– Не все, мой друг, не все! – дежурный важно сел, стряхнул с обманки пепел и, глядя Рыжему прямо в глаза, продолжил: – Вопрос всего один: за что это Сэнтей обкормил тебя Чертовым Яблоком?
Ага, вот оно что, гневно подумал Рыжий и оскалился, впился когтями в стол… и как можно спокойней ответил:
– Вопрос действительно один. А вот ответов будет два. Во-первых: про Яблоко я расскажу только Кроту. Самому! Уяснил? А во-вторых… – И вдруг сердито выкрикнул: – Встать, чва, когда перед тобой полковник!
Дежурный подскочил, застыл «на караул», нервно задергал ухом.
– Вот то-то же! – насмешливо воскликнул Рыжий. – Так оно лучше. И так Кроту и доложи: только приватно буду отвечать. Пусть думает. А я пока что отдохну с дороги. Куда мягче откинуться? Ну! Что молчишь, икра?!
– Так это бы… вам… да… – заикаясь, промямлил дежурный… и злобно сплюнул, закричал: – Да! В офицерскую! Дик! Дик! – и засвистел.
Шварк-шварк, шварк-шварк – и требуемый Дик, уже стоял в дверях, прижав к груди треух и завернув пасть налево. Рыжий вразвалку подошел к нему, пнул в бок и приказал:
– Порс! В офицерскую!
Дик браво козырнул и первым побежал с крыльца. А Рыжий еще глянул на дежурного, и подмигнул ему, и щелкнул ему пальцем перед самым носом и, как Лягаш учил, высек искру… и лишь потом уже сошел с крыльца и небрежно свалился в коляску. Дик тотчас сунулся в ремни и побежал – бойко, вприпрыжку.
Гостиница для пришлых офицеров была совсем недалеко. Прогарцевав мимо пустых Невольничьих Лабазов, Дик круто положил на зюйд и возле Башни Предсказания Погоды взял во дворы и там почти что сразу резко осадил.
– Приехали!
Рыжий швырнул Дику на кус, сошел, вошел в гостиницу, представился:
– Полковник Рыш, по высочайшему.
Смотритель сразу низко поклонился и пригласил именитого гостя к столу. Стол был неплох: горячий суп, яичница, два ковыря особой тростниковой и хлеба навалом. Поев и ковырнув, Рыжий спросил, куда ему теперь селиться.
– Где пожелаете, – услужливо сказал смотритель. И сразу же объяснил: – Все же уже на промысле. Город почти пустой. Остались только ветераны.
Рыжий кивнул и, ведомый смотрителем, поднялся на второй этаж, прошел по коридору, глянул туда, сюда – и выбрал себе комнату с видом на Океан. Когда смотритель, низко поклонившись, вышел, Рыжий сел на пуфарь и задумался. Через окно было слышно, как невдалеке, на отмели, на черепашьей ферме, старшой ругал подлапного за нерадивость. Ганьбэйцы обожают черепах, подумал Рыжий. А что, подумал он дальше, из черепах у них и жаркое, и суп, и яичница. А в черепашьих панцирях у них тут полгорода шатается. И вообще, как это принято считать в Ганьбэе, первым на планете родился и вырос и уже даже забурел Океан, а суши, земли, еще не было, земля была на дне, земля еще была яйцом, и уже только потом из него вылупилась первая на свете тварь, она же черепаха, а звали ее Аонахтилла, и она поднялась со дна и поплыла по Океану, и от нее пошла земля, то есть суша, и поэтому земля есть диск, овал, как черепаший панцирь, а никакой не треугольник, пусть даже и разумный, вот какова она, наша земля – спина Аонахтиллы, кость, и все мы – черепашьи дети, от черепах нам дана жизнь, и поэтому только когда чья-то грудь и спина становятся такими же крепкими и задубелыми, как черепашья кость, тогда его уже можно называть существом, ибо он уже действительно существует, он понял сущность этой жизни, а остальные, эти крысы сухопутные, они еще мягкое дерь…
Ну, и так далее, не стоит даже повторять, с раздражением подумал Рыжий, да и отвлекаться не стоит, а нужно, как здесь говорят, подбить бабку баланса. И тогда получается, что вот что уже сделано: он бежал сюда – и добежал. Дежурный, надо полагать, уже поставил в его деле номер и подшил его, и припечатал… А что там припечатывать?! Ведь Рыжий к красной книге не успел даже притронуться. А то, что он написал в черной, то кому нужна черная?! Ее два раза в год – весной и осенью – отвозят в Бурк и там с нее снимают копии, Ганьбэй не выдает своих, но Бурк хотя бы для виду желает знать, кто у них здесь прячется, в этом беспутном Ганьбэе. Вот что такое для Ганьбэя черная книга – это чистейшая формальность. А вот зато красная, та сразу идет на стол самому Кроту. Ого, Кроту! Рыжий там так и брякнул – «Кроту»! Р-ра, как неловко получилось! Рыжий вскочил и заходил по комнате, безо всякого удовольствия вспоминая про то, что он уже успел натворить в Ганьбэе. А после уже думал о другом, то есть о том, как он пришел сюда и зачем и откуда ушел, и продолжал ходить. И он довольно долго так ходил, а то стоял, смотрел в окно, на рейд, на горизонт… и даже дважды доставал заветную монету, вертел ее… и прятал, вновь ходил… Потом, немного успокоившись, лег на пуфарь и отстучал по переборке сообщалку, в которой приказал смотрителю подать ему сигару и газету.
Смотритель, легкий на стопу, быстро управился, принес, но предложенных денег за это не взял. И это правильно, потому что это входит в стоимость, подумал Рыжий, развалился в кресле и закурил. Сигара оказалась крепкая, душистая. А вот зато газета была старая, помятая, «Зюйд-Вест» за пятое число. На первой стороне шли новости по городу. Еще там был указ о том, где и когда можно играть на интерес. Еще список вернувшихся из плена. Еще курс обмена валют и рабов. Караульный режим. Гороскоп. Бои у Мелюстей – записки очевидца. Рыжий прочел, нахмурился, перевернул страницу, взгляд нехотя скользнул по заголовкам. Советы штурману. Кроссворд. Волнения в Морляндии. Дангер, соломенный вдовец…
Что?! Рыжий отложил сигару и стал читать внимательно. Прочел. Закрыл глаза, немного подождал. Открыл, опять прочел… Да, вот так да: «После подобного печального известия супруга короля, забрав с собой обоих сыновей, тайно бежала в Дымск. Там ее приняли восторженно. Некто Скрипач, первый равнинский воевода…» Р-ра! Умер старый князь – вот каково было печальное известие. Старик, там было дальше сказано, упал, играя в шу, и уже больше не поднялся. Три дня лежал, но говорить уже не мог, и были посланы гонцы к Урвану и Юю. Урван не отозвался, а вот зато Юю все бросила и сразу же приехала. А после похорон отца не стала возвращаться. И уже даже официально объявлено, что она и не будет этого делать, и что она уже послала свою камеристку, чтобы та забрала ее личные вещи и весь гардероб. И все это без всяких объяснений. Дангер, конечно, злобствует, он даже грозит Дымску войной, но на это он вряд ли решится. Он же и так уже всеобщее посмешище! Хотя…
Рыжий вскочил и отстучал: «Еще газету!», принесли, он прочитал… Но о Равнине он уже больше ничего не нашел, ни строчки. Теперь он просто сидел, смотрел в окно и сжимал в горсти заветную монету. Монета жгла. А когда-то, он подумал, на реке… И сразу тяжело вздохнул. Теперь-то что об этом вспоминать, подумал он, теперь Юю – владычица Равнины. Теперь даже Скрипач, тот самый увалень, вон где – на Верху! А что?! Так и должно было случиться, ибо у каждого своя стезя – кто когти рвет, кто мечется, а кто-то тихо, но весьма исправно служит, живет, как надо, как заведено, и получает то, что его предшественник, пусть и намного лучший, чем он, даже и сравнивать нечего, не удержал. Да он и теперь опять бы не удержал, не смог, ума бы не хватило. Да-да, вот именно, ума, гневно подумал Рыжий, ибо на это тоже нужен ум, только другой ум, особенный, но кое-кому обидно в этом признаваться, и они тогда начинают плести всякие глупые байки о чести, гордости и о делении на братьев и на всех остальных, и строить Башни, и прятаться в них, и сверху, с этих башен, с которых им уже все равно не сойти, потому что головы кружатся, начинают с презрением поглядывать…
Тут вдруг раздался стук – очень настойчивый! Рыжий встряхнулся, сел, прислушался. По переборке опять простучали: «К вам портной. Как быть?» Рыжий, подумав, отстучал «Приму». И заходил по комнате. Портной, рассерженно подумал Рыжий, конечно, в самый раз, будто заняться больше нечем. Или… А что! Это Ганьбэй, об этом нельзя забывать! И Рыжий встал возле двери, насторожился…
Да только зря, подвоха не было, пришел в самом деле портной – плешивый, узкогрудый, подслеповатый старик. Сперва, еще в пороге, он с большим почтением расшаркался, а после как-то боком подошел к столу и положил на него… и ловко, по-фиглярски, развернул то, что принес, вздернул на плечиках…
Ого! Рыжий даже присвистнул. Портной показывал двубортный, длиннополый, отменного бархата алый лантер с кружевными лампасами и аксельбантами. Полковничий, гвардейский! Рыжий, приосанившись, скомандовал:
– Накинь!
Портной накинул на него лантер. Рыжий, косясь на зеркало, прошелся перед ним взад-вперед… и
