– Во времена перестройки все складывалось успешно: мы вышли из подполья, стали государственным театром, ездили на гастроли… Но через какое-то время в культуре возникло тревожное ощущение. Интеллигенция с 1988 года резко начала глупеть. Все – лексикон, уровень бесед, глубина затрагиваемых вопросов – выравнялось. Мы увидели, что тип сознания, который возникает в результате, может, и благих пожеланий сказать народу всю правду, станет смертоносным вирусом.
Я написал статью 'О механизме соскальзывания' и предложил ее 'Московским новостям', 'Огоньку'. 'Советская культура' довела статью до верстки, потом решили рассыпать набор. Не печатал никто. Информационная диктатура: барьеры, запреты, через которые не прорваться.
Обозлившись, я заявил, что мне все равно, кто меня будет публиковать. И дальше все развивалось по классической схеме: ах, тебя публикует 'Лит. Россия', ты шовинист и правый 'патриот'. Неважно, что там написано. Вот третий признак: неважно что, а важно где. Так передо мной встала проблема левого тоталитаризма.
Я считаю, что демократия, о которой так много говорят, полностью исчерпала себя. Нет и намека на нее. Есть все признаки нового левого тоталитарного мышления… Эта штука пострашнее, чем любой застой…
– Вы боитесь тоталитаризма и в своих действиях опираетесь на государственные структуры, которые вам предоставляют определенные льготы, зарегистрировали ЭТЦ как корпорацию, МГК КПСС помогает печатать ваши статьи в 'Московской правде'. Не получается ли так, что, обидевшись на левых, вы бросились в объятия правых и помогаете им блокировать реформы?
– Те, кто меня поддерживает, никакие не правые, они нормальные государственные работники. Никакой другой идеи, кроме государственнической, у них нет. А в радикально-левом движении я носителей этой идеи не вижу.
Моя позиция совпадает с мнением авторов 'Вех', которых тоже обвиняли, что они помогают 'кровавому императорскому режиму'. Семь лет разговоров о реформах, и ни тпру ни ну. Значит, дефектно это реформаторство.
– Но тем не менее вы даете свои рецепты, говоря о прорыве, о новой индустриализации в многостраничных программах выхода из кризиса, которые многие ученые считают шарлатанскими. Похоже, наш премьер В. Павлов ухватился за многие ваши идеи. Вы являетесь его советником?
– Это разговоры из 'Ревизора'. Если б я хотел сыграть роль Хлестакова, я б ее сыграл. Был бы я советником Павлова, я бы ему документы писал, а не печатал свои программы.
– Слишком много совпадений: Павлов – о финансовой войне, и вы в 'Московской правде' – о том же. Кто кого одарил идеей?
– Павлову шли огромные потоки информации вокруг игры на разнице курса доллар – рубль, вот он и высказался. А мы уже после него подробно анализировали западную печать и обнаружили, что, по заявлениям швейцарской полиции и Интерпола, дело Гиббинса связано с мадельинским картелем торговцев наркотиками.
– В вашей статье не было никаких тому доказательств. Только предположения и домыслы абсолютно неавторитетных людей и изданий.
– Представители полиции Запада утверждают, что эти связи существуют. Но, повторяю, мы изучали только отклики на заявление Павлова. Раз он его сделал, у него источников более чем достаточно.
Мы считаем, что наше исследование подтверждает выводы книги 'Постперестройка': мир многополюсен, многофакторен. Когда советско-американское противостояние будет снято, на мировую арену выйдут новые геополитические силы. Одна из них – криминалитет – организованная мировая преступность. Она устремляется на нашу одну шестую часть земного шара и может захватить политическую власть плюс ракеты с ядерными боеголовками.
– У меня несколько иное мнение. Ваши труды – и 'Постперестройка', и 'Финансовая война' – это примеры черной пропаганды, бездоказательного запугивания. Или статья, где доказывается, что литовцы сами своих поубивали. За все это власти с вами расплачиваются. Предоставили, например, созданной вами корпорации немалые налоговые внешнеэкономические льготы.
– В постановлении о создании ЭТЦ нет ни одной финансовой льготы… Все, что было обо мне опубликовано, – ложь. Второе: я мог бы показать постановление о фондах, возглавляемых нашими либералами. Они имеют льготы, совершенно несравнимые с теми, которые есть у корпорации ЭТЦ.
Наш центр сформировался вокруг идеи прорыва. Мы занимаемся компьютерами, биотехнологиями, лазерными системами. Из 2000 человек, работающих в центре, политическими исследованиями заняты максимум сто.
– Вы можете сказать, какой у вас оборот?
– Ну, порядка 70 миллионов рублей в год. Фактически с нуля, за два года это большой рывок. Строители выполняют объемы 6-8 миллионов. Научно-технические фирмы под 10 миллионов набирают. Есть известная киностудия 'Фора-фильм', есть издательские дела. Деньги вкладываются в гуманитарные, философские исследования. Мы инвестируем в интеллект.
– А почему в составе вашего центра работают действующие офицеры КГБ, МВД и Министерства обороны?
– И это – сумасшедшее преувеличение. Разработки в области электроники, лазерной и робототехники могут быть реализованы только на конверсируемых оборонных предприятиях. Мы были включены в программу 'Конверсия'. Но без участия военных лезть в эту сферу просто бессмысленно. Защита разработок и всего, что связано с их применением на оборонных предприятиях, необходима. У меня есть только то, что имеется в сотнях других контор: первый отдел.
– Это ваша единственная связь с КГБ? Или, как утверждают, вы напрямую связаны с информационно- аналитическим управлением КГБ, получаете от них информацию, даете от своего имени их дезинформацию?
– Эти слухи отражают глубокое непонимание сути аналитической работы. Если наши отчеты или прогнозы кого-то интересуют, то только потому, что мы имеем независимые источники информации. Я могу раскрыть 'кухню' того, что мы делаем. У нас есть штат людей, которые внимательно читают очень широкий круг советских и зарубежных печатных источников. По определенной системе, которая составляет мое 'ноу-хау', они вводят информацию в компьютер.
Только для советского либерала в моих находках есть нечто новое и шокирующее.
– Настороженное отношение к вам среди демократов связано именно с тем, что вы выводите политику из сферы морали. Все ваши 'сценарии' исполнены в запугивающем людей жанре антиутопии. Развитие СССР у вас заканчивается планетарной катастрофой. Только ваш 'седьмой сценарий' прорыва, отвергающий либерально-демократический курс, позволяет избегнуть катастроф…
– На самом деле у меня только один из сценариев будущего кончается глобальной катастрофой, другой – катастрофой для СССР, третий – глубоким застоем СССР. В четвертом СССР становится местом расположения нетехнологичного и экологически вредного производства…
– На мой взгляд, вы преувеличиваете особенности советского общества, отбрасываете общее с западным. На самом деле гражданское общество восстанавливается. Возникают партии, движения. Новая экономика. Эти структуры не только криминальные… Вы игнорируете западную ориентацию нашего общества?
– Более всего я заинтересован в том, чтобы мои мрачные прогнозы оказались ложными, но они сбываются.
Нарастает дикая социальная ткань, обладающая неприятными онкологическими свойствами. Чем дальше она будет неуправляемо расти, тем больше все человечество будет просить, чтобы здесь нашелся кто-то и разрушил это новообразование. А такое разрушение действительно может кончиться плохими перспективами для народа. Перестройка с ее прекрасными пожеланиями, замечательными людьми, раскрепощенностью должна быть вовремя введена в новое русло управляемого реформирования.
– Вы считаете, сто цветов выросли, пора начинать прополку?
– Сто цветов растут. Лютики-цветочки в общественном садочке поднимаются медленно-медленно. А дикий чертополох криминальной буржуазии с такими ядовитыми качествами, каких в мире не видели, вырастает с бешеной скоростью и душит все остальное. Весь мир начинает думать, как у нас такая гадость выросла…
