Чарлз добежал до парадного входа, но там оказалось заперто. Он бросился дальше. За спиной послышался голос сторожа, подзывавшего собаку. Болонка притормозила. Чарлз окончательно потерял голову, сделал отчаянный рывок и метнулся в первую попавшуюся дверь.
За дверью было темно, просторно и холодно. Чарлз сделал несколько осторожных шагов и ударился ногой о ряд металлических стульев. Стулья звякнули. Чарлз застыл, съежившись: вот-вот его найдут! Некоторое время он ничего не слышал из-за стука собственного сердца. Потом снова послышалось тявканье — но где-то далеко. Наверное, собачонка потеряла след. Чарлз различил над стульями очертания высоких окон. Он оказался в актовом зале.
Чарлз сразу понял, что ничего лучше и придумать нельзя. Надо поскорее вернуть шиповки. Да нет, какие там шиповки! Мистера Уэнтворта! Надо вернуть мистера Уэнтворта, а когда появится мистер Уэнтворт, замолвить словечко за Брайана.
Тут-то Чарлза и осенило, что возвращать мистера Уэнтворта никак нельзя. Если даже мистер Уэнтворт и не знает, кто сделал так, что он исчез, стоит ему вернуться и увидеть Чарлза, как он тут же обо всем догадается.
— Ведьмы горящие! — простонал Чарлз,— Как же я сразу-то не сообразил?!
Собачонка снова затявкала, на этот раз ближе. Чарлз, чувствуя, что его загнали в тупик, а решить он ничего не в состоянии, рванулся вперед и налетел на следующий ряд стульев. Это был прямо-таки лабиринт из стульев. Тогда Чарлз застыл на месте и стал думать.
“Надо попробовать вернуть шиповки”, — решил он. Если сторож его найдет, можно будет сказать, что он так разволновался из-за шиповок, что даже стал ходить во сне, как лунатик! Чарлз неуверенно вытянул перед собой руки. Собака, судя по всему, приближалась…
— Шиповки,— сказал Чарлз. Голос у него осип от холода, волнения и страха. — Шиповки. Ко мне. Шнель. Абракадабра. Шиповки, говорю! — Тявканье слышалось под самой дверью зала. Чарлз помахал руками в воздухе и скрестил их на груди. — Кроссовки! Ботинки! Башмаки! Обувка!
Нечто, судя по всему, напоминающее ботинок, упало на сиденье рядом с ним. Несмотря на тявканье под дверью, Чарлз просиял от восторга. Второй башмак шлепнулся с другой стороны. Чарлз протянул руки, чтобы нашарить их. Тут еще два башмака рухнули ему на голову. Еще несколько свалилось к ногам. Со всех сторон слышался нарастающий гул падающих туфель. Чарлз оказался под обувным дождем. А собака не просто тявкала, но еще и скреблась в дверь. Чарлза огрело по плечу что-то тяжеленное, никак не меньше болотного сапога, он повернулся и стал ощупью пробираться между стульев, спотыкаясь о кроссовки, кеды, бутсы и ботинки, а обувь все падала и падала!
Сторож был уже почти под дверью — сквозь стекло был виден приближающийся свет. Ориентируясь на мутное пятно, Чарлз бросился к выходу. Теперь уже никакие разговоры про лунатиков не помогут — надо сматываться, и побыстрее! Он пробрался, пригибаясь, под градом падающей обуви между рядов стульев к дальней стороне зала и ринулся к двери, в которую обычно входили учителя…
За дверью было темно, хоть глаз выколи. Чарлз решил, что попал в учительскую, хотя точно, конечно, не знал. Вытянув руки перед собой и ничего не соображая от ужаса, он едва не упал, споткнувшись о кресло. Выпрямляясь, Чарлз подумал о той ведьме, которую он провел через сад. Налетев на стопку тетрадей, он понял, что думать о ведьме надо было раньше. Она ведь говорила, что когда боишься, колдовать не получается, все выходит наперекосяк. Это правда. Наперекосяк и вышло. “Очевидно, — думал Чарлз, яростно отбиваясь от какого-то пальто, — чтобы все получилось как надо, нужны ясная голова и холодная концентрация”. Ну вот, хвала небесам, наконец-то нашлась дверь!
Чарлз вылетел в коридор, понял, что отсюда рукой подать до главной лестницы, и бросился наверх. На бегу он нащупал волдырь на пальце и потер его. Какая глупость! На что только он потратил деньги! Кажется, ожог ничему его не научил. А вот и прекрасные зеленоватые ночники спален, такие гостеприимные. Совсем недалеко.
Чарлз не помнил, как добрался до постели. Последнее, о чем он успел подумать — вернулся ли Брайан в спальню или все-таки подался в бега?
Когда утром прогремел звонок, Чарлзу показалось, что заснул он на полу где-то возле кровати Брайана… Но нет — он был в собственной постели. Очки, как положено, висели на спинке. А вдруг все это ему просто приснилось? Но когда он собрался с силами и сел на постели, зевая, со всех сторон послышались возмущенные голоса:
— Где мои ботинки?
— Э, а куда башмаки подевались?!
— У меня даже тапки пропали!
— Ну что, теперь ты еще и обувь воруешь, а, Брайан? — спросил Саймон и дал Брайану подзатыльник — весело и беспечно, словно давая всем понять, что Брайан на такие остроумные шуточки попросту неспособен.
Брайан с трудом поднялся на колени в постели. Ему явно хотелось спать не меньше, чем Чарлзу. Брайан ничего не ответил Саймону и не взглянул на Чарлза.
В соседней спальне тоже искали обувь. А в коридоре послышался бас какого-то старшеклассника:
— Эй! Кто у нас все ботинки спер?!
Все страшно разозлились. Решили, что это глупый розыгрыш. Чарлз от души надеялся, что так будут думать и дальше… Всем пришлось ходить в носках. Обувь Чарлза тоже пропала, и, радуясь, что ничем не отличается от других, он натягивал вторую пару носков, когда по коридору пронесся некий слух, невероятный, как и все слухи: (Кто его пустил, было неизвестно.)
— Надо спуститься в актовый зал! Вся обувь там!
Чарлз нырнул в толпу, которая ринулась, оскальзываясь, в актовый зал. Пролетом ниже к толпе присоединились девочки — они тоже были в носках и тоже рвались в зал. Само собой, к дверям в зал было не подойти — там теснились старшеклассники. Младшие кинулись во внутренний двор, чтобы заглянуть в окна зала. То, что они там увидели, преисполнило их трепетом.
В школе, где живут и учатся шестьсот учеников, обуви очень много. Даже если бы у каждого ученика было по одной паре, все равно набралась бы тысяча двести башмаков. Но в Ларвуд-Хаус было положено надевать особую обувь почти для всего: так что смело прибавьте сюда еще гимнастические тапочки, шиповки для бега, теннисные туфли, чешки, пуанты, а еще и запасные ботинки, лаковые штиблеты, сандалии, бутсы для футбола и бутсы для хоккея на траве, резиновые сапоги и зимние башмаки. Так что, сами понимаете — в Ларвуд-Хаус были тысячи пар обуви!
Не забудьте и о взрослых: поразительные ботильоны мисс Кэдвалладер (с каблуками, как катушки ниток!), несусветные галоши кухарки, подбитые гвоздями башмаки садовника, замшевые, ручной работы туфли мистера Крестли, армейские ботинки мистера Брубека, все шестнадцать пар лодочек на шпильках, принадлежащих экономке; чьи-то лиловые ботиночки на меху… и даже неведомо откуда взявшиеся сапоги для верховой езды — чего там только не было! Подсчитайте — число выходит воистину впечатляющее!
Стулья в зале были погребены под чудовищным обувным курганом…
Среди общего изумленного ропота послышался голосок Терезы:
— Если это кто-то шутит, по-моему, получилось совсем не смешно. Мои следочки теперь все грязные! (Поверх школьных носков она надела пару пушистых голубых мохеровых следочков.)
Дальше произошла форменная свалка. Все ринулись в зал через двери и окна — и полезли, спотыкаясь и съезжая, на гору башмаков, пытаясь раскопать свою или по крайней мере просто подходящую по размеру пару.
Тут загремел чей-то голос:
—~ ВОН ОТСЮДА! ВСЕ ВОН! ОСТАВЬТЕ ОБУВЬ ЗДЕСЬ!
Чарлза захватил сравнительно медленный поток выходящих и ему пришлось вывернуть шею, чтобы посмотреть, кто же кричал.
Это был мистер Уэнтворт! Чарлз так удивился, что застрял в чем-то вроде водоворота у самой двери зала и наружу не вышел. Ему было прекрасно видно мистера Уэнтворта: тот шел вдоль подножия обувной горы. Он был, как всегда, в потертом костюме — но босиком. В остальном ничего странного в нем вроде бы не наблюдалось…. За ним шли мистер Крестли в ярко-желтых носках и мистер Брубек в носках с большой дырой на левой пятке. За ними следовал сторож. А за ним, само собой, семенила болонка, которой явно не терпелось поднять ножку на курган.
