облачаться в спортивный костюм. Вначале, после женитьбы, Клементьев, привыкнув в студенческом обществе не церемониться, садился за стол в чем был: в трусах так в трусах, в пижаме так в пижаме. Жена никогда ему не делала замечаний. Она просто одевалась к обеду или ужину, особенно к ужину, во все лучшее, что у нее было, и Клементьев смущенно шел надевать брюки и рубашку, а позже стал облачаться в выходной костюм…
Мечта хоть здесь побыть дикарем пока не сбывалась…
Кулеш оказался очень вкусным, пахнущим дымком, лавровым листом. Даже жена, строго соблюдавшая диету, съела его целую тарелку.
– Что сегодня будем делать? – Чувствовалось, что жене уже начал надоедать этот безлюдный песчаный берег, где некому было оценить ее туалеты.
– Загорать, а к вечеру можно выйти половить рыбу. Я договорился насчет лодки.
– Мы завтра уедем?
– Я бы пожил здесь еще несколько дней. Для отдыха место идеальное.
– А как смотрит на это наш сын?
– Мне все равно.
– Ты бы сходил вечером в клуб. Здесь, наверно, есть клуб. Должна же где-то собираться молодежь.
Лапушка ничего не ответил. Он вяло ел кулеш.
– Ты не заболел, сынок?
– Нет.
– Тебе скучно?
– Нет, почему же…
– Пойдешь с отцом на рыбалку?
– Не хочется…
– Может быть, вы сейчас мяч погоняете?
– Не хочу, а впрочем, можно…
– Вот и хорошо, – обрадовалась жена. – И я с вами тоже. Будем играть в футбол.
«Когда мне было четырнадцать лет… – думал Клементьев, разрезая пополам огурец и густо посыпая его солью. – Что же было, когда мне сравнялось четырнадцать лет? Была первая любовь. – Клементьев искоса посмотрел на сына. – У сына еще не было первой любви, хотя ему четырнадцать лет. Это я знаю точно. Лапушка не ведает, что такое страсть, ревность, ненависть, страдание…»
– Будешь огурец?
– Что?
– Будешь огурец?
– Давай…
Клементьев пододвинул сыну половинку огурца. Тот взял и равнодушно откусил.
Впрочем, это была не первая любовь, может быть, третья или четвертая. Он влюблялся во многих девчонок, в детстве он был очень влюбчивым, но эта оказалась самой сильной любовью. Настоящей любовью. Потому что была страсть, ревность, ненависть. Она училась в их 8 «Б». Это был год, когда они, мальчишки, вдруг обнаружили, что девчонки их класса не только просто товарищи, но с ними как-то стало интересно по-другому. Культпоходы, семинары, читательские конференции, куда они ходили по вечерам, приобрели совсем иной смысл, чем раньше, после них не хотелось расходиться, хотелось оставаться подольше вместе. «Смотрите, – удивлялись учителя, – каким 8 «Б» стал дружным». Потом оказалось, что это далеко не совсем одно и то же – положить руку на плечо товарища или на плечо девчонки. Или взять за талию… Оказалось, что можно совершенно легально, на глазах у всех, не боясь неприятностей, брать девчонку, которая тебе нравится, за талию. В танце…
Ах, какая это оказалась замечательная вещь – танцы… Особенно мучительное, прекрасное, печальное, рвущее сердце на части, леденящее кровь танго…
Из всего класса только Она умела танцевать. Она умела все: вальс, фокстрот, танго, падеспань, падеграс, польку-бабочку и еще бог знает что. Ее отец работал директором пригородного совхоза, имел на краю городка коттедж, где часто собирались гости, веселились, танцевали. Весной ее родители уехали в отпуск, а ключи оставили дочери. Тогда и возникла идея собираться, чтобы учиться танцевать. Клементьева поразила не столько не виданная им доселе роскошь обстановки, сколько то, как непринужденно и изящно держалась Она среди этой роскоши.
– Делай раз! Куда? Куда! Держи меня крепче! Да прижми! Поворачивай вправо!
– Теперь вперед. Раз! Два! Ой! Смотри под ноги!
– Господи! Что же ты такой деревянный!
У Клементьева дрожали руки, а ноги были как ватные. Ее талия, затянутая в шелковое платье, постоянно выскальзывала из ладоней, а держать пальцы покрепче он не смел.
Он прометался на кровати всю ночь, ничего не слышал на уроках, еле дождался вечера, когда они собрались снова у нее на квартире, но она больше не учила его танцевать, предоставив своей способной ученице – маленькой пухленькой потной девочке. Сама же она натаскивала самого бестолкового ученика в классе по прозвищу «Чемпион». Этот Чемпион был средоточием всех пороков, с которыми испокон веков борется школа: курил, пил в станционном буфете пиво, мерзко ругался, не слушался учителей и, разумеется,
