скот, идущий на заклание. Сын Метелла Нумидийца гнал это стадо, как злая пастушеская собачонка. Меминий с женой вышли, чтобы провести гостей на виллу, накормили их и попытались получить более- менее внятные сведения о том, что стряслось. Но — тщетно. Единственный из них, кто что-то соображал, Метелл так отчаянно заикался, что не смог связать и двух слов, а Меминий с женой не знали не только греческого, но и в латыни не продвинулись дальше азов. Понять возбужденные речи заики было им уже не под силу.
Основная масса воинов притащилась в Аравсион в течение следующих двух дней, но это были лишь жалкие остатки армии — без командиров. Один центурион говорил, что на западном берегу реки осталось несколько тысяч живых, не знающих, что делать. Цепион приехал последним, вместе с сыном, которого встретил по пути в Аравсион. Когда Цепион узнал, что Маллий Максим нашел приют в доме Меминия, то отказался остаться там и решил ехать с сыном дальше — в Рим. Меминий дал ему две повозки с возницами и запас еды.
Подавленный смертью сыновей, Маллий Максим в течение трех дней не был способен узнать что- либо о судьбе шести сенаторов. Меминий же ничего о них не знал. Когда Маллий Максим потребовал послать на розыски, Меминий замялся, боясь, что германцы все еще остаются на поле боя. Его больше беспокоило, как ему, жене и уставшим гостям вовремя сбежать в случае новой опасности.
Таково было положение дел, когда толмач въехал в город и обнаружил Меминия. Меминий понимал, что этот человек привез важные новости. Но, к несчастью, они не могли понять друг друга, и Меминий не догадался провести толмача к Маллию Максиму. Он дал толмачу приют и велел ожидать кого-либо, кто владеет двумя языками и сможет поговорить с новым гостем.
Потерявшееся сенаторское посольство во главе с Коттой рискнуло переправиться обратно через реку, когда германцы ушли на север. Они надеялись найти спасшихся после резни. При этом они вовсе не заботились о собственной безопасности — хотя германцы могли и вернуться…
Друз очнулся с наступлением темноты, приблизительно в середине ночи. Единственное его желание было — воды! Река находилась приблизительно в трех милях отсюда. Когда забрезжил рассвет, он отправился на поиски. В нескольких шагах от себя он увидел Квинта Сертория, который подзывал его взмахами руки.
— Не могу двигаться — нога, — сказал Серторий, облизывая потрескавшиеся губы. — Жду кого- нибудь. Думаю — вдруг германцы.
— Пить хочу, — прохрипел Друз. — Найду воду и вернусь.
Трупы громоздились всюду. Но вокруг Друза и Сертория было свободней. Они были сражены в самом начале боя, потом римляне только отступали и отступали… Окажись Серторий в куче трупов, Друз и не заметил бы его.
Друз потерял свой аттический шлем. Порыв ветра бросил прядь волос на большую шишку над правым глазом. Шишка сильно опухла, кожа на ней так натянулась, что простое прикосновение волос заставило Друза содрогнуться от боли.
Но желание жить оказалось всего сильнее. Друз со стоном продолжал путь. Только сейчас он вспомнил, что воду ему нести не в чем, а раненых много и всех томит жажда. Постанывая от невыносимой боли, Друз нагнулся, снял шлемы с двух убитых солдат-марсиев и отправился дальше. Посреди поля трупов стоял маленький ослик-водовоз. Он косил своим огромным прекрасным глазом в длинных ресницах на недвижимые тела, но не мог двинуться, поскольку повод его был намотан на руку солдата, погребенного под трупами. Он пытался освободиться, натягивая веревку, но тщетно. Друз кинжалом обрезал повод и привязал его к поясу: даже если он потеряет сознание, ослик не сможет убежать. Животное так счастливо было видеть живого человека, что сначала терпеливо стояло, пока Друз утолял жажду, а затем радостно последовало за ним.
Посреди горы тел вокруг ослика Друз увидел дергающиеся ноги. Он уже не мог говорить и просто взвыл, как зверь, — ослик печально вторил ему. Друз начал растаскивать трупы, чтобы откопать еще одного живого. Бронзовые латы офицера-марсия были проломлены справа, под рукой. Из середины дыры сочилась кровь.
Действуя как можно осторожней, Друз вытащил марсия, положил на траву и начал расстегивать панцирь. Глаза легионера были закрыты, но на шее билась жилка. Когда Друз с трудом снял пластины с его груди и живота, человек вскрикнул. Затем на чистом латинском языке раздраженно произнес:
— Полегче!
Друз остановился на мгновение, затем продолжил расстегивать кожаные застежки.
— Лежи спокойно, дурак! — зашипел он. — Я всего лишь пытаюсь помочь. Может, хочешь воды?
— Воды… — эхом отозвался тот.
Друз принес ему в шлеме воды и был вознагражден полным благодарности взглядом желто-зеленых глаз, прямо-таки змеиных. Марсии и были почитателями змей: танцевали с ними, заклинали их и даже целовались с ними — язык к языку.
— Я — Квинт Поппедий Силон, — сказал марсий. — Этот irrumator, этот дылда застал меня врасплох. — Он закрыл глаза, и две слезы стекли по его окровавленным щекам. — Мои люди — они все погибли?
— Боюсь, что так, — мягко сказал Друз. — Как и мои. Как, похоже, и все остальные. Мое имя — Марк Ливий Друз. А сейчас держись — я сниму с тебя кожаный панцирь.
Рана сама перестала кровоточить: благодаря шерстяной тунике удар длинного германского меча пришелся несколько вскользь. Друз чувствовал, как сломанные ребра марсия шатаются под его рукой, но латы, кожаный панцирь и ребра преградили путь мечу.
— Ты не умрешь, — сказал Друз. — Сможешь встать, если я помогу? Там лежит мой товарищ из легиона. Ему нужна моя помощь. Так что или оставайся здесь и добирайся ко мне сам, когда сможешь, или идем со мной — но на своих ногах. — Прядь волос снова упала на рану Друза, и он застонал.
Квинт Поппедий Силон поразмыслил над сложившимся положением.
— Вряд ли ты сумеешь мне помочь, — сказал он наконец. — Если ты дашь мне мой кинжал, я отрежу кусок туники и перевяжу рану. Не хочу истечь кровью в этом Тартаре.
Друз отдал ему нож и отправился дальше вместе с осликом.
— Где мне тебя искать? — спросил Силон.
— Вон там, где полег следующий легион, — ответил Друз.
Серторий все еще был в сознании. Он напился воды и сел. Из них троих он был ранен серьезней всех. Без помощи Друза и Силона он не смог бы двигаться. Друз опустился отдохнуть рядом с Серторием и пошевелился лишь тогда, когда час спустя явился Силон. Солнце поднялось высоко, становилось жарко.
— Надо отнести Квинта Сертория подальше от трупов, чтобы в его рану не попала зараза, — сказал Силон. — Потом соорудим над ним какой-нибудь навес и пойдем искать других. Есть же тут еще кто-нибудь живой!
Они действовали упорно, хотя раны и мучили их. Наконец Сертория устроили по возможности удобно. Друз и Силон отправились на поиски. Они отошли совсем недалеко, когда Друз почувствовал тошноту и свалился на землю в судорогах. Каждая конвульсия сопровождалась ужасным стоном. Силон сел рядом с ним. Ослик, все еще привязанный к поясу Друза, терпеливо ждал. Силон осмотрел голову Друза.
— Я думаю, тебе полегчает, Марк Ливий, если я вскрою твой нарыв ножом. Согласен?
— Да я бы согласился и с гидрой встретиться, лишь бы это помогло, — проговорил, задыхаясь, Друз.
Перед тем как вскрыть нарыв, Силон пробормотал несколько заклинаний на древнем языке, неведомом Друзу. Это был не осканский, который он хорошо знал. «Змеиные заклятья, вот что он шепчет», — подумал Друз. Боль ослепила его — и Друз потерял сознание. Пока он был без сознания, Силон выдавил из нарыва столько крови, сколько смог. Куском туники он отер лицо раненого, потом вытерся сам. Друз зашевелился.
— Тебе лучше? — спросил Силон.
— Немного.
— Если перевяжу, то будет только сильнее болеть. Лучше вытирай кровь время от времени. Рано или
