Мадлер Кер

использовал бе­ременность, чтобы шантажировать своего любов­ника, а затем в отместку сделал аборт, не может взывать к моральным принципам других людей! Она не заслуживает даже того, чтобы о ней говори­ ли!

– А кто-то с таким отвратительным умишком, как ваш, мог бы заткнуться, – горячо отпарировала Эми, наконец-то признав присутствие Лавинии. – Как вы смеете говорить о шантаже? Разве вы сей­час не шантажируете Антона? Все, что вы любите, – это деньги, Лавиния. Вы сами сказали это в Антибе, ничего вас не волнует, кроме банковского счета.

Лэди Кэррон повернулась к Антону, ноздри ее раздувались.

– И ради этой женщины ты рыскал по Лондону весь день? – Ее голос охрип. – Она разрушила сча­стье Мартина. И ты собираешься позволить ей раз­рушить твое?

– Довольно с вас обеих, – тихо сказал Антон. Он посмотрел на часы. – Через пять минут нам нужно присутствовать на совещании. Я так пони­маю, ты не намереваешься идти туда, Эми?

Прием в зале Марии Антуанетты! У нее совсем вылетело из головы. Ее пропитанная снегом одеж­да тяжело свешивалась с плеч.

– Нет, – ответила она, – я не могу быть там.

– Ты намериваешься прийти завтра на собра­ние? – спросил он.

– Ты хочешь, чтобы я пришла? – спросила она, встречаясь с его взглядом.

– Нет, – просто ответил он. – Тебе лучше оста­ваться в тени.

Эми показалось, что сердце перестало биться. Она едва могла дышать. Итак, случилось! Она все­гда боялась… и всегда знала: это произойдет. Лави­ния выиграла, а она проиграла. И пока ее соперни­ца насмешливо улыбалась, Эми не могла даже за­плакать.

В последний раз Антон посмотрел ей в глаза – во взгляде непроницаемая темнота, – затем повер­нулся, взял Лавинию под руку и направился в зал Марии Антуанетты.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Когда-то старый дом казался ей огромным, хотя он был всего лишь маленьким белым коттед­жем с шиферной крышей и трубой, уютно гнездив­шийся в березовой роще. Сад, который в детстве был для нее страшным дремучим лесом, куда она бежала, преследуемая своими врагами, теперь стал зарослями лавра и кустами роз и золотых шаров.
Однако запах дома, воска и дыма остался преж­ним. Он рождал множество разнообразных обра­зов, печальных, хороших, счастливых и безвоз­вратно утерянных.
Коттедж обогревался с помощью котла, устро­енного в камине. Утро стояло холодное и снежное, огонь горел слабо, поэтому Эми подбросила поле­нья. Она колдовала над огнем, пока он не затрещал ровно и весело, а в трубах старых радиаторов не забулькала горячая вода. Холод в воздухе начал рассеиваться.
Она прошла на кухню, поставила чайник на плиту и, пока он закипал, стала готовить обед. Вот уже несколько дней вся ее жизнь сконцентрирова­лась вокруг простых вещей – развести огонь, подо­греть чайник, приготовить еду. Ни больше, ни меньше. Она могла справляться только с этим, раз­битое сердце ни на что другое не было способно.
Эми мыла овощи, когда услышала звук автомобильного мотора. Красная дамская машина мед­ленно тащилась по глубокому снегу. Кто это едет? Автомобиль остановился около гаража, и из нее вышли женщина с ребенком. Ребенок бросился в дом, а женщина на секунду замерла у машины – за­крывала дверь, наверное, – затем последовала внутрь.
И тут Эми узнала ее – одна из близняшек, кузи­на Джеми-Ли.
Она вытерла руки и пошла открывать дверь гос­тям. Ребенок, четырехлетний мальчик по имени Дэвид, запрыгнул ей на руки.

– Привет, тетя Эми!

– Господи, как ты вырос, Дэви, – воскликнула она, покачивая его на руках. – Привет, Джеми-Ли. Я только что поставила чайник.

– Тепло и уют, – сказала Джеми-Ли, сняла пар­ку и повесила ее на вешалку около двери. – Ты сно­ва вернула их в дом.

– Твой папа пошел прогуляться в деревню, что­бы купить газету и немного табака, – сказала Эми кузине.

– Я знаю, – ответила Джеми-Ли. – Мы видели его, когда пересекали мост. Но я хотела поговорить с тобой, Эми.

– Хорошо, – бодро откликнулась девушка, хотя сердечные тет-а-тет меж ними случались редко – практически в первый раз. – Я налью чаю.

В шкафу лежало несколько игрушек для ре­бенка, Эми достала их и отдала племяннику. Он принялся играть, а они с кузиной уселись у ками­на. Джеми-Ли, худая блондинка с пушистыми во­лосами, была замужем за доктором и жила в двух часах езды от коттеджа. По-видимому, она приеха­ла ради Эми. Казалось, она нервничала, ее худень­кие плечи подрагивали под дорогим кашемировым кардиганом, а рот сжимался плотнее и плотнее.

– О чем ты хотела со мной поговорить? – спро­сила Эми.

Джеми-Ли глубоко выдохнула.

– Я приехала ради мира, не ради войны, – сдер­жанно начала она. Эми ничего не сказала, лишь молча сидела, покачивая в руках чашку и наблюдая за тем, как языки пламени лижут дрова. Джеми-Ли сглотнула и продолжала: – Мы отвратительно обо­шлись с тобой, Эми. Мы все трое делали и говори­ли ужасные вещи. Когда я вспоминаю, какими мы были, меня тошнит. Ты потеряла родителей и была совсем одна. Нам нужно было по-доброму отно­ситься к тебе, стать твоей семьей, чтобы помочь, но вместо этого мы…

В тиши потрескивал огонь. Эми все еще молча­ла. Впрочем, ей необязательно помогать кузине справляться с волнением.

Пальцы Джеми-Ли тряслись, и чашка позвяки­вала о блюдце.

– На днях мы говорили об этом. Нам всем очень стыдно за наше поведение. Я знаю, другие сами хотят поговорить с тобой, но когда я услыша­ла, что ты остановилась здесь, у папы, то решила приехать и извиниться. Извини, Эми. Тысячу раз извини.

К своему удивлению, Эми увидела, что на гла­зах кузины повисли слезинки, а бледные губы под­рагивают от волнения. Она похлопала сестру по руке.

– Не плачь, Джеми-Ли. Это случилось так дав­но.

Джеми-Ли отставила чашку в сторону и с рыда­ниями ухватилась за руку Эми.

– Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня, – умоляла она, – пожалуйста, Эми.

– Ну, конечно, я прощаю тебя, – сказала девуш­ка, – хотя я никогда не понимала, почему вы так не любите меня.