такой ситуации. И сходил с ума от желания спать с ней.
Нет, не заниматься любовью. Об этом вообще нельзя было думать, об этом было думать опасно, от этих мыслей можно было свихнуться просто.
Он думал о том, как, проснувшись рано утром, увидит на подушке ее черные шелковые волосы. Ее розовую помятую щеку, и тень от ресниц, и слегка приоткрытые губы, и ладонь, похожую на крыло маленькой птицы, и россыпь солнечных веснушек, которые он непременно пересчитает, пока она спит. И может быть, даже поцелует каждую веснушку. Как будет долго смотреть на нее, слушать ее дыхание и тихонько гладить ее по волосам – так, чтобы она увидела это во сне. А еще, может быть...
– Пап, ты чего, заснул, что ли? – пробухтел прямо над ухом недовольный Федор. – Ну, дальше-то что было?
– А дальше... – Арсений попытался вспомнить, на чем же остановилась его придуманная сказка, но почему-то не смог. – Дальше... В общем, жили они долго и счастливо и умерли в один день...
– Как это? Они же еще не поженились?
– И не поженятся никогда, – усмехнулся Арсений.
– Почему это? – огорчился Федор.
– Потому что им не разрешает жениться один вредный мальчишка по имени Федька. Он почему-то боится, что если принц и принцесса поженятся, то ему от этого станет плохо. Хотя на самом деле ему было бы очень хорошо. Принц и принцесса любили бы друг друга и вместе любили бы упрямого и вредного Федьку. И были бы счастливы... втроем.
Федька нахмурил брови, надулся и отвернулся лицом к стене, не сказав ни слова.
Арсений долго гладил его по голове, перебирая черные вихры на макушке. Минут через пять Федор благополучно заснул, и у Арсения уже больше не было причины оставаться в красной избушке.
Только он все равно еще очень долго сидел, не двигаясь, возле кровати спящего сына и изредка поглядывал в окно – свет напротив давно погас, и, может быть, Майя уже спала и совсем не ждала его. А может быть, все-таки ждала...
Только ведь если просидеть у Федькиной кровати до утра, то нет никаких шансов узнать об этом.
Воздух на берегу был густой и влажный. Он еще некоторое время побродил по берегу, наблюдая, как опускается на землю голубоватый туман. Трижды обругал себя идиотом и наконец тихонько поскребся в дверь синей избушки.
Которая, к его невообразимому счастью, оказалась открытой.
Веснушек оказалось одиннадцать.
Арсений пересчитал их все, как и мечталось. А в остальном все сложилось совсем не так, как он предполагал.
По-другому. Но гораздо, гораздо лучше.
Майя заснула у него на плече, когда за окном уже начинала таять предутренняя дымка и небо на глазах из темно-синего, почти черного, превращалось в бледно-розовое.
Арсений задремал всего лишь на несколько минут и очень быстро проснулся.
Он считал веснушки у нее на лице, разглядывал тень от ресниц, поглаживал пальцами ее ладонь, похожую на крыло маленькой птицы, и целовал кончик косы, тихонько дремавший у него на животе, по- прежнему напоминающий змеиный хвост. Только змея эта оказалась ручной, домашней, уютной и прямо- таки родной...
И мысли, вплоть до самого этого утра сумбурные, беспорядочные, вдруг стали чистыми, ясными и какими-то светлыми.
Конечно же, теперь им друг без друга – никак.
И наверное, стоило потратить на ожидание целых тридцать лет жизни, испытать множество разочарований, наделать кучу ошибок ради того, чтобы, проснувшись однажды утром, увидеть рядом эти ресницы, и эту черную косу, и россыпь веснушек, и маленькую ладонь.
Тридцать лет – не такой уж долгий срок, когда впереди тебя ожидает такая награда. Хотя в глубине души все же и притаилась обида на судьбу, которая заставила его ждать так долго.
– Счастье мое, – шепнул он тихонько ее веснушкам и прикоснулся губами.
Пушистый котенок внутри зашевелился. Расправил хвост и моргнул глазом.
Конечно же, они поженятся. Что бы там ни говорил вредный мальчишка по имени Федька. Принц и принцесса из придуманной сказки должны быть вместе, рано или поздно он все равно это поймет. Арсений был уверен, что поймет, и не переживал по этому поводу.
Он теперь вообще ни по какому поводу не переживал, наслаждаясь блаженным спокойствием и абсолютной уверенностью в том, что теперь наконец-то все будет хорошо.
Майя легонько пошевелилась и нахмурила во сне брови.
– Все будет хорошо, – шепнул он и снова поцеловал ее в теплую сонную щеку.
Она открыла глаза. Увидела его, слегка удивленно спросила:
– Это... Это что, правда? На самом деле?
– На самом деле, – ответил он, улыбаясь, сразу же догадавшись, о чем она спрашивает.
– С ума сойти, – пробормотала она, переворачиваясь на спину. – А ведь ты мне с первого взгляда ужасно не понравился...
– И чем же я тебе так не понравился?
– Ну, не знаю. Ты был какой-то... лохматый. И сумасшедший. И в этих своих дурацких бриджах...
– Я и сейчас лохматый. И сумасшедший. Только не в бриджах. Я тебе теперь тоже не нравлюсь?
– Не нравишься. Причешись немедленно и перестань говорить глупости.
– У меня нет расчески. И я не умею говорить... умности.
– Ладно. Уговорил. Придется... Придется любить тебя лохматого вместе со всеми твоими глупостями... И с бриджами...
– Придется. Никуда теперь ты от меня не денешься. А я – от тебя... Майка, ты замуж за меня пойдешь? Знаешь, я ужасно хочу, чтоб ты пошла за меня замуж. С первой минуты...
– Не ври про первую минуту, пожалуйста.
– Ладно, – согласился он, снова целуя ее. – Не с первой. Пусть со второй... Пойдешь за меня замуж?
Она помолчала некоторое время, раздумывая. А потом спросила как-то слишком серьезно:
– А ты возьмешь меня... замуж?
– А почему это мне тебя не взять замуж? – удивился он, слегка встревоженный этим ее серьезным тоном. – Говорю же, я с первой... Тьфу, черт, со второй минуты об этом мечтаю...
– И теперь мечтаешь?
– И теперь мечтаю! Почему же мне теперь-то не мечтать?
– Потому что, – ответила она, почему-то отворачиваясь, и этим своим непонятным ответом его даже слегка разозлила.
– Потому что – это не ответ! Ты чего это со мной загадками разговариваешь, а? Май, я не люблю загадки!
– Прости. Я думала, что ты сам уже... все понял.
– Да что я понял-то? – сердито пробормотал Арсений.
– А то, что я... Не одна.
– Не одна? – Он ничего не понял. – Это как – не одна?
– А так! Не одна, и все!
– В смысле... уже замужем, что ли? – вдруг перепугался он и даже сел в кровати, подскочив от испуга.
– Да нет. Не замужем. Успокойся и... ложись обратно.
– Не хочу я ложиться! Ты скажи...
– Ложись, – терпеливо повторила она. – Ложись – и все узнаешь...
– Да что узнаю-то? – продолжал сердиться Арсений, послушно укладываясь обратно.
Она не ответила. Повернулась к нему лицом, взяла в руку его ладонь и положила под простыней себе на живот.
Арсений замер, вдруг поняв, что этот жест означает не требовательную ласку, что он не имеет ничего
