случае, можно будет отстреливаться.
— От кого?
— Откуда я знаю, от кого… Ты ничего не знаешь, а я то уж, — и подавно.
В стороне заиграл духовой оркестр. И стало совсем весело. Как когда-то на первомайской демонстрации. Празднике весны и труда.
Слонов выстроили на футбольном поле, они там стояли в некотором ступоре, недавно еще ехавшие в поезде, и не подозревавшие, что через несколько дней их будут с такой помпой пристраивать в хорошие руки… Мужчины, женщины, старики и дети, — кого здесь только не было. Выбор товара на любой, самый прихотливый вкус.
Хозяйство дедушки Гафара оказалось самым зажиточным, — у других, слонов было с десяток, и обчелся, и все какие-то ободранные, неприглядные на вид, перепуганные, грязные, с несчастными лицами… Только от дедушки Гафара слоны были упитанные, относительно чистые, одетые не в обноски, а в свое, — в чем их сняли с поезда, в том и стояли. То есть, у дедушки Гафара, в отличие от остальных, товар имел товарный вид.
Иван искренне порадовался, что они попали в рабство к такому нормальному деду.
Трибуны были наполовину заполнены, разночинный народ шумел под музыку и радовался, — еще бы, каждый захотел бы на их месте приобрести себе такую приятную забаву, — самого настоящего живого раба. Иван так их понимал.
— В последний раз спрашиваю, — сказал он, когда они остановились на развилке, и нужно было решать, на трибуны им идти или на футбольное поле. — Не спеши… Подумай хорошенько, прежде чем ответить.
Но Машка отвечать ему не стала, она отстранила Ивана и отправилась прямо к одиннадцатиметровой отметке.
Ну, хорошо, — подумал Иван, — если хочешь получить, ты у меня получишь.
Деловая хватка, и на этот раз не подвела его… Если ситуация складывается так по-дурацки, и она вообще ничего не соображает, — то он сообразит за них двоих.
Тут оркестр грянул «туш», — и диктор по стадиону объявил:
— Торги объявляются открытыми… Сразу предупреждаю, желающие заплатить за себя выкуп, сделайте шаг вперед. Но если ваши родственники будут не в состоянии, или вы хотите другим способом обмануть финансовую инспекцию, помните, — вас ждут штрафные работы. Так что трижды хорошенько подумайте, прежде, чем сделать этот шаг…
Машка пристроилась в самом конце шеренги невольников, встала там, как она любила, — опустив голову вниз… И стала ждать покупателей.
Иван же, передвинув кобур с пистолетом на живот, чтобы смотрелось повнушительней, прохаживался рядом с независимым видом.
Покупатели не заставили себя ждать, — они несмелым ручейком, кто с серьезной миной, кто посмеиваясь, потекли с трибун и стали прохаживаться вдоль белой полосы, изображавшей прилавок.
Между тем, опять подал голос диктор:
— Требуются камикадзе-диверсанты… Обращаюсь к тем, кто хочет обеспечить свою семью. Если вы поступаете в ряды камикадзе, то после исполнения задания, — ваша семья получает свободу. Наряду с материальной компенсацией. Она может вернуться на прежнее место жительство, или остаться в нашей зоне, но уже на правах полноправного гражданства. Если вы заботитесь о своих детях, не теряйте свой шанс. Судьба ваших детей в ваших руках!..
Микрофон зашуршал, и голос диктора раздался снова:
— Требуются специалисты… Каменщики, плотники, слесари, рабочие строительных специальностей, бетонщики, арматурщики. Требуются токари высоких разрядов, револьверщики, фрезеровщики… Прекрасное питание, проживание в общежитии, нормированный рабочий день!
Покупатели не спеша прогуливались вдоль прилавка, вглядывались в лица и фигуры слонов, о чем-то спрашивали продавцов, которые, как заметил Иван, безбожно расхваливали свой товар.
Какой-то жиртрест обратился и к Ивану.
— Продаешь?
— Да, — оживился тот, — вот эту мымру.
— И почем?
— Лимон.
— Чего? — не понял жиртрест.
— Лимон баксов, — повторил Иван, — берите, не пожалеете. Она умеет готовить, — пальчики оближешь. Почти из ничего — так наварит!..
— Мальчик, — сказал озадаченный жиртрест, — самый дорогой слон у нас никогда не стоит дороже двух тысяч. Да и то эту цену я помню только один раз, в прошлом году, — какой-то ненормальный дал столько за печника, — тот умел класть деревенские печки по старинной технологии, чтобы не дымили, давали тепло на весь дом и стояли века…
— Иван, — зло прошептала Машка, когда жиртрест отвалил, — я тебе оторву голову.
— За что? — изумился Иван. — Я сделал что-то не так?.. Тебе что, не нравился твоя цена? Я бы за тебя попросил больше, так ты мне нравишься, — но они за тебя больше вряд ли дадут.
— Ты все превращаешь в комедию, — прошептала ему Маша.
— Такай серьезный процесс. Я превращаю в комедию, — не поверил Иван.
— Не знаю, что я с тобой сделаю, — продолжала злиться Маша.
— Так сделай, сделай, — чего же не делаешь. Пусть все посмотрят, на что ты способна… А то расположилась здесь божьим одуванчиком.
Они так шипели друг на друга какое-то время, пока на Машу не стали обращать внимание. Конечно же, — мужики.
Иван вообще никогда этого не понимал. Ей можно было надеть одеяло на голову, — все равно они выделят ее среди остальных таких же одеял, уставятся только на ее одеяло, — больше ни на чье.
Проверено много раз. Без одеяла, конечно, — но, с одеялом или без, по-другому с этой Машкой не бывает.
Так что те, кто шел справа налево, доходили до Машки и останавливались передохнуть. А те, кто шел слева направо, начинали свой променаж с культурного отдыха.
Вокруг образовалась небольшая толпа.
Бизнес-план был прозрачен, как стекло. Поскольку их цель оказаться в Москве. А не в каком-нибудь захудалом гареме.
Для этого необходим был самый крутой настоящий миллионер, — что-нибудь хоть издалека напоминающее Гришку.
И все, — полдела тогда сделано. Раз у нее раздвоение личности…
Мужики молчали. В основном… Просто, смотрели.
— Или покупайте, или проходите. Нечего здесь глазеть, — прикрикнул на них Иван.
— Ты ее хозяин? — с оттенком какого-то подлинного уважения стали спрашивать его.
— Естественно, — мгновенно испытав чувство заслуженной гордости, отвечал Иван.
Он ожидал дальнейших расспросов, готов был провести что-то наподобие пресс-конференции, но на какое-то время у них у всех отнялся язык, — они просто разглядывали Машку, как картину.
— Продается? — наконец-то спросил кто-то, но с такой интонацией, что можно было подумать, он не знает, что на свете все можно продать, — все, что растет, цветет, благоухает, все, на что можно положить взгляд, обнять руками, поднять, увезти, приволочь, сделать, украсть, выкопать, насобирать, поймать, и все такое прочее… Про дамочек, так вообще, — любая из них, как только пройдет свой переходный возраст, выставляет себя на продажу. Вопрос лишь в том, когда это с ней случается, — с тринадцати или четырнадцати лет? И знает ли дамочка себе настоящую цену. Чтобы не продешевить… Про Машку, так вообще, — раз стоит за прилавком, на месте товара, значит продается. Чего здесь непонятного.
— Лимон, — гордо сказал Иван.
На этот раз никто не удивился… Кто только подошел, те удивились, а кто немного постоял вблизи
