тем больше нас тянет в заоблачные выси!
– Ты это обо мне?
– Да! – с жаром подтвердил Лягаш. – Конечно! Потому что прежде чем браться рассуждать о чем-то непонятном и далеком, нужно сначала решить дела простые, насущные. Вот, например, скажи: за что ты чуть было не убил того стражника? Да-да, того самого, который толкнул тебя на базаре.
– Но он обозвал меня дикарем!
– И вот за это ты решил его прикончить. Иначе говоря, убить. За то, что он, вполне возможно, сделал совершенно случайно – толкнул. Так что, разве «толкнуть» и «убить» – это равноценные поступки? И тогда разве это не дикость?
– А что я, по-твоему, должен был делать?!
– Я тоже спрашиваю: что?
Рыжий молчал. Тогда Лягаш продолжил:
– А вот еще вопрос: а может, этот злополучный стражник был здесь совсем не при чем, а просто подвернулся тебе под горячую лапу? Может, ты просто срывал на нем накопившееся в тебе зло? А вот такой поступок как раз и есть самая настоящая дикость, и, значит, стражник был совершенно прав, называя тебя дикарем. Ведь, насколько я могу судить о случившемся, а я, признаюсь, давно уже очень внимательно слежу за тобой и знаю кое-что такое…
– Р-ра! – перебил его Рыжий. – Не будем об этом!
– Не будем, – закивал Лягаш, – согласен. Потому что истинная причина всей этой истории тоже не очень-то желает огласки.
– Не будем!
– Не будем, – вновь кивнул Лягаш. – Но тогда мы заодно не будем вспоминать и Солнце с Луной, потому что они уж слишком от нас далеко, точнее, высоко, нам их все равно не достать. Так что лучше спустимся на землю, к делам простым и доступным. Поэтому я опять повторяю: ну, как тебе здесь?
– Но я же говорил уже… – сердито начал Рыжий.
– Я не о яме, – перебил его Лягаш. – Я вообще. Как тебе в Дымске?
Рыжий молчал. Тогда Лягаш, немного подождав, сказал:
– Ну, если ты сам не хочешь об этом говорить, тогда скажу я. Так вот: ничего страшного не произошло, просто тебе уже тесно в казарме, ты перерос ее. А если так, тогда тебе пора поскорей из нее выбираться. Но сперва нам надо выбраться из этой ямы. Вставай, пойдем!
– Куда?
– На Верх, ко мне. Ты ведь еще ни разу не был у меня на Верху, так что пора уже и посмотреть, как я там живу, как устроился. Между прочим, очень даже неплохо. Да и наша беседа, я надеюсь, еще далеко не закончена, но мне не хотелось бы продолжать ее здесь, в этой яме, потому что то, о чем я собираюсь тебе сказать, весьма серьезно. Вставай же, ну!
Но Рыжий не вставал. Лягаш стоял над ним и ждал. Тогда Рыжий сказал:
– Нет, я не пойду. Я ведь наказан. И мне еще три дня нужно сидеть.
– А! – усмехнулся Лягаш. – Все понятно. Опять, значит, как в Выселках. Я звал тебя, ты отказался. А после было что? Ведь же пошел!
– Нет, не пошел! – зло выкрикнул Рыжий. – А ты меня увез. Украл!
– Украл? И что, ты об этом жалеешь?
– Да!
– Вот даже как!
– Да, даже так!
– И не пойдешь со мной?
– И не подумаю! Довольно! Тогда ушел с тобой – и что я здесь нашел? «Вверх, вверх!» – ты говоришь. Да нет здесь никакого верха! Есть только низ и грязь! И ложь! И Солнца нет, и…
Рыжий опомнился и замолчал, крепко сжал челюсти. Зато Лягаш вскочил и закричал:
– Ну и сиди здесь, если тебе нравится! Вот уж, действительно, ведьм…
– Что?!
– Ничего! – сказал, как оторвал, Лягаш и полез наверх.
Вылез, брякнул решеткой, пошел…
Нет, не пошел – вернулся. Стоял над ямой и смотрел на Рыжего. И Рыжий смотрел на него. Потом сказал:
– Да, это так. Я – ведьмино отродье. И в другой раз прошу тебя всё договаривать!
Лягаш сверкнул глазами… Но смолчал. Зло сплюнул в сторону, резко развернулся и ушел.
Опять стало тихо. Рыжий лежал, смотрел на падающий снег и думал, что снег – это, конечно, красиво, но много снега – это уже плохо, потому что по рыхлому снегу бежать тяжело. И если бы один бежал, подумал он дальше, то ни за что бы не загнал, а так они время от времени менялись: то Косматый ведет, то Заика, то Рыжий, потом опять Косматый и так далее. По совести. А последним вперед всегда выбегал Вожак, он тогда первым и бросался, а все уже за ним… А тут, у этих чужаков, уже совсем без всякой злости думал Рыжий, всегда бежишь один. Мало того: бежишь, бежишь – а потом обязательно в яму! И в эту яму падаешь и падаешь, летишь и летишь, кувыркаешься, а эти стоят там, наверху, и улюлюкают тебе вслед, свистят, да и еще кричат: «Отродье! Ведьмино отродье!»
А снег шел все гуще и гуще. Это, наверное, подумал Рыжий, наступает оттепель. А вот если бы после оттепели все это сразу прихватил настоящий, хороший мороз – вот было бы тогда хорошо! Потому что тогда все сугробы покрылись бы настом, а по крепкому насту бежится легко, по насту он бы и один легко управился с добычей. Но тут пока еще та оттепель, пока тот мороз! Подумав так, Рыжий гневно зевнул и оскалился. Снег падал и падал. Кругом было тихо. Смеркалось…
А вот уже стало совсем темно, Рыжий опять всю ночь сидел, смотрел на небо и думал, что не надо путать, мир – это не ямы, мир – это ночь и пустота и темнота, глаза должны привыкнуть к темноте, и это, собственно, все, чему нам нужно научиться в этой жизни.
Глава одиннадцатая
ГЛАЗАСТЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ
Через три дня его сидение закончилось – утром пришел конвой. Рыжий их издалека учуял, еще даже их шагов слышно не было, а он уже знал, что это идут Брудастый, Овчар, Храп, Рвач и Бобка. А вот они остановились, слышал Рыжий. А вот Брудастый махнул лапой, и от них отделился Овчар, подошел к самой яме, опять только для виду повозился с замком, а потом резко поднял решетку. Но Рыжий по- прежнему лежал, не поднимая головы.
– Эй! – окликнул Овчар. – Ты чего? Вылезай!
Рыжий полез из ямы. А когда вылез, то сразу остановился на краю и отряхнулся. А к ним не пошел! Они с недоумением смотрели на него. Ну еще бы им не недоумевать, насмешливо подумал Рыжий, они же совсем на другое рассчитывали! Ведь что такое «вылезалка»? Это всегда шумный, веселый праздник. Сначала вылезший братается с друзьями, потом друзья его хватают и, раскачав, подбрасывают вверх, а он кричит, ругается, и все они тоже кричат. Потом они опять его подбрасывают. И опять. Ну, и так далее. А тут Рыжий стоял и молчал. И все они тоже молчали. Потом Брудастый с удивлением спросил:
– Ты что, не рад, что ли?
Рыжий в ответ только дернул ушами. Брудастый, поморгав, сказал:
– Ну, ничего, это с морозу так. Потом оттаешь. Да! – спохватился он. – И еще как! – И продолжал уже совсем весело, с жаром: – Завтра же у нас травля! На Быстром Лугу! Порс?
– Порс, – вяло ответил Рыжий и посмотрел на Овчара. Овчар молчал. И остальные тоже. Да и о чем им теперь говорить, когда вылезалки не будет, опять насмешливо подумал Рыжий. И верно! Рвач вдруг рассерженно спросил:
– Ну что, тогда на пар?
Все закивали – да, на пар. И не спеша, молчком, след в след, они обогнули дровяной сарай, а там, наискосок через двор, и еще раз за угол, вышли к главному крыльцу, расселись на его нижних ступеньках и молча, как и всё до этого, принялись ждать остальных. Вскоре из казармы вышли остальные, тоже расселись и тоже молча заскучали. А время шло и шло. После наконец пришел парильшик – тощий, сильно плешивый старик, – и сказал, что дело сделано, дышать там уже нечем. Все сразу оживились, побежали.
