міръ. Конечно, привиллегированные очень желали бы сохранить для себя выгоды знаній, предоставивъ народу оставаться въ нев?жеств?. Чуть не ежедневно предприниматели прим?няютъ тотъ или другой химическій способъ, и привиллегіями и патентами присваиваютъ себ? исключительное право на фабрикацію т?хъ или иныхъ полезныхъ для челов?чества предметовъ; какъ изв?стно императоръ Вильгельмъ требовалъ отъ врача Коха признанія государственной монополіей изобр?теннаго имъ средства изл?ченія; многіе изобр?татели работаютъ надъ т?мъ только, чтобы удовлетворить эгоистическіе вкусы богатыхъ.
Такіе эксплуататоры знаній попадаютъ въ положеніе волшебника изъ «тысячи и одной ночи», распечатавшаго сосудъ, въ которомъ въ продолженіи десяти тысячъ л?тъ запертъ былъ усыпленный геній. Они хот?ли бы снова запереть его, и запечатать тремя замками, но забыли слова заклинанія и геній остался свободнымъ навсегда.
И по какому то странному противор?чію, оказывается, что относительно вс?хъ соціальныхъ вопросовъ, въ которыхъ рабочіе им?ютъ прямой и естественный интересъ требовать всеобщаго равенства и всеобщей справедливости, имъ легче, ч?мъ профессіональнымъ ученымъ, удается познаніе истины, которая и есть д?йствительное знаніе.
Было время, когда огромное большинство рождалось, жили рабами и не им?ли другого идеала, какъ перем?нить господина.
Никогда имъ не приходила въ голову мысль, что вс? «люди равны». Теперь же они знаютъ и понимаютъ, что это скрытое равенство, въ сущности уже осуществленное эволюціей, въ будущемъ должно превратиться въ равенство реальное, посредствомъ революціи, или в?рн?е непрерывнаго ряда революцій. Рабочіе, наученные жизнью, иначе понимаютъ законы политической экономіи, чемъ профессіональные экономисты. Они не заботятся о ненужныхъ подробностяхъ и подходятъ прямо къ сущности вопроса, спрашивая себя относительно каждой реформы, обезпечитъ ли она имъ хл?бъ или н?тъ. Къ различнымъ видамъ налоговъ, прогрессивнымъ или пропорціональнымъ они остаются равнодушны, зная, что вс? налоги въ посл?днемъ счет? оплачиваются б?дн?йшими. Они знаютъ, что для громаднаго большинства ихъ д?йствуетъ «жел?зный законъ»; который не им?я того фатальнаго неизб?жнаго характера, который ему прежде приписывали, т?мъ не мен?е является для милліоновъ людей страшной д?йствительностью. Въ силу этого голодный, самымъ фактомъ своего голода, обреченъ на полученіе за свой трудъ только скуднаго пропитанія. Суровый опытъ постоянно подтверждаетъ эту необходимость, вытекающую изъ права силы. Не стало-ли общимъ правиломъ обрекать на гибель челов?ка, когда онъ становится не нуженъ и безполезенъ своему хозяину?
И такъ, безъ всякаго парадокса можно сказать, что народъ или по крайней м?р? та часть народа, которая им?етъ досугъ мыслить, не проходя даже университетскаго курса, обыкновенно знаетъ гораздо бол?е, ч?мъ большинство ученыхъ; онъ не хочетъ знать безконечныхъ подробностей, онъ не посвященъ въ тысячи головоломныхъ формулъ; его голова не загромождена названіями на вс?хъ языкахъ, какъ библіотечный каталогъ, но горизонтъ его шире, онъ видитъ дальше, съ одной стороны въ глубь прошлаго, съ его варварскимъ состояніемъ челов?чества, съ другой, въ преобразованное будущее; онъ лучше понимаетъ посл?довательность событій; сознательно относится къ великимъ историческимъ движеніямъ; лучше знакомъ съ богатствомъ земного шара; въ конц? концовъ онъ больше челов?къ. Въ этомъ смысл? можно сказать, что иной товарищъ, анархистъ, изъ нашихъ знакомыхъ, котораго общество признало достойнымъ лишь тюрьмы, въ сущности мудр?е ц?лой академіи или ц?лой банды студентовъ, только что выпущенныхъ изъ университетовъ, нагруженныхъ научными фактами. Ученый чрезвычайно полезенъ какъ каменщикъ: онъ извлекаетъ матеріалъ, но не онъ имъ пользуется, и д?ло, уже всего народа, всего общества, воздвигнуть зданіе.
Пусть каждый возвратится къ своимъ воспоминаніямъ и онъ можетъ тогда констатировать перем?ны, происшедшія съ половины девятнадцатаго в?ка въ образ? мыслить и чувствовать и вытекающихъ, сл?довательно, изъ этого соотв?тственныхъ изм?неній въ манер? д?йствовать. Казалось несомн?ннымъ, что въ каждой организаціи должна быть голова, начальникъ, командиръ. На небесахъ Богъ, хотя бы это былъ Богъ Вольтера; властитель на трон?, или на кресл?, будь то конституціонный король или президентъ республики, «откормленный боровъ», по удачному выраженію одного изъ нихъ самихъ; хозяинъ при каждой фабрик?, старшина въ каждой корпораціи, мужъ или отецъ съ грубыми окриками въ каждомъ хозяйств?. Но со дня на день предразсудокъ разс?ивается и престижъ власти падаетъ; ореолъ бл?дн?етъ по м?р? того, какъ наступаетъ день. Вопреки приказаніямъ, чтобы и нев?рующія д?лали видъ что они в?рять, вопреки академикамъ и профессорамъ, которые должны притворяться, чтобы сохранить свой престижъ, — в?ра исчезаетъ и не смотря на вс? кол?нопреклоненія, крестныя знаменія и мистическія комедіи, в?ра въ В?чнаго Господа, отъ котораго происходитъ власть вс?хъ смертныхъ господъ разс?ивается, какъ сновид?ніе ночи.
Кто бывалъ въ Англіи и Соединенныхъ Штатахъ,черезъ двадцатил?тній промежутокъ, того поражаетъ чудесное преобразованіе, совершившееся въ умахъ въ этомъ направленіи.
Оставивъ людей нетерпимыми фанатиками, косн?вшими въ своихъ религіозныхъ и политическихъ в?рованіяхъ, ихъ находили интеллигентными, свободомыслящими, чуткими ко всякой лжи и несправедливости. Ихъ уже не устрашаетъ призракъ мстительнаго Бога.
Упадокъ уваженія есть важн?йшій практическій результатъ этой идейной эволюціи.
Ч?мъ въ самомъ д?л? недовольны попы, бонзы или муллы? Т?мъ что люди ум?ютъ думать не по ихъ указамъ. На что также жалуются сильные міра сего? На то, что ихъ третируютъ, какъ простыхъ смертныхъ, имъ не уступаютъ дороги, имъ небрежно кланяются.
Да и повинуясь представителямъ власти ради куска хл?ба, и отдавая имъ вн?шніе знаки почтенія, люди знаютъ ц?ну этимъ господамъ, ихъ собственные подчиненные первые стараются обратить ихъ въ посм?шище. Не проходитъ и нед?ли, чтобы по адресу судей, од?тыхъ въ красныя мантіи, съ форменными шапочками на головахъ не раздавались со скамей подсудимыхъ ругань и насм?шки ихъ жертвъ. Даже иногда заточенные бросаютъ своими деревянными башмаками въ головы предс?дателей суда. А генералы! Мы ихъ вид?ли на д?л?. Мы вид?ли, какъ они съ важнымъ, напыщеннымъ величественнымъ видомъ осматривали аванпосты, не давая даже себ? труда подняться на воздушномъ шар? или послать офицера наблюдать позиціи непріятеля. Мы слышали, какъ они отдавали приказы разбирать мосты, хотя въ виду не было ни одной непріятельской батареи, и какъ они обвиняли своихъ инженеровъ, за то, что они строили слишкомъ узкіе мосты, ст?снительные для аттакующихъ колоннъ. Мы съ болью слышали ужасную канонаду при Бурже, гд? н?сколько сотъ несчастныхъ растр?ляли вс? свои посл?дніе патроны, напрасно ожидая, чтобы «генералиссимусъ» прислалъ имъ на помощь хотя бы небольшой отрядъ изъ полумилліонной арміи, находившейся подъ его командой! За т?мъ мы съ изумленіемъ сл?дили за пресловутымъ «д?ломъ Дрейфуса», въ которомъ сами офицеры доказали намъ, что судебный приговоръ по приказу, интриги въ домахъ терпимости и лжепатріотическія компаніи, нисколько не противор?чатъ правамъ и понятіямъ о чести въ арміи. Удивительно-ли посл? этого, что уваженіе къ власти падаетъ или даже обращается въ презр?ніе.
Правда, уваженіе падаетъ, но не то истинное уваженіе, которое челов?къ заслужилъ по праву своей самоотверженностью или своими трудами, а то низкое и позорное уваженіе раба, которое привлекаетъ толпу з?вакъ къ м?сту прі?зда короля и которое лакеевъ и лошадей важныхъ особъ д?лаютъ предметами восхищенія. Не только исчезаетъ авторитетъ, но и т?, кто всего бол?е претендуетъ на всеобщее уваженіе, сами первые компрометируютъ свою роль сверхъ-челов?ческихъ существъ. Въ старину повелители Азіи знали искусство заставлять обожать себя. Ихъ дворцы видны были издалека; всюду воздвигались имъ статуи, читались эдикты, но сами они никогда не показывались.
Наибол?е приближенные изъ ихъ подданныхъ могли предстать передъ ними только на кол?няхъ: и лишь иногда зав?са на половину поднималась, чтобы явить ихъ въ полномъ блеск?, зат?мъ мгновенно падала, оставляя пораженными величіемъ души т?хъ, кто лицезр?лъ ихъ хоть одно мгновенье. Въ т? времена, преклоненіе было такъ сильно, что повергало подданныхъ въ состояніе самоуниженія: н?мой приносилъ осужденному шелковый шнурокъ, и этого было достаточно, чтобы в?рноподанный обожатель немедленно удавился. Къ одному эмиру въ центральной Азіи подданные должны были являться съ головой, склоненной на правое плечо и веревкой на ше?, къ концу которой пов?шенъ былъ мечъ, чтобы ихъ повелитель по своему капризу могъ выбрать оружіе и расправиться съ своими рабами.
Тамерланъ, прогуливаясь на верху башни, д?лаетъ знакъ пятидесяти окружающимъ его придворнымъ и
