Слезы текли по лицу Юлиллы, и она не в силах была удержать их. Голос ее прозвучал почти беззвучно:
— Я ненавижу писать письма!
— Довольно хныкать, — произнес Сулла сухо.
— Письма, при чем тут письма? — сказала она, налила себе вторую чашу и выпила тоже залпом.
— Кажется, у нас двое детей? Мальчик и девочка, да? Ты даже не побеспокоилась сообщить мне о мальчике. Я узнал об этом от твоего отца.
— Я болела. — Юлилла по-прежнему плакала.
— Могу я увидеть своих детей?
— Они вон там! — Она зло ткнула рукой в глубину перистиля.
Сулла оставил ее с носовым платком, кувшином и уже наполненной чашей.
Сначала он увидел их через окно детской. Позади что-то бормотал женский голос, но Сулла не разбирал слов и не видел женщины. Все его чувства сосредоточились на двух крошечных существах, которых он произвел на свет. Девочка стояла рядом с мальчиком.
Она была самым очаровательным существом, какое Сулла когда-либо видел, — миниатюрная куколка, само совершенство. С копной рыжевато-золотистых локончиков на голове, с румянцем, как лепестки роз, на молочно-белом лице, с золотыми ресницами и голубыми глазами, такая хорошенькая, такая счастливая, полная нежной любви к маленькому братцу.
А он был самым прелестным мальчуганом на свете — Сулла и представить себе не мог, что у него будет такой сын. Он уже ходил — это было хорошо. Не лежал запеленутый в тряпки. Сестра поддерживала его, а он, злодей ужасный, все время шатался и падал на нее. Оба очень веселились. Они были похожи на Цезаря: тот же удлиненный выразительный овал лица, те же золотые волосы и живые голубые глаза, что и у покойного тестя Суллы. И спящее сердце Суллы начало неспешно пробуждаться, оно словно бы потянулось и зевнуло, готовясь воспрять, и вот оно подпрыгнуло и выскочило в мир — подобно тому, как Афина, созрев, выступила на свет из головы Зевса, и зазвенело, и запело.
Сулла вбежал в комнату, сияя глазами, он опустился перед детьми на колени, он протянул к ним руки.
— Это папочка. Папочка приехал домой, — сказал он.
Они не стали колебаться, не стали сомневаться и ждать — они кинулись в его объятия, покрывая его лицо поцелуями.
Оказалось, что Публий Рутилий Руф был не первым, кто нанес визит Марию в Кумах. Едва успел вернувшийся герой вникнуть в дела, как слуга доложил ему о прибытии Луция Марция Филиппа. Марий никогда не встречался с ним и даже не был знаком с этой семьей. Удивившись, он приказал слуге провести гостя в кабинет.
Филипп не стал ходить вокруг да около. Он сразу приступил к делу. Это был довольно красивый, самоуверенный молодой человек, представитель древнего рода Марциев, возводящих свой род к четвертому царю Рима — Анку Марцию, который построил Деревянный мост.
— Мы незнакомы, Гай Марий, — начал гость, — но я решил при первой же возможности исправить эту ошибку. Ты — новый консул следующего года, а я только что избранный народный трибун.
— Как славно, что ты хочешь исправить ошибку, — отозвался Марий, скрывая иронию за улыбкой.
— Да, думаю, что так, — сказал Филипп вежливо. Он откинулся на стул и положил ногу на ногу, удивив Мария, который всегда находил, что мужчинам так сидеть не пристало.
— Что я могу сделать для тебя, Луций Марций?
— В данный момент — немало. — Филипп наклонил голову вперед и посуровел: — У меня возникли некоторые финансовые затруднения, Гай Марий, и я решил предложить тебе свои услуги. Я имею в виду — вдруг ты захочешь протолкнуть какой-нибудь закончик… Или, может быть, тебе просто понадобятся сторонники в Риме, когда ты будешь отгонять германского волка от наших ворот. Глупые германцы! Они еще не поняли, что римляне — сами наследники волчицы! Но они поймут, я уверен. Если кто и втолкует им, так это ты.
Марий обдумывал это вступление.
— По правде говоря, есть один пустяк, дорогой мой Луций Марций. Хорошо бы он прошел через Народное собрание без особого шума. Рад буду избавить тебя от финансовых затруднений, если поможешь мне избавиться от законодательных.
— Чем щедрее ты будешь, Гай Марий, тем меньше шума поднимется вокруг закона, который тебе нужен, — сказал Филипп с широкой улыбкой.
— Великолепно! Назови свою цену.
— Ну, так сразу!
— Назови свою цену, — повторил Марий.
— Полмиллиона.
— Сестерциев.
— Денариев.
— Хм, за полмиллиона денариев я захочу получить гораздо больше, чем какой-то пустяковый закон.
— За полмиллиона ты и получишь гораздо больше, Гай Марий. Отслужу не только во время моего трибуната, но и после. Обещаю.
— Договорились.
— Как просто! — воскликнул Филипп, расслабившись. — Что я должен для тебя сделать?
— Мне нужен аграрный закон, — сказал Марий.
— Это уже непросто. Зачем тебе закон о земле? Деньги мне нужны, Гай Марий, но если мне их придется истратить, протаскивая закон, что же останется в моей мошне? Я не претендую на пожизненное избрание в Сенат, на что, я думаю, претендуешь ты, Гай Марий. Я не Тиберий Гракх.
— Закон — аграрный по форме, но не по содержанию, — сказал Марий успокаивающе. — Я не реформатор, не революционер. У меня есть идея наделения бедняков землей не из неприкосновенного государственного земельного фонда, над которым все так трясутся! Я запишу нищих в легионы и заставлю работать на той земле, которую им дам!
— О каких же землях, помимо государственного земельного фонда, может идти речь? Хочешь, чтобы земли для неимущих легионеров купило государство? Но откуда Рим возьмет для этого средства?
— Земли, о которых идет речь, уже принадлежат Риму. Когда я был проконсулом в Африке, ко мне отошли многие бывшие владения неприятеля. Я могу их сдать в аренду моим клиентам, продать с аукциона, подарить какому-нибудь иноземному королю. Но я должен знать, что Сенат поддерживает меня. Нет у меня никакого желания перегавкиваться с Метеллом Нумидийским и уж тем более ему уступать. Я собираюсь делать так, как делал всегда, — строго придерживаться закона или прецедента. К Новому году я намерен сдать свои проконсульские полномочия в Африке. Нельзя, чтобы она досталась Метеллу. План освоения территории я предложил Сенату и народу Рима и уже получил согласие сенаторов. Но есть один вопрос, который я не могу огласить сам. Вопрос настолько деликатный, что я разбил его на две части. Одну надо принимать немедля, другую — на следующий год. Твоя задача, Луций Марций, — обеспечить выполнение первой. Короче, если Рим, как я надеюсь, рассчитывает получить приличную армию, следует добиться, чтобы служба стала привлекательной для бедняков. Призывать неимущего на службу в час опасности и вышвыривать, едва наступил мир, — так не полагается. Простое вознаграждение — небольшое солдатское жалованье, малая доля в добыче — может неимущего не заинтересовать. А вот если ему дать надел хорошей земли, который он мог бы или продать, или осесть на нем после отставки, — то это уже будет хорошим стимулом пойти в солдаты. Тем более что земли могут находиться и не в Италии.
— Мне кажется, я начинаю понимать, чего ты хочешь, Гай Марий, — сказал Филипп. — Интересно.
— Я тоже так думаю. Два острова в Малом Сырте в Африке я держу специально для отставных солдат. Впрочем, из-за германцев распускать легионы по домам в ближайшее время не придется. За это время я должен оформить свою идею законодательно. Но у меня слишком много врагов, которые
