было прекрасно известно, сколь велики в своем могуществе лучшие словенские волшебники. Это она поняла еще из уроков отечественной истории, что преподавалась в Институте великородных девиц. Оное могущество, по мнению Снежаны, обязательно должно было проявиться в сыске убийцы.
Все утро она места себе не находила. То ей вдруг начинало казаться, что братовы сослуживцы поднапутали, что вечером Клюй будет на балу, и ей, как третьего дня, опять доведется, стоя рядом с ним, сдерживать нервическую дрожь… То приходило в голову, что она сама во всем виновата – ведь именно она, задумавшись однова о своей будущей судьбе, прокляла тот день, когда Клюй появился в доме Нарышек. И день тот прокляла, и самого Клюя Колотку. Оно и понятно – из любви великородной к волшебнику, знамо дело, не может получиться ничего справного… То была слабость и слабость минутная, ибо Снежана сразу пожалела о своих проклятьях. Но вот боги, похоже, их услышали. И не забыли!..
А затем к ней явилась и вовсе жуткая мысль. Жуткая настолько, что Снежану индо в жар бросило от стыдобушки и она тут же попыталась забыть оные думы. Однако мысль забываться не пожелала, свербила потихонечку, донимала Снежану – словно кто-то силой вбивал ее в девичью голову. И чем больше Снежана мучилась ею, тем больше стыдилась. Да и как не застыдиться, коли вам вдруг приходит на ум, будто случившееся-то является для вас как раз самым наилучшим выходом. Да, вестимо, любушка ваш преставился, но ведь мама не раз говорила, что двадцатая вода все унесет. И в первую очередь – неразделенную любовь… Унесет!.. А коли не унесет, мама? Что тогда? Может, тогда мне лишь одна дорога – в петлю…
Перед обедом Снежанина горничная Радомира сообщила, что в доме появились именитые гости. Оказывается, из Новагорода прикатили двое «высококвалифицированных» (Радомира трижды споткнулась на этом слове) волшебников, и молодой хозяин предложил им кров, постель и трапезу. Ничьего согласия на это братец, знамо дело, не испросил.
Снежана тут же смекнула, с какой такой целью столичные колдуны пожаловали в Ключград. Все ведь просто, знаете ли… Ночью убили волшебника, и тут же в город заявляются подобные гости. Столь удивительных совпадений, знаете ли, не бывает! И теперь уж убийцу сыщут всенепременно.
Но волшебники Снежане сразу не понравились. В особенности тот, что помладше.
Пожилой-то был колдун типичный – стальные пронизывающие глаза, малоподвижное лицо, не способное родить не то что улыбку, а индо мерзкую ухмылку. Фигурой, правда, похож на медведя, но ведь не всем же жить худющими да стройными.
Второй волшебник выглядел совсем по-иному. Лет сорока, долговязый, светловолосый, кареглазый. Прямой, аки минуту назад дрын проглотил. И лицо… Вроде бы тоже малоподвижное, но все время кажется, что он изо всех сил пытается не допустить на смурную физиономию незваную усмешку. Чудной тип. И высокомерный, как все волшебники. Вестимо – чародей, знаете ли, не кухонный колдунишка, озабоченный лишь вкусом приготавливаемых к трапезе шницелей. И разумеется, ни в грош не ставящий дюжинных людей. Даже великородных. Клюй-то был много мягче…
Нет, не понравился Светозар Сморода Снежане, пусть бы он был хоть сам Кудесник. А с теми, кто ей не нравился, Снежана привыкла обращаться предельно просто. След сразу дать им понять все, что вы о них думаете, и дело с концом. Скушают, голубчики, не подавятся!
Мама, правда, говорит, что показывать свое истинное отношение к людям скудоумно, но на то она и мама, чтобы «воспитывать» дочь. Воспитательница наша мама, знаете ли!.. Папенька-то Снежану ввек не «воспитывал»…
Скушал и Сморода поданное Снежаной блюдо, скушал, не подавился. Хоть и пронизал девицу убивающим взглядом. Токмо врете, сударь, не убьете! Не на такую напали, знаете ли! Тем паче, что еще перстом о перст не ударили, а уже за один стол с Нарышками усаживаетесь. Да еще и любимую Снежанину горничную в служанки заполучили! Будто в доме мало прислуги!.. Словом, она сказала непрошеным гостям все.
А за столом специально села напротив столичного чародея, дабы еще раз дать понять незваному гостю свое к нему отношение. Впрочем, на Смороду ее острые шпильки не слишком подействовали. Отговорился, что опосля приезда было мало времени… Как будто на обед к Нарышкам их Сувор арканом тащил. Занимались бы своими прямыми делами, может, много времени для сыска бы и не потребовалось… А тут еще папа решил хлебосольство фамильное проявить – пригласил столичных волшебников на бал. Им же и в голову не пришло отказаться. Видать, те еще работнички!
А потом она обнаружила, что Сморода внимательно ее изучает. Правда, взгляд его показался Снежане странным. Эдаким вот образом Сувор поглядывал на горничных, когда рядом не было Купавы. Впрочем, на свою супружницу он поглядывал еще жарче. А ее, Снежану, одаривали подобными взглядами молодые люди на балах и приемах…
Ну, с Сувором-то и молодыми людьми это понятно, мужчины есть мужчины, у них известно что на уме. Они не токмо смотреть способны – и обнять могут, и с поцелуями пристанут, клещами не оторвешь. Им ведомо, что именно вам любо… Да и есть у княжны Нарышкиной на что посмотреть, знаете ли! Уж это-то ей хорошо известно – достаточно обратиться к зеркалу. Аж раздеваться не потребуется… А вот о чем своим взглядом хотел сказать чародей?
Тем не менее Снежана сразу почувствовала, что ей оный взгляд нравится. И от чувства сего возненавидела Смороду еще больше. Ясное дело, что в обычном смысле на чародея девичьи прелести подействовать не могли. И тем не менее он исподтишка все время разглядывал ее грудь. Ощущение было, словно персей касались чужие потные лапы. Пришлось поделиться с чародеем еще одной парочкой «изысканных» выражений.
И, как ни странно, подействовало – Сморода с позором бежал. Однако нарадоваться Снежана не успела – опосля обеда изрядно досталось от матери. Отчесала мама дочку и в хвост и в гриву… Вы, краса моя, совсем белены объелись! След же думать, люба моя, допрежь чем такое говорить! Это вам, душа моя, не домашний колдун, это столи-и-ичный чароде-е-ей! И тому подобное… Интересно, что бы сказала мама, если бы заметила,
А ничего бы, надо думать, не сказала. Как она крутилась возле гостя на балу! Тьфу, смотреть противно!.. Конечно, в голубом чародейском одеянии Сморода выглядел очень импозантно. Ведает, гусь, как на обед себя подавать… Но чего перед ним этак расстилаться! Хоть Нарышки обитателям Городища Ярославова и седьмая вода на киселе, но все ж таки великородные. След же известное достоинство иметь. И не заставлять родственницу Рюриковичей – пусть и дальнюю – извиняться перед каким-то волшебником, без роду без племени! Да еще и грубияном хоть куда. Она, видите ли, не в свое дело лезет! Старый самодовольный козел!.. Исполать богам, столичные гости не задержались на балу, удрали по своим комнатам, отсыпаться после труды многая!
И исполать богам, отсутствовали весь следующий день! Хоть не путались под ногами, когда пришло время прощаться со Светкой да Милкой! К вечеру, правда, заявились, голубчики. Злые как собаки цепные!.. Вестимо, никого они за целый день не нашли. Преступников искать, знаете ли, не медовуху на балах попивать!
И тут ей дурость в голову забрела да такая, что хоть стой хоть падай. Приспичило, знаете ли, вновь ощутить на себе
Однако ныне Сморода на нее не пялился. Наверное, переживал неудачу в розысках преступника. Или злился на всю подлунную…
Как ни странно, равнодушие его Снежану задело. Пришлось вставить безразличному злюке очередную шпильку и вновь обратить в бегство. Затем и второму волшебнику выложила все, что она о них, голубчиках, думает. А заодно и маму с Сувором поблагодарила за веселых гостей.
На сей раз, правда, Сморода в своей комнате не прятался, вернулся в трапезную быстро. А получив еще одну острую шпильку, индо огрызнуться соизволил. «Попутного ветра в паруса, сударыня!..» Грубиян несчастный!.. Это вам, сударь, попутного ветра из нашего дома!..
Но связываться больше не хотелось, ни к чему совсем расстраивать бедную мамочку. Тем паче что
