— Что? Неужели вы меня бросите? — испугался Пиппинс. — Покинете, когда мне особенно тяжело, когда мне хочется плакать, когда я остался один, без Дорис, без перстня?!
— Уф! — яростно шипела Кэт.
— Успокойся, Диззи, — пытался я утешить друга. — Мы тебя не бросим, но ты же сам видишь, что бугорка нет, флага нет, Дорис нет, а мы хотим спать, мы устали, сегодня мы уже разобрали несколько запутанных дел, нашли Фифи, разоблачили мошенников. Теперь нам надо отдохнуть. Встретимся завтра… Скажем, в одиннадцать, и хорошенько поищем флаг, перстень и твою дражайшую Долли…
— Дорис…
— И ее, разумеется… все сделаем для нашего Диззи!
Пиппинса неожиданно прорвало:
— Завтра в одиннадцать? Когда опять будет полно народу? Не пойдет, эта пустая идея отпадает! Сегодня я целый день бродил по пляжу, где собралось несколько миллионов бездельников — и ничего! Нет, этого нельзя делать днем! Только ночью… вот так… в темноте!
Он уселся на песок и пригласил меня разделить компанию. Я опустился рядом на теплый песок.
— Я уморился, — сказал он. — И не удивительно! Такая ночь…
— Такой день, хотели вы сказать, — заметила сверху Кэт. — У вас был ужасный день… Я понимаю вас!
— Такая ночь… — упрямо повторил Дионисий. — Мы с Дорис брели по пустому пляжу, взявшись за руки, бегали, догоняли друг друга, падали, поднимались… вдруг…
— Постой-ка, — попытался я поставить все на свои места, — ты говоришь об этой или прошлой ночи?
— Прошлой, конечно!
— Итак, вы развлекались в темноте, бегали, падали, устали… затем вы поняли, что вам хочется спать, и пошли домой, баиньки! Все так же, как у меня, — подытожил я сонным голосом. — Я хочу спать, хочу домой!
— Вдруг кто-то стукнул меня по голове! — напомнил о себе наш клиент.
— Для другого вы и не годитесь! — поддакнула Кэт.
— Один раз, второй… — Дионисий ощупал лысую голову. — Вот сюда! Каким-то твердым предметом.
— Орудийный снаряд? — поинтересовался я, увлеченный рассказом.
— Скорее бита для бейсбола, — отвечал мой друг. — После первого удара я еще был в сознании, но когда этот хромоногий хватил меня второй раз…
— Хромоногий, сказали вы? — переспросила Кэт и ткнула меня носком туфельки в бок.
Я посмотрел на нее удивленно и сердито, потому что чуть было не потерял равновесие и не свалился на песок. Она же вытянутым пальцем указывала мне на что-то, и я постарался понять, в чем дело. Однако с моей лягушачьей точки зрения я ничего не видел — может быть, и из-за действия алкоголя. Я покачивался на ночном ветерке и никак не мог сообразить, куда надо глядеть — на песок, на луну или виднеющиеся вдали освещенные верхушки небоскребов. Наконец я поднялся, и все стало проще. Кэт поддерживала меня одной рукой, а другую снова вытянула в темноту, и я смог проследить направление, которое она указывала.
— Ох, как меня треснул проклятый! — пыхтел где-то внизу Дионисий Пиппинс.
Во мраке, со стороны пучины, там, откуда доносилось дыхание океана и шум волн, чернел силуэт человека. Скорее всего, это был служащий пляжа, уборщик, что ли? Он обходил опустевший пляж и палкой с острым наконечником собирал мусор в огромный мешок.
— Бейсбольной битой? — прошептал я чуть слышно.
Уборщик был сильным человекообразным, широк в плечах, в старых матросских штанах. Он не спеша делал свое дело, переходя от одной кучки мусора к другой и ловкими движениями складывая забытые и брошенные предметы в мешок. Прихрамывая, он приближался к нам.
— Хромой? — подала голос Кэт.
IV
Иногда человеку вдруг хочется чего-то необычного.
Однажды среди ночи мне захотелось спуститься по Ниагаре. В другой раз, непонятно почему, — слетать в Гонолулу или распевать серенады на какой-нибудь темной мадридской улочке. Когда я был школьником, мне частенько казалось, будто в класс является Буффало Билл и уводит меня в далекие необъятные прерии, куда не доберется учительница. Я слышал, что приговоренные к смертной казни выражали как последнее желание накануне газовой камеры выткать ковер в несколько миль длиной. Забавно, не правда ли?
В этот момент я всем своим существом почувствовал какой-то зуд, неодолимое желание пробежаться по мелкому, мягкому, еще теплому песочку, скатиться с горки, состоящей из миллиардов песчинок, подняться на следующий холмик и бежать, бежать далеко-далеко — подальше от этого хромого сторожа с палицей в сильной руке, что ковылял в нашу сторону, надвигаясь неотвратимо и грозно.
И я это совершил, ей-богу!
— Шеф, — услышал я, как кто-то, вероятно Кэт, крикнул мне вслед, что-то кричал и Дионисий, только я не хотел их слышать; я мчался, порой падал, увязал по колени в песке, шатался, спотыкался, тяжело дышал, потел, голова кружилась, в страхе я чувствовал, как кто-то догоняет меня, может, это было
Потом я почему-то остановился, может, споткнулся, не знаю, только вдруг потерял равновесие и, раскинув руки, рухнул лицом в песок, который тут же заполнил рот, нос, разве что не глаза, и то благодаря очкам. Некоторое время я лежал не шелохнувшись, ожидая чего-то.
Никто ко мне не подходил, никто не крался по песку, никто не замахивался дубиной. А вкус песка — только сейчас дошло до сознания — был препротивный, напоминающий вкус тряпки поломойки с легким ароматом нефти. Тьфу!
Я поднял голову и услышал чьи-то шаги.
— Шеф!
— Кэт?
— Шеф!
— Я здесь, — ответил я секретарше, почему-то уклонявшейся влево. Я перевернулся на спину и уставился в небо. Оно было затянуто облаками, звезды исчезли, не было даже луны. Я снял очки и протер их краешком своей клетчатой рубашки. Луна, озорница, опять появилась в прозрачной ночи, а звезды стыдливо подмаргивали. В затылке побаливало. И это они выдают за «бурбон», подумалось со злостью.
— Что с вами, шеф?
Кэт остановилась надо мной, подбоченившись и притопывая ногой, что означало нетерпение.
— А в чем дело?
— Вы случаем не сумасшедший?
— Мисс Карсон! — холодно напомнил я о стене, отгораживающей работодателя от подчиненного.
— Мы сидим с этим болваном, потерявшим жену и перстень, слушаем его болтовню, и вдруг вы ни с того ни с сего взбрыкиваете, словно жеребенок на лугу, несетесь без всяких объяснений на берег, не простившись, даже не сказав, не следует ли пригласить этих здоровяков парней из психиатрической больницы!
— Мисс Карсон!
— Или, может быть, у вас была особая причина вести себя подобным образом? Бросить нас как идиотов, убежать, когда я, ваша секретарша, даже понятия не имею о том, что вас мучит, какой бес вас попутал?!
