Уже стемнело, и начал опускаться туман, когда Пруденс вернулась в замок и поднялась в свою комнату.
А утром, пока все еще спали, она пошла в деревню и дозвонилась до Нью-Йорка.
Джоан Монтгомери ответила на седьмой гудок.
— Сейчас восемь утра, — сонно сказала она. — Кто это?
— Пруденс Эдвардс.
Тишина.
— Я должна поговорить с вами.
— Так?
Пруденс прикрыла трубку рукой.
— Колин нанял меня секретарем к своему отцу. Я согласилась. — Она облизала губы. — Я также выполняю поручение редакции.
— Удивила, удивила! — саркастично заметила Джоан. — А почему ты говоришь об этом только сейчас? И где ты?
— В Кинлине.
— Понятно.
— И я прошу вас не говорить об этом ни Колину, ни его отцу, ни Джульете.
Пруденс ждала ответа. Джоан молчала.
— Я догадываюсь: вас, конечно, интересует, почему вы не должны говорить?
— Нет! — наконец выдавила ответ Джоан. — Я удивляюсь, зачем ты тратишь деньги, чтобы просить меня о заведомо невозможном. Разумеется, я скажу Колину и всем остальным. Колин должен позвонить мне, и я обязательно все ему сообщу. Больше того — сама приеду в Шотландию через две недели. Я не позволю тебе так обойтись с Хейли!
— Я понимаю, — сказала Пруденс. — Думаю, что Эллиот Тромбли тоже понимает. Я хочу заключить с вами договор, Джоан. Пожалуйста, выслушайте меня!
— Хорошо, — без особого желания согласилась Джоан.
— Я не стану писать статьи без разрешения Хейли. Я бы сделала это, не спросив ни вашего разрешения, ни разрешения Колина, но только не Хейли.
— Тромбли уволит вас, — пообещала Джоан. — Позаботьтесь лучше о себе. Если дойдет до этого, у вас не будет выхода.
— Эллиот Тромбли тоже знает, что такое журналистская этика. А печатать статью без разрешения Хейли неэтично. Очень соблазнительно, но неэтично. Тромбли скажет что-нибудь вроде: 'Хейли Монтгомери жив и здоров, и мы знаем, где он находится, но, поскольку уважаем его право на уединение, не станем печатать материал'.
— Он вам так сказал?
— Не совсем, — выкрутилась Пруденс. — Но мы оба прекрасно знаем, что Хейли не политик. Он писатель, и если ему не хочется, чтобы его нашли, то мы не станем нарушать его уединения. Эллиот понимает это так же хорошо, как и вы. Без сомнения, эта статья нужна ему до зарезу, и, возможно, методы, при помощи которых он собирается получить ее, несколько неэтичны…
— Несколько?
Пруденс не стала обращать внимания на реплику Джоан.
— Но он не пойдет на такой шаг, чтобы напечатать ее без разрешения!
— Так почему же тайно отправил вас в Шотландию?
— Он рассчитывал, что я получу разрешение Хейли. Но у меня не останется шанса, если Колин узнает обо всем.
— Вот тут я с вами совершенно согласна! Однако почему вы думаете, что после десяти лет затворничества, которое стоило немалых усилий, Хейли вдруг разрешит написать о его жизни.
— Не знаю. Постараюсь его уговорить, а он, мне кажется, поймет, что читатели вправе знать о любимом писателе. Единственное, о чем я прошу, — не говорите Колину, кто я. Позвольте мне самой сказать ему это, да и всем остальным тоже. А я не представлю Эллиоту статью, пока не получу разрешения Хейли.
Джоан ответила не сразу.
— Я планирую быть в Эдинбурге через две недели, — наконец заговорила она. — Если к тому времени ты не скажешь, я сделаю это сама. Я доверяю тебе, Пруденс, хотя прекрасно понимаю, что ты можешь отослать статью до этого момента. — Она помолчала. — Не предавай меня снова!
Ее слова крепко засели в голове Пруденс.
— Обещаю, — сказала она. — И простите меня, Джоан.
Повесив трубку, вздохнула и побрела к замку. Утро было сырым и прохладным, а когда Пруденс проходила мимо церкви, начал моросить дождь. Итак, у нее две недели. Две недели на то, чтобы признаться Хейли, Колину и Джульете Монтгомери, кто она такая. Две недели на то, чтобы получить разрешение Хейли. И две недели на то, чтобы убедить себя, что она не влюбилась в Колина Монтгомери.
Макголины, выходившие из церкви, увидели ее и пригласили на воскресный чай. Пруденс согласилась без колебания — ей необходимо было отвлечься. Тем более что Макголины понравились ей с самого начала.
Венди шла сама, держа родителей за руки. Одета она была в килт из того же материала, что отцовские штаны и материнская кофта. В джинсах и темно-синем велюровом пуловере Пруденс почувствовала себя как-то неловко.
— Вы уверены, что я не помешаю вам? — спросила она.
Пауль засмеялся:
— Наоборот, нам очень приятно, мисс Эдвардс.
— Зовите меня просто Пруденс.
Коттедж Макголинов был построен из темного серого камня. Проходя по мощеной дорожке к дому, Пруденс обратила внимание на большой двор, засаженный кустами роз, в большинстве вьющихся сортов, и на маленький участок, где росли пряные травы, от которых исходил изумительный запах. Она последовала примеру хозяев и оставила туфли у двери, сразу же за которой начиналась большая жилая комната. Камин, выложенный из камня, находился в центре. Около него, за диваном, стоял ткацкий станок. Чуть поодаль, в углу — прядильное колесо и корзины с шерстью. Образцы творчества Бренды были тут же: коврики под ногами, покрывала на диване и креслах, толстый мат перед дверью.
— Какой у вас очаровательный дом! — изумилась Пруденс.
Пауль пригласил ее сесть на диван перед камином.
— Поскольку я и сама шью, меня привлекает ткацкое дело. Здорово у вас получается.
— Спасибо, — уходя на кухню вместе с Венди, сказала Бренда.
— Давайте я помогу вам, — предложила Пруденс.
Усаживаясь в кресло, Пауль возразил:
— Мы уже все приготовили утром, перед тем как пойти в церковь. Бренда только поставит чайник. А что вас привело в деревню в такую рань?
Пруденс соврала, надеясь, что ее никто не уличит:
— Решила подышать свежим воздухом.
— Не очень-то подходящая погода для прогулки, — без всяких подозрений отреагировал Пауль. — Вы были вчера на вечеринке у Колина?
Пруденс кивнула. Она не знала, приглашал ли их Колин. Или, несмотря на дружбу, все же считает их ниже себя?
— Мы с Брендой тоже как-то ходили, хотя и не любители посещать подобные мероприятия. Джульета была?
— Да. Я думаю, она осталась на ночь. У меня не было возможности как следует поговорить с ней. А где она живет?
— Сейчас в Париже. В замке она сошла бы с ума. — Пауль поднялся, чтобы помочь Бренде принести поднос с чаем. Венди уже жевала лепешку с джемом. — Она работает там в большой парфюмерной фирме, — добавил он.
