– Катя.
– Скажите, Катя, когда женщина идет работать?
– Наверное, когда ей не хватает денег…
– Правильно. А не хватает их всегда – кому на хлеб, кому на дачу на Канарах. У меня далеко не бедный муж, но лично мне денег не хватает, вы понимаете, да? Не хочет он удовлетворять мои женские капризы. Специалист я не ахти – по нынешним временам только за прилавком стоять, а здесь вы знаете, за что нам платят.
– Знаю. Я думала, что вас не устраивает, именно, это.
–
– Какая сволочь… – пробормотала Катя.
– Он не сволочь… хотя есть немного, – Лена усмехнулась, – он – гений. Знаете, что он рассказывает на первом собеседовании? Не о работе, а о том, как надо одеваться. Причем, говорит такие правильные, но почему-то недоступные многим истины. Например, говорит, что девяносто процентов женщин одеваются, как лесбиянки.
– Это как?..
– А так, чтоб вызвать зависть у других женщин. Они думают, оценят ли их соперницы, а вопрос надо ставить по-другому – понравилась бы я себе, если б была мужчиной? Если нет, значит, одета плохо. Понимаете, он учит быть сексуальной. Вот, вы знаете, сколько пуговиц надо не застегивать на блузке?
– Никогда не думала об этом.
– Зря. У вас красивая грудь, я вижу. А насчет пуговиц, наклонитесь перед зеркалом, и если почти видны соски, значит, все в порядке. Эффект потрясающий!..
– Я б постеснялась так выйти на улицу, – призналась Катя.
– Ну, что вы! Это предрассудки. Но самое экстремальное ощущение, когда ты без трусиков, и при этом беседуешь с клиентом. Сначала я тоже не могла думать ни о чем, кроме платья, которое все время, вроде, ползет вверх; обдергивала его, а потом стало даже забавно. Начинаешь представлять, что стало б с беднягой, если б он знал правду. И тебе уже хочется, чтоб он знал, и при этом пытался рассуждать о своих бонусах, доходах… Но знает только шеф. И, вот, заходишь к нему после сделки, а мысли у тебя совсем не о ней – ты ждешь, когда он «разложит» тебя прямо на столе – тебе ж нужно выплеснуть адреналин!..
– Потрясающе!
– А вы попробуйте. Я говорю, шеф – гений. Я преклоняюсь перед ним, и даже люблю в какой-то степени… но есть еще один момент – после каждого контакта с ним мы все чувствуем себя ужасно, причем, не морально, а физически. У девчонок это проявляется не настолько ярко, а я, вроде, реально теряю энергию, и если так будет продолжаться, то в один прекрасный день просто умру прямо в кабинете. То есть, мне, по любому, конец, а я не хочу умирать!.. Так что вы можете предложить?
– Да, ситуация… – подытожила Катя, решив сразу перейти к речи, которую не раз репетировала дома, – я предлагаю следующее, – для убедительности она чуть прищурилась, – сама я в прошлом медик, и у меня осталось много знакомых. Я могу организовать бумагу из вендиспансера, что у вас, например, ранняя стадия сифилиса. Вы идете к шефу и просите отпуск на пару недель. Он, естественно, спрашивает, зачем, и вы нехотя отдаете ему направление на лечение. Думаю, после этого он уволит вас без вопросов. Мужу мы отправляем такое же направление, а когда он начинает стучать кулаками, ведите его в диспансер и показывайте, что на вас там нет даже карточки; при нем сдаете анализы, которые, естественно, покажут, что вы абсолютно здоровы. Потом объясняете мужу, что негодяй-шеф таким образом мстит за то, что вы отвергли его домогательства. Будет он с ним разбираться или нет, вопрос отдельный, но после этого любой «порт-фолио» можно списать на фотомонтаж. Таким образом вы тихо и мирно выходите из игры. Как идея?
– На первый взгляд, неплохо, – согласилась Лена, немного подумав. Особой радости в ее голосе, правда, не чувствовалось, зато она, вроде, успокоилась.
– Сами вы такого письма не сделаете, и потом там же нужен свой человек, чтоб, в случае чего, подстраховал…
– Да не собираюсь я этим заниматься сама, – перебила Лена, – мне проще заплатить деньги, так что не беспокойтесь. Зачем мне у кого-то хлеб отнимать? Я согласна. Вот мой телефон, если что потребуется, – она протянула визитку, – чувствую себя отвратительно, – Лена вздохнула, – слабость страшная. Вроде, соки из меня пьют. Пойду домой. Мы ведь все обсудили?
– Конечно, идите. Когда буду готова, я позвоню, – она покровительственно улыбнулась.
Лена направилась к переходу, а Катя осталась за столиком в полном восторге от себя и своего, если не гениального, то очень изворотливого ума. Теперь оставалось завтра утром заехать к Насте, с которой они учились в параллельных группах, дать денег, чтоб та достала бланки с печатями, и предупредить, что отвечать, если будут интересоваться… (опустила глаза на визитку) …Долговой Еленой Викторовной.
Катя еще смотрела на глянцевый кусочек картона, когда сквозь шелест деревьев и скрип карусели раздался визг тормозов и глухой удар. Вскинув голову, она увидела вылетевшую на тротуар «восьмерку» с разбитым лобовым стеклом. Люди на секунду замерли, потом кто-то закричал; Катя инстинктивно бросилась к месту аварии… метрах в пяти от машины лежало тело, одетое в розовое платье.
Пока Катя добежала, вокруг собралось уже с десяток зевак. Тело лежало ничком, уткнувшись в асфальт; под головой растеклась лужица крови; одна рука неестественно вывернулась; платье задралось, но какое теперь это имело значение?..
Бледный водитель в очках сидел в машине, обхватив голову руками. Как ему удалось сбить человека на этой узкой, перегруженной транспортом улице, где никто и не ездил-то быстрее сорока километров?..
Пожилой мужчина принялся колотить по капоту, крича: – Что ж ты делаешь, сволочь?! А со стороны вокзала уже двигалась машина ГИБДД. Кате совершенно не хотелось оказаться в числе свидетелей – ее интересовало только состояние Лены, но та ни разу не застонала и не пошевелилась.
Только в маршрутке стало появляться истинное осознание случившегося. Несмотря на то, что Лена была практически посторонним человеком, и лить по ней слезы Катя не собиралась, это была смерть – реальная смерть, не выдуманная и не киношная, когда актеры смывают с лица кетчуп и идут обедать. Она видела эту смерть воочию, и теперь та возвращалась к ней, огромная и неисправимая.
На фоне серых домов, влекущих магазинных витрин и ни о чем не подозревающих людей задравшееся розовое платье и лужа крови под головой казались настолько противоестественными, что переворачивали само отношение к жизни. Выходит, она только выглядит бесконечно длинной, а на деле… и больше не надо ничего знать, ничего делать…
Катя попыталась успокоиться, ведь, по большому счету, ничего нового не узнала. Случай, конечно, ужасный, когда происходит на твоих глазах, но в мире ежечасно гибнут тысячи людей – это в какой-то степени даже естественно… правда, естественность требовала маленького уточнения – являлась ли, именно, эта смерть, обыкновенным несчастным случаем? Слишком уж много странного окружало «Компромисс». Кстати, и само название стало звучать для Кати совсем по-другому.
