чистокровный рык, и, значит, и Рыжий теперь тоже!..
Вот только он опять заплакал! Вожак зло сплюнул и сказал:
– Р-ра! Не к добру это! Когда-нибудь… – Но дальше продолжать не стал, только велел: – Пошли. Пора уже.
Они вдвоем взвалили Хвата на спины и встали во весь рост и так, только на нижних, на стопах, и пошли, и понесли его на Гору Воронья, куда относят всех, где их ждет Память Племени…
Которую он предал! Подумав так, Рыжий вскочил и заметался взад-вперед по яме. Ведь предал же! А прибежал сюда и снова предал!..
Или нет? Рыжий стоял, вцепившись лапами в решетку, смотрел вверх, на безлунное небо, и думал: нет, чужой предать не может, предают только свои. А он им, лесным дикарям, был чужой. Ведь даже Хват, и тот так и не стал ему родным, а так и оставался отчимом, пусть и любимым отчимом, но не отцом, и Рыжий лгал ему и еще больше лгал себе, когда называл его отцом, но разве кровь обманешь? Ведь истинная кровь – не та, которую ты пьешь, пусть даже по священному обычаю, а та, которая течет в тебе с рождения, и, значит, его отец Зоркий!..
А кто тогда Хват? Рыжий устало отпустил решетку, упал на брюхо и как можно сильней стиснул челюсти. Р-ра, гневно думал он, ужасный, отвратительный обычай – пить кровь. А убивать, чтоб твой отец не умирал от старости, а словно погибал в бою? Это еще ужасней! Нет, сто и тысячу раз нет, он туда ни за что не вернется, ведь он не рык – южак, и он всегда был южаком, просто не знал того… но вот он, наконец, среди своих, Лягаш привел его сюда, на родину отца. Дымск – вот его судьба! Здесь его жизнь, р-ра, успокойся, Рыжий! Казарма, Бобка и Овчар, Брудастый, князь, надменная княжна…
И, главное, Лягаш – старинный друг отца и так же и его не меньший друг. Да-да, вот именно, тут же подумал Рыжий, усмехаясь, давно уже прошли те времена, когда он ничего не знал и не умел, и Лягаш был для него наставником, а теперь просто друг. И даже более того: Лягаш им гордится, и еще любит у всех спрашивать: «Ну, как вам мой племяш?» И все молчат, а он смеется! Или вот как… Да! Рыжий сел и облизнулся. Вот как в последний раз, жаль, что это им не часто выпадает, они встретились. А, кстати, а где это было? А, да! В костярне «При заборе». Бобка, Овчар и Рвач метали кубик и ругались, а Рыжий подсел к хозяйской дочери и начал ей всякое нашептывать…
Как вдруг от дверей послышалось:
– Кость в пасть!
Рыжий сразу вскочил, оглянулся, увидел Лягаша – и кинулся к нему, они обнялись и покатились по полу, кусались, рявкали, смеялись. Потом, немного успокоившись, сели к столу. Рыжий рванул из-под ремня монету, швырнул хозяину и закричал:
– Вина! Для всех!
– Которого?
– Шипучего!
Лягаш смеялся. Пил. И слушал Рыжего, и улыбался. А Рыжий взахлеб рассказывал, хвалился. А Лягаш кивал. Потом, когда уже стемнело, вдруг сказал:
– Ну, вот и все. Прости, мне нужно уходить.
– Как это?! – удивился Рыжий.
– Так, – мрачно сказал Лягаш. – Приказано. Князь говорит…
– Р-ра! – рявкнул Рыжий. – Что нам князь?! Успеется! Ты про себя хоть бы слово сказал! А то все я да я…
– Но я, – настойчиво сказал Лягаш, – поверь, сейчас действительно очень спешу. Ты проводишь меня?
– Ну о чем разговор!
И, выйдя из костярни, они пошли по улице. Было темно и холодно. Зима тогда еще не наступила и снега пока не было, но лед уже похрустывал на лужах. Лягаш молчал, а Рыжий, глядя на него, гадал, о чем это он думает. Так они прошли почти что до самой Подгорной заставы, как Лягаш вдруг остановился и спросил:
– Чей это дом? – и указал на старую, обшарпанную хижину.
– Не знаю, – сказал Рыжий. – Да и зачем мне это знать?
– Затем, – нахмурился Лягаш. – Это не просто дом. Здесь когда-то жила твоя бабушка, Старая Гры.
Рыжий еще раз посмотрел на хижину. Ничего в ней примечательного не было, а хижина как хижина. В окне горел огонь, за занавеской виднелась чья-то нечеткая тень… Увидев ее, Рыжий вздрогнул и неуверенно спросил:
– Зайдем, что ли?
– Нет, незачем, – сказал Лягаш. – Ничего там от Гры не осталось. Но все-таки ты должен знать, что это за дом такой. И еще было бы неплохо, если бы ты хоть иногда вспоминал, чей ты сын и чей внук. А брагу пить да когти рвать, для этого ума много не… А! – и махнул лапой, замолчал, потом отрывисто сказал: – Ну, все, прощай!
Они обнялись. Потом Лягаш – теперь уже один – прошел еще немного во весь рост, а после пал на все четыре – и не спеша, размеренной рысцой пустился по дороге, и вскоре пропал во темноте…
И с той поры нет-нет да словно невзначай Рыжий подходил к тому чужому дому. Сейчас в нем, говорят, живет семья плетенщика, они делают корзины, лукошки. А его бабка, та была… так они говорят… была ведьмой! И он, они в этом уверены, пошел в ее породу. И поэтому – конечно, только за глаза – они именуют его «Ведьмино отродье». Можно, конечно, на них гневаться, и можно хватать болтунов за загривки, и рвать их, рвать!.. А можно и смолчать, подумать и решить, что, может быть, они и правы. Ведь если это так, если они действительно правы, то тогда сразу становится понятным, почему это именно он, а не кто-нибудь другой, смог отыскать в Лесу Убежище Луны, а здесь, уже в Дымске, он, глядя на Солнце, вдруг совершенно ясно понял, что…
Нет, хва, и еще раз хва, быстро подумал Рыжий, об этом еще слишком рано не только говорить, но даже думать! Да и уж слишком они, эти Луна и Солнце, далеки от него – они там где-то, в бесконечном небе. А вот зато прямо здесь, на земле… Вот он сейчас, думал Рыжий, лежит здесь, в этой яме, и им всем кажется, что он строго наказан, заперт. Но разве наверху, во дворе, или даже в казарме, или даже во всем Дымске, он разве был свободен? А они? Нет, конечно! Потому что там кругом те же самые ямы, только что более широкие, и всё. Вот, скажем, первая яма – поселок. Там так: Вожак, охота, войны с Корноухими – и больше ничего, стена, со всех сторон, и высоченная! А вот уже вторая яма – Дымск. Тут уже так: казарма, служба, когти рвать… И снова стена! Так что же тогда получается? Мир – это ямы, много ям. Попал в одну, карабкаешься, лезешь по стене, цепляешься, когти ломаешь… А после только выбрался, шаг, два ступил – и опять провалился, только теперь уже в другую яму, которой раньше не только не видел, но даже не имел о ней понятия! А она еще глубже тех, прежних. Вот если бы…
Глава десятая
НЕ ПУТАЙ!
Вдруг вверху заскрипело железо. Рыжий сразу поднял голову и увидел, что это Лягаш открывает решетку! Значит, нужно было вскакивать и бросаться к нему и обнимать его, визжать от радости, кричать!..
Но Рыжий даже не шелохнулся, а просто смотрел на Лягаша и чувствовал, как будто кто-то невидимый душит его все сильней и сильней. И скоро совсем задушит! Но Рыжий об этом, конечно, молчал. А Лягаш этого, конечно, не понял. Поэтому:
– А! – весело сказал он сверху. – Я вижу, ты совсем зазнался. Ну что ж, и такое бывает.
И спрыгнул в яму, сел напротив Рыжего и подмигнул ему. Но Рыжий по-прежнему сидел, как неживой. Лягаш, немного подождав, спросил:
– Ты что, не рад?
– Нет, рад, – тихо ответил Рыжий. – Просто не знаю, что тебе сказать.
– Ну так скажи, что думаешь.
– А я не думаю.
– Ар-р! Ар-р! – засмеялся Лягаш. – Да это вообще прекрасно! Кто думает, тот не живет. Жить некогда, он же все время думает! – Но тут же помрачнел, спросил: – Ну а если серьезно, то как тебе здесь?
И Рыжий медленно, словно с трудом подбирая слова, ответил:
