спортивные кубки, всевозможные сувениры, шитые золотом вымпелы и сложенные стопкой адресные папки. Невинная лесть в беседе с людьми науки или искусства еще никому не повредила. Тем более, если для комплиментов были столь наглядные поводы.
- Это верно, нас знают. - Фома Андреевич многозначительно откашлялся в кулак. - Космическая техника, лазеры, электронно-вычислительные машины вот далеко не полный перечень областей применения нашей продукции.
- Впечатляет! Главные направления научно-технического прогресса как-никак!
- На нас возложены большие задачи. Мы обеспечиваем науку, производство, оборонную промышленность... От чистоты и атомного совершенства наших монокристаллов зависит очень и очень многое...
- Еще бы! - подыграл Люсин. - Космос!
- Правильно. Успехи радиолокации планет Солнечной системы можно отнести и на наш счет. Но у синтетических кристаллов есть много дел и на земле: медицина, подводная навигация, обработка сверхпрочных материалов и так далее.
- Я понимаю.
В кабинет вошел пожилой краснолицый человек в черном костюме и выжидательно остановился на пороге. В руках он держал картонную папку.
- Это наш ученый секретарь и по совместительству начальник отдела кадров товарищ Дербонос, - отрекомендовал директор вошедшего и поманил его рукой. - Проходите, Евгений Иванович.
Дербонос пригладил реденькие, прилипшие к черепу седые волоски и присел в некотором отдалении. Люсин успел заметить, что папка, которую он принес, была личным делом Ковского. Все разыгрывалось, как по нотам.
- Ознакомьте товарища, Евгений Иванович, - распорядился директор.
Дербонос раскрыл папку.
- 'Ковский Аркадий Викторович, одна тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, русский, беспартийный, образование высшее, закончил химический факультет Московского университета, работает в нашей организации с двадцатого ноября одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года...' - Евгений Иванович читал неторопливо, с чувством и выражением, словно перед ним была собственного сочинения баллада, а не листок по учету кадров.
Люсин, полуприкрыв глаза, следил за тем, как шевелятся его тонкие губы, как многозначительно подчеркивает он покашливанием и усилением голоса наиболее примечательные моменты биографии Аркадия Викторовича.
Покончив с анкетой, Дербонос перешел к последней характеристике, уведомив, что она была дана для выезда в зарубежную командировку в Федеративную Республику Германии (ФРГ).
- Товарищ Ковский характеризуется положительно, - торопливо, словно извиняясь, пояснил он и приступил к чтению: - '...Морально устойчив, идеологически выдержан, в коллективе пользуется заслуженным авторитетом... является способным научным работником... внес ценный вклад... около ста научных трудов и изобретений...'
Люсину вдруг показалось, что Дербонос не произносит ни звука и лишь раскрывает рот, как в немом кино.
'И мы тоже пишем такие же точно характеристики, - подумал он. Единственное различие - это количество научных трудов, то есть раскрытых преступлений... у одного сто, а у другого только десять... Человека жажду! Где человек? Ау! Дай мне свой карманный фонарик, старикан Диоген!'
- Будут у вас вопросы? - спросил Фома Андреевич, когда Дербонос замолчал.
'Будут. Да и как им не быть? Я хочу знать, кто были друзья Аркадия Викторовича и кто недруги. С кем он болтал в кулуарах. Кто провожал его домой. Кто покупал для него пирожки в буфете. Как он шутил, распивая спецмолоко. Какие любил анекдоты. О каких странах мечтал в детстве. На какие фильмы ходил. Что читал. Чем жил. Что ему было дорого и что ненавистно. Как он относился к людям. Что думал в минуты бессонницы о неизбежности смерти. Каким был во гневе и раздражении. Как реагировал на подлость и низость. Какие поступки считал для себя совершенно немыслимыми. Человек мне нужен, а не анкета, сложный, противоречивый и многогранный человек...'
- Благодарю вас, - вздохнул Люсин. - У меня нет вопросов. Все ясно.
- Спасибо, Евгений Иванович, - кивнул Фома Андреевич.
Дербонос с достоинством подколол бумаги, закрыл скоросшиватель и безмолвно исчез. Словно в воздухе растворился. Люсин даже не заметил, как он встал и скрылся за дверью, настолько мгновенно это произошло.
- Мне бы хотелось повидаться с людьми, близко знавшими Аркадия Викторовича. - Люсин нечаянно построил из многоцветных гранатов городошную фигуру, известную под названием 'бабушка в окошке'. - А кроме гранатов, какие камни вы делаете?
- Любые. Оливины, бериллы, агаты, алюмосиликаты, корунды.
- Рубин? Шпинель? - Люсину вспомнились вдруг сокровища альбигойцев. Алмазы?
- Я же сказал - все. Кроме алмазов, разумеется. На сегодняшний день искусственные алмазы уступают природным... Получение их тоже, надо сказать, в копеечку влетает. Над цветностью алмазов мы, должен сказать, работаем и, следует отметить, успешно окрашиваем натуральные камни в разные цвета... Наш сотрудник товарищ Сударевский Марк... э... Модестович разработал очень оригинальную методику. Он добивается изменения цветности кристаллов путем облучения их тяжелыми ионами. Ведем в этом направлении совместные исследования с Дубной, с лабораторией ядерных реакций. Очень перспективное направление. Вам будет небезынтересно. Тем более, что Марк Модестович является ближайшим учеником и сотрудником Ковского. - Небрежным мановением пальца Фома Андреевич переключил тумблер: - Марк Модестович, зайдите ко мне.
Директор откинулся в кресле и, отдуваясь, расстегнул пуговицу на жилетке. Можно было бы подумать, что он устал от усилия, которое затратил на вызов, не будь оно столь незначительным.
- Видимо, цветность, - Люсину новый термин пришелся по вкусу, влияет не только на ювелирные, так сказать, свойства камней? - Он задал вопрос, чтобы заполнить паузу в разговоре.
- Ювелирное дело нас не интересует. - Фома Андреевич пренебрежительно поморщился. - Пустая забава... Аркадий Викторович этим увлекался, в старых книгах рылся, рецепты какие-то выискивал... Но я не одобряю... Вижу в том эдакий, знаете ли, фетишизм.
- Очень интересная точка зрения! - поддакнул Люсин, хотя слабо понимал, о чем идет речь.
- Что же тут интересного? Это только естественно... Ковский химик, понимаете ли... Отсюда все последствия.
- Это плохо, - осторожно спросил Люсин, - что химик?
- Нет, само по себе разумеется, не плохо. Наоборот. На своем месте Виктор Аркадьевич... Аркадий, простите, Викторович соответствовал... М-да... Но химики - они все еще немножко и алхимики тоже. - Он вдруг довольно хихикнул. - Романтика там, ползучий эмпиризм... А я физик, сухарь, признающий только число и меру. Иные методы! Да и время теперь другое. В век научно-технической революции наука стала самостоятельной производительной силой общества. Производительной! - Он поднял палец. Это значит - производство, завод, комбинат... О чем это мы с вами? - Фома Андреевич вдруг потерял нить разговора.
- Ювелирное дело, цветность камней... - подсказал Люсин.
- Да, цветность... - Директор сгреб кристаллы и медленно разжал полные, любовно ухоженные пальцы. - Радуга, - усмехнулся он, глядя, как прыгают, дробно постукивая, самоцветы по стеклу на его столе. - Возьмите в качестве сувенира. - Он щелчком толкнул к Люсину крупный голубой гранат.
- Что вы, товарищ директор! - смутился инспектор. - Неудобно!
- Берите, берите... Для нас это брак.
- Но это же ценная вещь! Ювелиры...
- Пустое! Ювелиры - профессия вымирающая. Ей пришел конец вместе с эрой природных кристаллов.
- Спасибо. - Люсин сунул камень в карман и неловко почесал макушку.
- Перстни и серьги всякие - это варварство. Пережитки. Все равно как кольцо в носу. - Фома Андреевич
