступит, и какие-либо иные сценарии развития событий в СССР как бы не прорабатывались. А вот уже с 1990 года и особенно в 1991 году стало очевидно, что более или менее благополучные сценарии дальнейшего пути страны оказываются маловероятными. Крайние демократы отстаивают самые плохие варианты – пусть будет все, что угодно, лишь бы влиться в мировую цивилизацию. Хотя бы на положении Судана. Но народу это прямо не скажешь, и появляется ширма из штампов: 'демократия', 'прогресс', 'антикоммунизм'. Представьте себе теперь, что в этой ситуации кто-то – в данном случае наш центр – начинает их проект описывать. А поскольку уже нет помидоров, картошки, очень плохо с мясом и совсем не светит мировой цивилизации вкусить – люди могут начать слушать и понимать, что там, за ширмочкой из слов. Это моя первая раздражительная функция – я изучаю внутреннюю структуру того, что лежит за лозунгами.
Второй момент: демократам крайне выгодна ситуация, когда с одной стороны они, а с другой – Нина Александровна Андреева. В этом смысле им очень не нужна какая-либо альтернатива. Можно сказать, что 'Экспериментальный творческий центр' посягнул на концептуальную монополию так называемых демократических сил. Между тем мы никоим образом не можем быть приписаны к линейным ортодоксам. Выходит, что мы играем на одном поле с демократами и начинаем их с этого поля понемногу вытеснять, по крайней мере – на него внедряться. Это, естественно, вызывает бешенство.
И третье, что, с моей точки зрения, очень важно – и в чем демократы правы, – я никогда не был сторонником демократии.
Я всегда считал, что общество такое отсталое и столько времени уже упущено, что нужна твердая власть, которая совершенно неидентична диктатуре того оголтелого типа, когда надо уничтожать всех инакомыслящих. Мыслить можно как угодно, а вот делать все необходимо в интересах государства. В этом смысле мы действительно жесткие государственники.
До тех пор, пока общество находится в состоянии разделения труда, есть отдельный труд, который заключается в управлении этим обществом. Этот труд должен осуществляться соответствующими специалистами. Другое дело, управляют обществом в его интересах или наоборот – в интересах властных структур. Важно и еще вот что – в состоянии ли общество сформулировать заказ на управление собой. Сегодняшнее советское общество не в состоянии сформулировать заказ на управление собой в своих интересах.
У нас созданы недееспособные структуры, рассчитанные только на то, чтобы дискредитировать идею демократии. С моей точки зрения – попутного им в этом ветра. Но, в принципе, если говорить серьезно, кто такие демократы? Это люди функционально неграмотные. Общество навыбирало профнепригодных людей.
– Общество выбирало по принципу: 'Кого угодно, только бы не от КПСС…'
– Ну и выбрали. Как мне сказала одна бабуся в колхозе: 'Кого ж мы навыбирали, ангел мой! Одна романтика…'
Другая бабуся позвонила в 'Эхо Москвы': 'Скажите, что такое Кургинян? Это ведь не Горбачев и не Ельцин, это что-то третье, и очень страшное'. Ей ответили: наши журналисты проводят расследование, когда завершат его, все вам расскажем. Конечно, бабушка будет видеть во мне антихриста.
– А вы-то сами знаете, что такое Кургинян?
Мы три года на свой страх и риск отстаиваем это государство. И в конце концов мысль появляется: а может быть, оно никому, кроме нас, и не нужно? Может, ни у кого вкуса нет, чтобы эту телегу тянуть? Кургинян – это осознание определенным количеством людей того, что пора бы в телегу впрягаться. Демократы же сейчас просто растаскивают – колеса, спицы, оглобли. Так что дальше будет труднее тянуть. Кургинян и есть постперестройка: после праздника наступают будни…
– Вы считаете, что перестройка – это праздник?
– Конечно! Все кричат, ругают, кто европейцев, кто наоборот, кто коммунистов, кто и тех и других… Все это хорошо. Дальше что? Потом приходит кто-то и говорит: 'Ладно, мужики. Это все карнавал. Пора заканчивать'. Нужна та рука, которая ударит в карнавальный колокол и скажет – с завтрашнего утра наступают будни. Закончен бал, погасли свечи.
– А ведь сопротивляться будут…
– Что делать… Но, во-первых, не всегда. Пьют день, пьют два, три – надо же меру знать. Многим уже осточертело. Когда сплошная пьянка пять лет… Тем временем на уровне безумного понижения уровня жизни народ кормят Горбачевым, Ельциным. А страну разворовывают. Она проснется с огромным миллиардным долгом. Весь экспорт придется отдать за проценты. Как дальше жить? Чем питаться, чем обогревать дома? Дети перестройки – что с ними-то будет?
Сейчас мы – с загаженными ресурсами, с населением, которое уже окончательно потеряло всякие ориентиры и ничего не обрело, с разваленным государством. Эта страна будет все цепенеть и цепенеть, и кто захочет ее куда-то двигать? Пока что ее разворовывают. Все. Верхи – дерутся, а внизу идет сплошное воровство. За все годы застоя коррупция близко не приближалась к тем масштабам, которые существуют сейчас.
Гражданское общество – это обратные стабилизирующие связи по отношению к народовластию. Общество минус государство – и есть гражданское общество. У нас этот остаток равен нулю. Мы имеем демократию без тормозов. Я, как производственник, завтра могу оказаться под любым прессом – Ленсовета, Моссовета или Верховного Совета Союза.
Уже принято такое идиотское решение, как разрыв всех управленческих звеньев через подчинение исполкомов местным Советам. Это ведь клинический идиотизм – рвутся все вертикальные связи. И никто не может оказать сопротивление этому решению. Завтра они нажатием кнопок решат, что вся собственность принадлежит им, – и что мы поделаем?
Другой пример: приняли решение – тридцатипроцентная рентабельность – и не выше. Гениально! У кого будет выше – будем отбирать, перераспределять, насыщать бюджет. А на самом деле что происходит? Сидит мужик и думает: выше тридцати процентов не могу. Значит, я буду повышать себестоимость. Чтобы эти тридцать процентов составляли большую абсолютную сумму. И он повышает! В итоге – еще один виток затратного механизма. Скоро трубы будут класть из золота.
Глупых решений уже огромное количество принято, и общество начинает сопротивляться. Возникает власть толпы. Ибо обратной связью по отношению к таким законотворцам может быть только митинг, штурм Кремля, Смольного…
– А что является такой обратной связью, например, в Америке?
– Клубы промышленников. Они могут принять свои, независимые от государства, решения, определить политику развития промышленности на десять лет. И что, Буш будет мешать им это делать? Значит, завтра
