бабками и гнилыми понтами, мерзните, мокните, скользите, падайте, ломайте кости, разбивайте черепа, подыхайте в страшных мучениях, мне насрать...
Он добрел до угла Бривибас и Элизабетес – надувной праздничный кингконг, пятиметровый Санта-Клаус, даунически скаля блестящие, острейшие наверняка зубы размером в совковую лопату каждый, продолжал указывать рукавицей направление на Псков.
Электрические глаза светились жутким торжеством.
Вадим остановился. Перешел Бривибасовскую на кингконгову сторону, на пятачок, попиравшийся до августа девяносто первого чугунным вождем мирового пролетариата. Алая резиновая задница выгибалась перед глазами. Фигура как минимум наполовину состояла из задницы. В ногах у чудища помещались малопонятные щелястые железные ящички – очевидно, каким-то образом поддерживали должную надутость (типа компрессоров?).
Вадим перекинул сумку со спины на грудь, расстегнул молнию на четверть длины. Не глядя, сунул руку. Нашарил рукоять чего-то, вытащил. В ладони курносо насупился блестящий револьверчик Григория.
Вадим повертел машинку, соображая, что к чему. Большим пальцем взвел курок – и, не целясь, выстрелил перед собой шесть раз, пока не опустел барабан. Отдача у шестизарядной “бульдожки” была еще легче, чем у гимнюковского пистолета, но грохотало – дай боже. Только когда грохот осел в ушах, стал слышен надсадный карбидный шип выходящего из пробитой жопы воздуха. Вадим швырнул револьвер за плечо, постоял еще чуть, убеждаясь, что новогодний афедрон теряет налитую наглую упругость, жизнерадостную выпуклость, идет целлюлитными складками. По краям поля зрения быстро формировался многолюдный переполох. Вадим застегнул баул, забросил обратно на спину, развернулся и направился наискось через парк.
– А вот это моя гордость, можно сказать, жемчужина, – неторопливая длань архимагуса, целителя в седьмом поколении, Великого магистра ведовства, член-корреспондента Академии астральной био... пардон, энергозащиты, хабилитированного доктора психозондирования, Высокого предстоятеля храма соборных энергий (титулы теснились на фасаде визитной карточки) обозначила две черные фасолинки, похожие на пластилиновые муляжики экскрементов болонки.
Они уже миновали, почтительно застывая, здоровенный изогнутый бугристый болтище (кальян для экстатических воскурений индейцев Южного Перу), связку сморщенных лиловатых фаллосов поменьше (сушеные грибы с полуострова Юкатан, дающие возможность видеть духов верхнего и нижнего мира), потрескавшийся кожаный блин со скоморошьими колокольцами (шаманский бубен), тряпично-глиняного уродца, утыканного кривыми вязальными спицами (вудуированный гаитянин), неровный и безбожно ржавый лист осоки с коротким, замотанным пестрой нитью стебельком (ритуальный жертвенный нож племени бора- бора).
От Вадима ожидалось почтительное любопытство простеца; он, не ломаясь, выказывал.
– В джунглях Центральной Африки, – хабилитированный архимагус был осанист, габаритен, тучен даже; массивные непроницаемые очки в роговой, но зримо дорогой оправе совершенно терялись, невзирая на калибр, среди округлых всхолмий его приятного дородного лица. – В непроходимых джунглях Центральной Африки живет племя, до сих пор, представьте, управляемое советом двенадцати колдунов. Cамое страшное наказание там – не смерть, поскольку это – прерогатива исключительно божественной воли. Но колдуны могут испытать преступника. Для этого ему и дают на выбор две вот таких вот одинаковых с виду пилюли. Одна из них совершенно безвредна, во второй ужасный смертельный яд, медленно парализующий дыхание и разлагающий легкие. Преступник в течение полутора часов корчится, пускает кровавую пену, постепенно сходит с ума, часто он не в состоянии вынести весь срок и умирает попросту от болевого шока!
По мере углубления в детали исполнения высшей меры Высокий предстоятель как-то незаметно утрачивал свою осанистость и неколебимость, все более распалялся, жестикулировал мельче и экспрессивней. Вадим внимал, кивал и все меньше понимал, какого, собственно, хрена он здесь делает. Позыв был практически бессознательный: в вестибюле разобранного под офисы бизнес-центра (потребное Вадиму фотоателье обосновалось на первом этаже) он углядел знакомый логотип – крест, вписанный в мандалу на фоне звезды Давида, – и последовал указаниям указателя. Обнаружив во вполне модерново- чиновного вида приемной “каб. 214–216” сумрачного быка в костюме, Вадим почти обрадовался. Допускать сомнительного визитера в ХРАМ СОБОРНЫХ ЭНЕРГИЙ бык, разумеется, намерен не был. Стобаксовый Бенджамин Франклин оказался в должной мере убедителен.
– Вот вы все знаете, – оборвал Вадим на полуфразе и полуфазе размашистого жеста погружение в подробности издыхания незадачливого негроида. – А скажите. Если пингвина, большого такого, ну, императорского, затолкать в холодильник – чего с ним будет?
Астральный энергозащитник сделался недвижен и беззвучен, максимально уподобившись именно описанному пингвину.
– Ну ладно, ладно, – Вадим без приглашения обосновался в одном из двух кресел огромного затемненного кабинета (сумка лязгнула у ног), приглашающе ткнул во второе. – Хрен с ним. Вы мне лучше про мое собственное будущее расскажите, а?
– А, так вам нужна прогностическая консультация? – целитель в седьмом поколении с облегчением опустился напротив.
– Типа того.
– Но вы в курсе моих расценок? Я надежный, патентованный...
Вадим молча вытянул из кармана первую попавшуюся смятую купюру. Попалась пятисотка, нумизматическая, слыхал Вадим, редкость с мистером Уильямом Мак-Кинли. Он ожидал еще одного пингвин-шоу, но надежный и патентованный, наоборот, без малейшего промедления ловко склевал старину Уилли в портмоне не иначе как человечьей кожи.
– Что ж, – архимагус простер руки с растопыренными пальцами, будто намеревался погреть их у камина, и принялся мять, щупать, тискать, пощипывать и обхлопывать невидимый Вадимов контур. Это продолжалось довольно долго.
– В вашем будущем, – замогильным голосом начал, намявшись и нащупавшись, предстоятель, – я вижу гораздо больше благого, нежели негативного. Жизнь ваша во всех областях будет обретать все большую стабильность и размеренность... Спокойствие. Уверенность. Укорененность. Я бы сказал – ГАРМОНИЮ. Это будет обусловлено все возрастающей доходностью вашего бизнеса, – последнее слово хабилитированный артикулировал особенно торжественно и бережно. – Каковой бизнес, и в данный момент успешный, в ближайшем, а также отдаленном будущем обнаруживает тенденцию к плавному, но устойчивому росту...
Вадим перегнулся через рунический столик и двумя пальцами снял с презентабельного носа Великого непроглядные очки. Глазки у магистра оказались неожиданно тускловатенькие, шустрые, вполне свинячьи.
– Ну вот, – разочарованно сказал Вадим. Вернул очки на место, полюбовался, пояснил:
– Так лучше.
– Да что вы себе!.. – правая рука возмущенного магуса юркнула под столешницу и принялась подергиваться, словно обладатель ее лихорадочно работал на телеграфном ключе. – Я... Да...
Вадим вздохнул и нагнулся к сумке. Бычок из приемной перешагнул порог одновременно с тем, как из баула вынырнул очередной улов: длинный вороненый пистолет.
– “Смерть, – процитировал Вадим, – прерогатива исключительно божественной воли”.
Он опустил ствол. Пнул рунический столик – болоночьи фекалии опасно съехали к краю:
– Выбирай. Ну, резче, ты, архипенис.
Архипенис, надо отдать ему должное, на удивление владел собой. В направлении двери он, правда, смотреть старательно избегал, но держался спокойно. Уяснив, что от него требуется, он, не обинуясь, вверил себя высшей воле. Аккуратно подцепил ближайшую пластилиновую какашку и, чуть скривившись, отправил в чувственный рот.
Они с Вадимом подождали, что будет. Ничего не было.
– Вы удовлетворены? – голосом профессионального переговорщика, что увещевает маньяка- террориста, обвязавшегося динамитом и захватившего детсад, осведомился Высокий предстоятель.
– Отнюдь, – приподнято откликнулся Вадим. – Жри вторую.
– Но, согласитесь, это не... – пенис казался оскорбленным в лучших джентльменских чувствах, но,
