Холин споткнулся. Он хотел спросить: «А разве они лежат не вместе?», но бас перебил его:
– НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ.
– ПОЧЕМУ?
– ЭТО АМОРАЛЬНО.
– НО ВЕДЬ…
– ЖДИТЕ. МЫ СЕЙЧАС ПРИЕДЕМ.
В трубке послышался щелчок. Холин осторожно положил трубку на рычаг, оглянулся, ему послышался шорох. Но вестибюль, залитый ярким светом, был пуст. Николай Егорович постоял, не зная, что ему делать, ждать здесь или подняться в комнату. Нет, в комнату идти нельзя.
ОТ ХЛОПКА ДВЕРЬЮ ТОТ МОЖЕТ УПАСТЬ НА ПОЛ. И ПОСЛЫШИТСЯ ТВЕРДЫЙ СТУК. ЕГО СЕРДЦЕ НЕ ВЫНЕСЕТ ТВЕРДОГО СТУКА. ОНО БЬЕТСЯ ДО СИХ ПОР РОВНО ПОТОМУ, ЧТО НИЧЕГО НЕ УПАЛО, НЕ РАЗДАЛОСЬ НИ ЕДИНОГО ЗВУКА.
Холин вышел из вестибюля и толкнул наружную дверь. Дверь оказалась незакрытой. Было прохладно, как обычно бывает перед утром. Мерцали звезды, чистые оттого, что свежий ветер с моря сдувал с них пыль. На ближайшей к крыльцу сосне сидела, освещенная светом лампочки над дверью, ворона и спала, засунув голову под крыло. Вдруг она насторожилась, вынула голову из-под крыла и, вытянув шею, внимательно, почти по-человечески посмотрела на Холина.
«Кр… кр…» – прохрипела ворона.
Ее карканье было похоже на голос из морга.
Лапы сосны шевелились от ветра. Холин с безотчетным страхом смотрел на сосну. Он не мог понять, в чем дело, почему он так внимательно смотрит на сосну и почему она так его тревожит. Наконец Николай Егорович понял почему: одна лапа внизу шевелилась сильнее, чем остальные. Она шевелилась больше, чем мог это сделать ветер.
Холим сделал несколько шагов к сосне и вздрогнул: под сосной сидел человек. Человек сидел с рюкзаком за спиной, прислонившись спиной к стволу, и пил из горлышка бутылки молоко. Сделает несколько глотков и опустит бутылку, потом опять поднимет, опять опустит… От этого и шевелилась сосновая лапа. Бутылка с молоком белой личинкой сновала в темноте.
Человек увидел Холина, но не прервал свое занятие. Николай Егорович сделал еще несколько шагов.
– Вы что здесь делаете? – спросил он, стараясь взглядом и движениями тела напугать незнакомца.
– Пью молоко, – человек оторвался от бутылки и вытер рот кулаком. – А что, нельзя?
– Но почему именно здесь?
– Так пришлось.
И тут Холин узнал незнакомца. Это был больной раком, которого они подвезли на машине и который угощал их коньяком. Вечный турист…
– Я вас узнал, – сказал Холин.
– Я вас тоже, – ответил Турист спокойно. – Сразу же, как вы вышли. Что, не спится?
– Нет. У меня товарищ умер.
– Вот как…
– Лежит сейчас в комнате.
– И вы боитесь?
– Жду людей из морга.
– Давайте сходим посмотрим. Может быть, он не умер.
– Умер. Окоченел. И кровь изо рта…
– Бывает, что окоченеет, а живой.
– Так не бывает.
– Сходим. Я определю. Я умею определять. По глазам.
Турист встал, сунул в карман плаща бутылку с молоком и шагнул из-под ели. У него было старое, морщинистое лицо и пронзительные бесцветные глаза, как две дырки в ничто, как две звезды.
«Я где-то еще его видел, – подумал Холин. – Не только тогда, на дороге. И он меня видел. И знает больше обо мне, чем мог узнать в машине…»
– Какой этаж?
– Третий.
– Лифт есть?
– Нет.
– Ничего, потопаем так. Мы люди привычные.
– Рюкзак можно оставить здесь.
– НЕЛЬЗЯ. ТАМ У МЕНЯ ИНСТРУМЕНТ.
