— И куда мы направляемся? — поинтересовалась Канина.
Ринсвинд пожал плечами.
— Прочь.
Прямо под ними проплывала внешняя стена дворца. Не успели они миновать ее, как стена затряслась, и кирпичи начали взмывать вверх, присоединяясь к стае камней, с жужжанием вьющихся вокруг новой башни.
Спустя некоторое время Канина не выдержала:
— Ну хорошо. Как ты заставил ковер взлететь? Он действительно делает противоположное тому, что ты ему приказываешь? — Нет. Я просто обратил внимание на некоторые фундаментальные детали его стратификационного и пространственного расположения.
— Не поняла, — призналась она.
— Хочешь, чтобы я объяснил это неволшебным языком?
— Ага.
— Ты положила его на пол изнанкой вверх, — сказал Ринсвинд.
Несколько мгновений Канина сидела не шевелясь.
— Должна признать, он очень удобный, — наконец заговорила она. — Впервые в жизни лечу на ковре- самолете.
— А я впервые в жизни управляю таким ковром, — рассеянно откликнулся Ринсвинд.
— И у тебя хорошо получается, — похвалила она.
— Спасибо.
— Ты говорил, тебя пугает высота.
— Приводит в ужас.
— По тебе незаметно.
— Я сейчас не об этом думаю.
Ринсвинд обернулся и посмотрел на возвышающуюся у них за спинами башню. За последнюю минуту она здорово выросла, и на ее вершине распустился затейливый бутон башенок и зубчатых стен. Над ней роем кружила черепица. Отдельные плитки пикировали вниз, словно керамические пчелы на бомбометании, и, позвякивая, укладывались на место. Башня была невероятно высокой, и камни у ее основания давно были бы растерты в пыль, если бы не потрескивающая в них магия.
Все, конец организованному волшебству. Два тысячелетия мирной магии пошли псу под хвост, на Диске снова росли башни, в воздухе носилась сырая магия, а значит, вскоре что-то серьезно пострадает. Возможно, это будет Вселенная. Магия в чрезмерных количествах способна искажать вокруг себя пространство и время, а это не слишком хорошие новости для человека, который за долгие годы привык к тому, что такие вещи как следствия идут за такими вещами как причины.
Но Ринсвинд не мог объяснить это своим спутникам. Они, похоже, так и не уловили суть дела. Если говорить более конкретно, они так и не осознали, что такое погибель. Они страдали от ужасного заблуждения, что что-то еще можно сделать. И были готовы изменить мир так, как им того хочется, — или умереть в процессе. А вся беда умирания в процессе состоит в том, что в процессе вы умираете.
Смысл былой организации Университета заключался в том, что она поддерживала нечто вроде мира между волшебниками, которые обычно сходятся друг с другом без особых проблем — примерно как коты в мешке. И теперь, когда они вступили в бой без перчаток, каждый, кто попытается встать между ними, окажется сильно поцарапанным. Это вам не та старая, спокойная, немного глуповатая магия, к которой привык Диск. Это магическая война, пронизывающая и раскаленная добела.
Ринсвинд никогда не мог похвастаться способностями к предвидению будущего. По правде говоря, он и настоящего толком не видел. Но он с унылой уверенностью предчувствовал, что в самом ближайшем будущем, секунд этак через тридцать, кто-нибудь непременно скажет:
— Надо же что-то предпринять! Внизу, под ними, проплывала пустыня, освещенная косыми лучами заходящего солнца.
— Что-то звезд маловато, — заметил Найджел. — Может, они боятся выходить на небо?
Ринсвинд поднял голову. В воздухе висела серебристая дымка.
— Это сырая магия оседает из атмосферы, — пояснил он. — Атмосфера ею перенасыщена.
Двадцать семь, двадцать восемь, два…
— Надо же что-то… — начала Канина.
— Не надо, — оборвал ее Ринсвинд и ощутил едва уловимое удовлетворение. — Волшебники будут сражаться друг с другом до тех пор, пока не останется кто-нибудь один. Их так просто не разнять.
— Мне не помешало бы немного выпить, — заявил Креозот. — Не могли бы мы остановиться где-нибудь, где я мог бы купить трактир?
— На какие шиши? — поинтересовался Найджел. — Ты ж теперь бедный, забыл?
— Бедность меня не волнует, — ответил сериф. — Труднее всего примириться с трезвостью.
Канина легонько ткнула Ринсвинда в ребра и поинтересовалась:
— Это ты ведешь эту штуковину?
— Нет.
— Тогда куда она летит? Найджел посмотрел вниз.
— Судя по всему, она летит в сторону Пупа. К Круглому морю.
— Но кто-то ведь должен ею управлять.
“Привет”, — раздался в голове Ринсвинда дружеский голос.
“Это, случаем, не моя совесть опять объявилась?” — подумал Ринсвинд.
“Я чувствую себя просто ужасно.”
“Что ж, очень жаль, — пожал плечами Ринсвинд, — но я здесь ни при чем. Я всего лишь жертва обстоятельств. Не понимаю, почему я всегда должен брать на себя всю ответственность?”
“Да, но ты мог бы хоть что-нибудь предпринять. ”
“Что, например?”
“Ты мог бы уничтожить чудесника. Тогда мир будет спасен.” “У меня нет на это никаких шансов.” “Тогда, по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе. Это предпочтительнее, чем позволить разгореться магической войне.”
— Слушай, заткнись, пожалуйста, — вслух попросил Ринсвинд.
— Что? — переспросила Канина.
— А? — рассеянно отозвался Ринсвинд. Посмотрев ничего не выражающим взглядом на голубой с золотом узор под собой, он вдруг добавил:
— Это ты управляешь им, да? Через меня? Это подло!
— О чем ты говоришь?
— О-о. Прости. Я разговариваю сам с собой.
— Думаю, нам лучше приземлиться, — предложила Канина.
Они плавно спустились к полукруглому пляжу, расположенному в том месте, где пустыня соприкасалась с морем. При нормальном освещении этот пляж с его песком, образованным миллиардами крошечных осколков ракушек, был бы ослепительно белым, но в это время дня он казался красным, как кровь, и первобытным. Кучи плавника, изрезанного волнами и выбеленного солнцем, громоздились вдоль линии прибоя, словно кости древних рыб или самый большой во Вселенной прилавок с приспособлениями для аранжировки цветов. Ничто не шевелилось, за исключением волн. Поблизости высилось несколько валунов, раскаленных, словно огнеупорный кирпич, поэтому моллюски и водоросли предпочитали не приближаться к ним.
Даже море казалось высохшим. Если бы какая-нибудь протоамфибия вылезла на подобный берег, она бы тут же отказалась от своего намерения, вернулась в воду и посоветовала всем своим родственникам забыть о ногах — они того не стоят. Воздух был таким, словно его долго кипятили в чьем-то носке.
Но Найджел все равно настоял, чтобы они развели огонь.
— Так атмосфера будет более дружеской, — заявил он. — Кроме того, там могут водиться чудовища.
Канина посмотрела на мелкие маслянистые волны, которые наползали на берег, словно пытаясь — без особого энтузиазма — выбраться из моря.
