пыли.
Клементьев прошел совсем близко от соседки. Он рассчитывал рассмотреть лучше ее лицо. Вчера, в темноте, он почти не видел его. Но Инна стояла на коленях, нагнувшись к костру, и ее распущенные волосы закрывали лицо. Не может быть, чтобы она не слышала его шагов. Скорее всего, слышала. Здесь, кроме шума моря и криков чаек, не бывает никаких звуков. Клементьев хотел подойти и поздороваться, но потом передумал.
Его семья еще не вставала. Солнце уже раскалило машину, и когда Клементьев ключом открыл дверцу, оттуда пахнуло горячим воздухом. Жена спала, раскинувшись, в пижаме, голова закручена косынкой. На лбу капельки пота. Клементьев постоял полминуты, рассматривая жену. Она сильно постарела за последнее время. Постарела сразу и неотвратимо, как это бывает у женщин. Под глазами появились морщины, щеки осунулись, шея потеряла упругость и белизну… Но все-таки жена была еще красива. Красотой отцветающего, но сильного и здорового дерева. Жена всегда очень следила за собой. Всевозможные редкие кремы, зарядка утром, строгая диета. Ресницы у жены дрожали, и Клементьев понял, что она не спит.
– Доброе утро.
– Доброе утро. Сколько времени? – опросила жена, не открывая глаз.
– Полвосьмого. Ты хорошо спала?
– Да.
Он спросил просто так. Клементьев знал, что жена спит хорошо. Она засыпала мгновенно и спала, никогда не просыпаясь и не меняя позы до самого утра.
– Ты купался?
– Да.
– Вода теплая?
– Хорошая.
– Подай мне купальник Там, в ногах. Спасибо. Отвернись.
Прожив с Клементьевым пятнадцать лет, жена продолжала стесняться его.
– Лапушка не проснулся?
– Нет.
– Не буди. Пусть отоспится.
– Конечно, устал бедняжка.
– Ты не насмехайся. Ему очень неудобно сидеть. Ноги длинные.
– Я купил молока.
– В самом деле? Какой ты умница, Симочка! Я сделаю на завтрак манную кашу. Лапушка любит манную кашу. Да и я с удовольствием съем. А тебе откроем консервы. Идет?
– Я бы знаешь что съел сейчас? Кулеша с салом.
– С утра? Кулеш с салом? Это же очень вредно в такую жару.
– Ничего. Переживем.
– Пожалуйста. Но у нас нет сала.
– Вгоним туда тушенку.
– Если тебе хочется. Я пойду покупаюсь, а ты пока зажги плиту и ставь воду.
– На плите-то не кулеш. Придется разжигать костер.
– Ну иди разжигай.
– А обедать мы будем в кафе. Я там уже договорился.
– Ты успел побывать в поселке? Вот хорошо! А я уж думала, что мне придется весь день у плиты возиться. Мы завтра едем?
– Посмотрим.
Жена вышла из машины, достала из сумки полотенце, целлофановый мешочек с туалетными принадлежностями, надела резиновые тапочки и пошла к морю. Ее пышная прическа, которую жена сделала по пути в районной парикмахерской, сделка помялась, но все равно была очень эффектна – огромная копна рыжих, почти красных волос на фоне белого песчаника. Издали жена походила на молоденькую девушку. Клементьев мысленно оглядел себя: маленький, бледный, да к тому же в последнее время появился животик. Он не следит за собой. Надо бы по утрам бегать или хотя бы делать зарядку. Наверно, в самом деле в жару вредно кулеш с салом. Может быть, отказаться от кулеша? Однако Клементьев тотчас же представил себе белую, кипящую, плюхающую пузырями массу с прозрачными кусочками сала, вздохнув, пошел выбирать место для костра.
Костер лучше всего было разложить так же, как сделала это соседка на берегу лимана, под обрывом. Клементьев выбрал ровную площадку под нависшим берегом. Марли для защиты от песка у него не было, и Клементьев поступил проще: над костром поверх края обрыва он расстелил брезент. Кстати, на брезенте можно позагорать, пока сварится кулеш. Расстелив брезент, Клементьев опять сходил к машине и достал из багажника котелок, треножник, припасы для кулеша. Теперь оставалось добыть воду. Соседка говорила про родник. Клементьев пошел вдоль берега и вскоре обнаружил его. Родник бил в небольшой ложбинке, заросшей лопухами и какой-то длинной узколистой травой, похожей на осоку. Эта зелень была неожиданной среди безжизненности ракушечника, но если присмотреться, то она скорее походила тоже на изделие из ракушечника, чем на сочные заросли травы. Ветер, гнавший по земле мелкую, как поземка, пыль, успел припорошить обмытые дождем мокрые заросли и превратил их в кораллы. Родник вытекал из широкой ржавой трубы, врытой в землю и возвышавшейся на десяток сантиметров над поверхностью. Вода была очень чистой и холодной. Клементьев ощущал прохладу, даже находясь в полушаге от родника, через
