Цвет волшебства

пребывали не в лучшем состоянии. А во-вторых, зрительные нервы волшебника пятнадцатой категории, пусть даже мертвого, приспосабливаются видеть уровни и измерения, далекие от повседневной реальности, и вследствие этого не совсем пригодны для наблюдения за простыми земными делами (пока волшебник был жив, его зрачки казались окружающим фасетчатыми и до жути похожими на глаза насекомых). Кроме того, в настоящее время маг был заключен в узком пространстве между миром живых и мрачной тенью Смерти, и его взору открывалась вся Причинно-Следственная Связь целиком. Вот почему, если не считать слабой надежды на то, что сегодня его несносная дочурка наконец-то свернет себе шею, он не стал прибегать к своим незаурядным способностям, чтобы побольше разузнать о трех путешественниках, которые отчаянным галопом неслись к границам его владений.

* * *

В нескольких сотнях ярдов от мертвого волшебника его дочь в сопровождении полудюжины Всадников спускалась по выщербленным ступеням в полое чрево горы. Льесса пребывала в странном расположении духа. Похоже, у нее появился шанс… Может, это и есть ключ к выходу из тупика, ключ к трону Червберга. Разумеется, трон этот по праву принадлежал ей, но, согласно традиции, считалось, что править Червбергом может только мужчина. Это раздражало Льессу. Когда же в ней полыхала ярость, Сила изливалась намного более мощным потоком, а драконы выходили особенно крупными и злобными.

Будь у нее муж, все было бы по-другому. На роль мужа подошел бы любой рослый и крепкий детина с изъяном по части мозгов. Хороший муж должен беспрекословно исполнять то, что ему говорят.

Самый здоровый из троицы, что сейчас удирала из драконьего края, как раз сгодился бы. Даже если он и не подойдет, то вечно голодные драконы с удовольствием попробуют его на зуб, тем более что этих зверюг надо регулярно кормить. А уж она позаботится, чтобы сегодня у драконов было плохое настроение.

Во всяком случае, хуже, чем обычно.

Лестница нырнула под каменную арку и закончилась узким карнизом у самого потолка огромной пещеры, в которой отдыхали драконы.

Солнечные лучи, падающие из разбросанных по стенам входных отверстий, крест-накрест прочерчивали пыльный полумрак, словно янтарные прутья, внутри которых застыл миллион золотистых насекомых. Внизу взгляду не открывалось ничего, кроме легкой дымки. Но вверху…

Пешеходные кольца начинались рядом с головой Льессы, на расстоянии вытянутой руки, и тысячами расходились по перевернутым акрам свода пещеры. Двум десяткам каменщиков понадобилось два десятка лет, чтобы вбить крюки для этих колец, — рабочие вбивали крюк, цеплялись за него, лезли выше и вбивали следующий. Однако эта величественная картина ни в какое сравнение не шла с восьмьюдесятью восьмьюглавными кольцами, которые гроздью висели под самым куполом. Еще пятьдесят были утрачены в далекой древности, когда их заводили на место отряды обливающихся потом рабов (а тогда, в первые дни Силы, рабов было предостаточно), — огромные кольца с грохотом рухнули в недра пещеры, увлекая за собой несчастных людишек.

Но восемьдесят восемь колец были-таки закреплены под сводом пещеры, огромные, как радуга, ржаво- красные, как кровь. И сейчас на них…

Драконы чувствуют присутствие Льессы. По пещере со свистом проносится воздух — это восемьдесят восемь пар крыльев разворачиваются, образуя сложную головоломку. Огромные головы с зелеными фасетчатыми глазами наклоняются к девушке.

Животные слегка просвечивают. Пока окружающие хозяйку мужчины снимают с полок сапоги с крючьями, Льесса сосредотачивает всю свою волю на полной визуализации: драконы, повисшие в затхлом воздухе над ее головой, теряют прозрачность, и от их бронзовой чешуи тускло отражаются солнечные лучи. Ее мозг пульсирует, но теперь, когда Сила изливается мощным потоком и безо всяких помех, Льесса может, не нарушая концентрации, обратить свои мысли на другое.

Она тоже застегивает на ногах сапоги” грациозно вертит “колесо”, и крючья с тихим звоном зацепляются за пару пешеходных колец на потолке пещеры.

Только теперь это пол. Мир изменился. Она стоит на краю глубокой чаши или кратера, чье дно усеяно небольшими кольцами, по которым, раскачиваясь на ходу, уже шагают Всадники. В центре чаши их ждут огромные “скакуны”. Высоко наверху виднеются далекие скалы, поднимающиеся со дна пещеры и обесцветившиеся от вековых наслоений драконьего помета.

Легкими скользящими движениями, ставшими для нее второй натурой, Льесса устремляется к своему дракону, Лаолиту, который поворачивает к ней огромную лошадиноподобную голову. Его пасть блестит от свиного жира.

“Ням-ням, как вкусно”, — произносит он у нее в голове.

— По-моему, я предупреждала, чтобы ты, не летал без меня, — раздраженно бросает она. “Я был голоден, Льесса”.

— Укроти свой голод. Скоро вам предстоит пообедать лошадьми.

“Поводья застревают в зубах. А воины будут? Мы любим воинов”.

Льесса свешивается с посадочной лестницы и, спрыгнув на спину Лаолита, обхватывает ногами его кожистую шею.

— Воин — мой. С ним пара людишек, их ты можешь забрать себе. Один вроде волшебник, — добавляет она, подбадривая дракона.

“Ох уж эти волшебники. И получаса не успевает пройти, как ты уже мечтаешь о добавке”, — ворчит дракон.

Он расправляет крылья и падает.

— Нас догоняют! — вскрикнул Ринсвинд, еще ниже пригнулся к шее лошади и застонал.

Двацветок, отчаянно вертя головой и оглядываясь на летящих бестий, пытался не отставать.

— Ты не понимаешь! — вопил турист, перекрывая жуткий шум от ударов крыльев. — Я же всю жизнь мечтал увидеть дракона!

— Изнутри? — прокричал в ответ Ринсвинд. — Заткнись и скачи давай!

Он подхлестнул лошадь поводьями и уставился на виднеющийся впереди лес, надеясь силой воли приблизить его. Деревья защитят их. Там не пролетит ни один дракон…

Над головой раздалось громовое хлопанье крыльев, и вокруг сомкнулись тени. Инстинктивно он съежился в седле и почувствовал, как что-то острое чиркнуло по плечам, обжигая раскаленной добела болью.

За спиной завопил Хрун, но орал он скорее от ярости, нежели от боли. Варвар соскочил с лошади в вереск, выхватил черный меч Кринг и, когда один из драконов заложил вираж, чтобы еще раз пройти над Хруном на бреющем полете, потряс клинком в воздухе.

— Наглые ящерицы, как вы смеете лезть ко мне! — прорычал он.

Ринсвинд нагнулся в седле и схватил лошадь Двацветка за повод.

— Вперед! — прошипел он.

— Но драконы… — упирался зачарованный Двацветок.

— Да пошли они… — начал было волшебник и оцепенел.

Еще один дракон отделился от кружащихся наверху точек и устремился в их сторону. Ринсвинд отпустил Двацветкову лошадь, горько выругался и в гордом одиночестве погнал своего скакуна к деревьям. За спиной его возникла какая-то сумятица, но он не стал оглядываться, а когда над ним промелькнула тень, только тихо вякнул и попытался зарыться в конскую гриву.

Потом вместо ожидаемой раздирающей и пронизывающей боли он неожиданно ощутил ряд хлестких ударов — это его насмерть перепуганная лошадь ворвалась под своды леса. Волшебник отчаянно пытался удержаться на спине скакуна, но очередная низко нависшая ветка, оказавшаяся покрепче своих товарок, выбила его из седла. Перед тем как вокруг сомкнулись вспыхивающие голубые огни беспамятства, Ринсвинд успел услышать пронзительный крик обманутой в своих надеждах рептилии и неистовые удары когтей по верхушкам деревьев…

* * *

Когда он пришел в себя, дракон наблюдал за ним. По крайней мере смотрел куда-то в его сторону. Ринсвинд застонал и попытался лопатками вперед закопаться в мох, но задохнулся от резкого приступа боли.