источника?
- Забудь о том времени, шахиншах! - Спитама властно схватил царского вороного за узду. - Посмотри. - Он обвел рукой зеленеющий окаем: - Там встает солнце!
Они остановились посреди голой равнины. Небо вокруг на глазах светлело. Впереди наливалось оно зеленью и желтизной, за спиной еще клубилась мгла.
- Выбор сделан! - Пророк пришпорил свою лошадку и потянул царя за собой. - Скорее к свету!
- Погоди! - Виштаспа тоже остановил на скаку лошадь пришельца. - Уж не хочешь ли ты навязать мне свою волю? - Он усмехнулся надменно. - Мне, царю и сыну царей?
- Что ты, владыка! - мягко улыбнулся ему Спитама. - Выбор сделали твои предки - цари задолго до того, как появился ты сам. Отчего, скажи мне, народ арьев вдруг стронулся с места и, разделившись надвое, устремился в неизведанные края?
- Спроси у наших стариков, и они ответят тебе.
- Мне не нужно никого спрашивать, царь Виштаспа, раз сам Ахуромазда говорит со мной в священной тени кипарисов. Твои отцы избрали свет и повели за собой народ к вершинам иранских гор. Прислушайся к голосу собственной крови, и ты все поймешь.
- Думаешь? - Царь озадаченно наклонил голову к левому плечу, за которым висел колчан со стрелами, поющими на лету.
- Те, кого Ахроменью увлек за Гималаи, перестали быть нашими родственниками. Они тоже сделали свой выбор, шахиншах, и породнились с тьмой. - Спитама указал назад. - Недаром же смешались они с чернокожим племенем, почитающим исполинских змей Нагов и чудовищную обезьяну по прозвищу Хануман! Не прислушивайся к тому, кто хочет вновь обратить иранцев на служение дэвам. Им нужна новая вера. Свет им нужен и истина.
- Какая? - с вызовом спросил царь. - Уж не твоя ли, азербайджанец?
- Моя, - с достоинством ответил Спитама. - И твоя тоже. Авеста - вот имя солнца, которое будет светить в иранских странах, созданных Ахуромаздой: от Хорезма - первой из них, и до Газы - обители согдийцев, от сильной Маргианы и до прекрасной Бактрии. Я принес это солнце к тебе в Балк, Виштаспа.
- Зах говорит о тебе иное...
- Не верь этому злобнейшему из карпанов, царь. Он служит тьме.
- Он могущественнейший волшебник.
- Ужасный карлик, царь, темный служитель дэвов.
- Чем ты докажешь это?
- Разве он кажется тебе великаном, шахиншах? - удивился Спитама. Или красавцем?
- Я не о внешности Заха, - кисло улыбнулся Виштаспа. - Откуда ты знаешь, что он поклоняется дэвам?
- В его присутствии скисает молоко, - улыбнулся Спитама. - Проверь и сам убедишься.
- Я не раз видел, как он служил перед алтарем Солнца.
- Каким именем он называл Солнце, о владыка Ирана?
- Митра - наш солнечный бог, - благоговейно прошептал царь и склонился до самой луки седла.
- Пусть он будет мне свидетелем, - поднял руку Спитама, и даль перед ними ослепительно вспыхнула. - Видишь, царь?
Они спешились, чтобы приветствовать, согласно закону, восходящее светило.
- Я уверен, что Зах молится Сурье, - сказал пророк, когда они вновь оседлали коней и поскакали по направлению к зеркально блеснувшей на горизонте реке.
- Сурья так Сурья, - нахмурился царь. - Или не так именуется Митра в Ведах?
- Посмотри туда, государь. - Спитама махнул рукой в сторону выветренной скалы, похожей на старый покосившийся гриб. - Что там чернеет?
- Разве ты слаб на глаза, пришелец? - Царь из-под руки взглянул на сверкающий слюдяными бликами камень. - Это длинная тень, которую отбрасывает скала. Когда солнце поднимется, она станет короче.
- Почему же мы не видели ее раньше, до восхода?
- Из-за темноты, надо думать.
- Нет, шахиншах, не из-за темноты... Просто тень является порождением солнца. Истина, как я уже не раз говорил тебе, двойственна. - Не останавливая кобылки, Спитама развязал свой пояс. Холщовая рубаха его тут же вздулась за спиной пузырем. - Вот мои кости.
- Кости? - удивился Виштаспа.
- Да. Сплетенный из семидесяти двух нитей шнур, которым положено дважды опоясать живот. Как ты думаешь, что случится, если я встану перед алтарем без пояса?
- Думаю, что ничего страшного. Боги тебя не осудят.
- Ошибаешься, шахиншах! Жрец, совершающий приношение без кости, служит не Ахуромазде, а Ахроменью - не свету, но тьме!.. Теперь тебе ясна разница между теми, кто призывает Солнце именем Митры, и теми, кто именует его Сурьей?
- Кажется, начинаю понимать, - не слишком уверенно ответил царь, но вдруг озарился внезапно нахлынувшей мыслью. - Постой! - Он коснулся пророка рукояткой плети. - А кто установил ваши законы: предписал тебе закрывать рот и нос повязкой, завязывать пояс перед молитвой, толочь хому в чаше хаван? Кто все это придумал!
- Ахуромазда.
- Вот как?.. Ну хорошо, а ты сам обо всем откуда узнал?
- От него.
Виштаспа ничего не сказал на это, и они продолжали путь в молчании. И вокруг тоже было удивительно тихо. Только черный щебень скрежетал под копытами и поскрипывали изредка седла.
Река в эту пору обмелела, и лошади пересекли ее вброд, едва замочив бабки. Глинистая вода медленно стекала с мокрой шерсти на пыльный, грохочущий щебень и застывала мохнатыми, быстро испаряющимися шариками.
- Скоро прибудем, - сказал Спитама и задрал голову к лучистому теплому небу, где высоко-высоко парил на неподвижных крыльях гриф.
- Ты уже был здесь раньше? - спросил шахиншах.
- Я везде был, - как всегда спокойно и коротко ответил Спитама, нимало не заботясь о том, поверят ему или нет. - Глянь, повелитель. - Он указал пальцем на реку, просачивающуюся сотнями ленивых ручьев сквозь нагромождения гальки: - Кровь земли.
- Где? - Царь повернулся и наклонился в седле, чтобы получше рассмотреть невиданное чудо, но, сколько ни всматривался в желтую воду, так ничего похожего на кровь и не углядел. - Где она, эта черная кровь? Не вижу.
- Так вот же она! - по-детски засмеялся Спитама и, спрыгнув с лошади, руками зачерпнул из реки. - Теперь видишь? - Роняя капли, он поднес воду царю и глазами указал на тонкую поверхностную пленку.
- Это? - Виштаспа разочарованно всматривался в тусклую радугу, играющую приглушенными переливами павлиньих перьев. - Похоже на масло.
- Похоже, - подтвердил Спитама. - Она ведь очень жирна... На моей родине есть места, где кровь земли изливается фонтаном, словно из обезглавленного тела. Ты построишь там храмы в честь всеочистительного огня, царь.
- Я? - удивился Виштаспа. Он не знал, как себя вести с этим чужеземным проповедником: то ли рассмеяться, то ли выказать гнев. - Зачем?
- Не ты, так твой сын, доблестный Спентодата, или сын твоего сына.
- Тебе безразлично, кто именно?
- Почти.
- Никак, ты знаешь тайну бессмертия, если готов ждать так долго?
- Знаю, шахиншах, хотя умру в свой час, как все.
- Зачем же тебе умирать, если знаешь?
- Надобно, царь.
И опять они надолго замолчали, следуя неторопливо навстречу реке, покачиваясь в такт ходу коней в