попытаются помешать мне. Ведь кое-кто из них именно на этом может сделать карьеру.
Филипп сидел и кивал головой:
— Да, Гай Марий, врагов у тебя много.
Марий уловил нотку сарказма в этом замечании и пристально посмотрел на Филиппа:
— Твоя забота, Луций Марций, провести через Народное собрание решение о запрете распоряжаться островами Малого Сырта до плебисцита. Но о землях для солдат ты не должен пока даже заикаться. Пусть враги мои не знают, что за этим законом стою я.
— Думаю, это мне удастся.
— Хорошо. В день принятия закона мои банкиры переведут на твой счет полмиллиона денариев — да так, что никто и не заподозрит ничего дурного.
Филипп поднялся:
— Только что ты купил себе народного трибуна, Гай Марий, — сказал он и протянул руку. — Более того, я буду твоим верным сторонником до тех пор, пока занимаюсь политикой.
— Рад слышать это. — Марий пожал ему руку.
Но как только Филипп ушел, Марий приказал принести таз теплой воды и вымыл руки.
— Если я даю взятки, то это не значит, что человек, которому я их даю, мне нравится, — говорил Марий Публию Рутилию Руфу, когда тот пять дней спустя приехал в Кумы.
— Он выполнил обещанное, — сказал Рутилий Руф. — Выступал так, что всем показалось, будто он действительно много и серьезно думал о необходимости сберечь несколько островков у Африканского побережья для нужд великого Рима. Хитроумный парень, этот Филипп, и скользкий в общении. Много патриотизма и размышлений о будущем римского народа. Кое-кто из твоих врагов подумал даже, что он делает это с единственной целью — насолить тебе. Закон прошел без сучка, без задоринки. Никто даже не бубнил на задних рядах.
— Отлично! — Марий облегченно вздохнул. — Пусть острова ждут своего часа. Недалек тот день, когда неимущим легионерам предстоит потрудиться — и каждый заработает свой участок земли. Ну да ладно, хватит об этом! Что еще нового?
— Я провел закон, который позволит консулу перед лицом смертельной опасности, угрожающей Риму, самому назначать военных трибунов, не проводя выборов, — сказал Рутилий.
— Ты, как всегда, предусмотрителен. И сколько же человек попадают под действие твоего закона?
— Двадцать один. Столько, сколько погибло под Аравсионом.
— Включая…
— …Юного Гая Юлия Цезаря.
— Вот это действительно приятная весть! Жаль, что таких мало. Помнишь ли ты Гая Лусия? Того, что женился на Гратидии, сестре моего зятя? Был его приятелем.
— Смутно припоминаю. В Нуманции?
— Да, это он. Противный, как бородавка, но очень богат. Во всяком случае, у него и Гратидии родился сын и наследник, которому сейчас уже двадцать пять лет. Родители просят меня взять его с собой на войну с германцами. И брат мой Марк их поддерживает: парень ему нравится.
— Кстати, о твоих родственниках. Тебе будет, наверно, приятно узнать, что Квинт Серторий прибыл в Нерсию вместе с матерью. Он здоров и готов идти с тобой в Галлию.
— Отлично! Как и Котта, который тоже едет в Галлию в этом году, да?
Рутилий Руф присвистнул:
— Неужто, Гай Марий? Один экс-претор и с ним пяток заднескамеечников, как та делегация, что была отправлена уговаривать Цепиона?
— А Цепион вернулся?
— Ходит мрачнее тучи, но влияние его еще велико. Хотя и врагов у него теперь немало, скажу я тебе. На улицах показывается с осторожностью.
— Бросить бы его в Карцер, пусть бы мучился до конца дней, — жестко сказал Марий.
— Только после того, как нарубит дров на восемьдесят тысяч погребальных костров.
— А что с марсиями? Успокоились?
— Ты знаешь, какие потери они понесли? Такие события не прибавляют нам друзей. Командир их легиона — Квинт Поппедий Силон — прибыл в Рим, чтобы дать показания. А знаешь, кто будет подтверждать его показания? Мой племянник, Марк Ливий Друз. Во время сражения их легионы находились рядом. Цепион впал в настоящую истерику, когда узнал, что против него будет свидетельствовать мой племянник.
— У этого волчонка острые зубки, — сказал Марий, припоминая юного Друза.
— Он сильно повзрослел после Аравсиона.
— Такие Риму вскоре и понадобятся.
— Да, похоже на то. Но я заметил: все, кто остался жив после битвы под Аравсионом, сильно переменились, — с грустью сказал Руф. — Им не удалось еще собрать всех спасшихся вплавь через Родан. Да и вряд ли удастся.
— Я найду их.
— Цепион пытался обвинить во всем Гнея Маллия и «сброд» как он назвал армию твоего образца. Марсиям не понравилось что их причислили к «сброду». Самнитам тоже. Мой молодой племянник — прекрасный оратор, да и актер неплохой — выступил и прилюдно заявил, что у неимущих легионеров не было шанса выиграть то сражение.
— Зять Цепиона критикует Цепиона! — Марий подивился курьезности ситуации. — Как же теперь быть с семейной лояльностью?
— Он в общем не критиковал Цепиона — не напрямую. Он ничего не высказал против Цепиона лично. Но я заметил, что молодой Марк Ливий и молодой Цепион Младший вернулись более дружными, чем были до сих пор, — сказал Рутилий Руф. — Цепион Младший женат на моей племяннице, сестре Друза.
— Откуда ждать притока свежей крови, если все аристократы без конца будут заключать браки между собой? — заметил Марий. — Есть другие новости?
— Только о марсиях и прочих италийских союзниках. Они сильно настроены против нас, Гай Марий. Как ты знаешь, последние месяцы я набирал солдат. Но италийцы отказались сотрудничать с нами. Когда я сказал им, чтобы прислали хоть неимущих, они ответили, что неимущих у них больше нет.
— Да они ведь народ сельский. Так что вполне возможно.
— Ерунда! У них полно ремесленников. Но союзники настаивают на том, что неимущих у них нет. Почему? Отвечают, что италийские бедняки все теперь отданы в рабство за долги. Знал бы ты, какие письма отправили представители италийских племен в Сенат, протестуя против действий Рима! Марсии, пелигны, пицентины, умбрии, самниты, апулии, лукании, этруски, марруцины, вестины — список полон, Гай Марий!
— Противоречия между союзниками и римлянами существуют уже давно, — возразил Гай Марий. — Но я надеюсь, что германская угроза быстро сплотит все народы полуострова.
— Не думаю. Они говорят, что римляне забирают у них мужчин на слишком большой срок. А когда те, выйдя в отставку, возвращаются домой, то находят свои хозяйства запущенными, а иной раз и проданными за долги. Вот почему неимущие италийцы становятся рабами и рассеиваются по всему побережью Внутреннего моря, где римлянам требуются умелые земледельцы: в Африке, Сардинии, Скифии.
— Об этом я как-то не задумывался. У меня самого много земли в Этрурии, есть и такие, что взяты были за долги. Но что же еще делать? Не куплю я — купит Свинка или его брат Далматик. Мне эти земли в Этрурии достались от матери. Никуда тут не денешься.
— Не ошибусь, если скажу, что ты даже не представляешь себе, что сделали твои управляющие с местными жителями, чьи наделы конфисковали.
