значительно уверенней заговорил:
– Так вот, таких гербов я раньше нигде не встречал. Тогда я взял ее на зуб, я думал, что она фальшивая. Нет, чую, настоящая. Тогда я стал перечислять известные мне страны и вспоминать, где какой герб. И вот я так перечислял, перечислял… пока вдруг, я и сейчас не знаю почему, как это получилось, вырвалось, а вот взял и назвал именно его!
– Кого это «его»?
– А Юг! А Южный Континент! – громко воскликнул Рыжий. И так же громко продолжал: – И я сразу все понял. Вот как будто пелена с глаз упала! И вот стою пень пнем и как будто в газете про себя читаю: я не трактирщик, а я тайнобрат! И меня мои злодеи тайнобратья только за то, что я…
Тут Рыжий мотнул головой и, уже совсем осмелев, поднял глаза на Вай Кау. Их взгляды встретились. Да, подумалось Рыжему, это, конечно, очень странно, если глаза такие кровавые да к тому же еще светятся, и еще острые как спицы. Но с другой стороны, ну и что с того, ну и горят, ну и светятся! Или что, Рыжего до этого ни разу в жизни не кололи? Не жгли? Не рвали? Да, вот именно! И Рыжий, выдержав взгляд адмирала, твердо и с достоинством закончил:
– Вот так это мне тогда с этой монетой все открылось.
– Ой ли? – насмешливо воскликнул адмирал. – Полковник, договаривай! В таком мундире, и вдруг завилял! Нехорошо это, нехорошо, не по-гвардейски!
И снова заморгал и засверкал, напыжился… Да только не брало это уже, не жгло и не душило. Но всё же Рыжий сделал вид – на всякий случай! – что он опять заробел: вздохнул, еще вздохнул – уже совсем тяжело – и сказал:
– Я бы рассказал еще кое о чем, но ты, боюсь, будешь смеяться.
– А это почему еще? – насторожился Вай Кау.
– Да потому что ты в Стоокого не веришь.
– А причем тут Стоокий? – еще больше насторожился Вай Кау.
– При том, что это именно Стоокий тогда мне помог, – сказал Рыжий. – Я же тогда только посмотрел на этот герб… Нет, ни к чему это тебе! Если не веришь Стоокому, так и в эту историю тоже не поверишь. Потому что не получится. Ведь правда же? Ведь ты мне не веришь?
– Да, не верю, – напыщенно… и с превеликим раздражением ответил Вай Кау. – Но пусть будет по- твоему. Пусть я как будто бы тебе поверил. Ведь ты же мой гость, а с гостем разве спорят?! – и, усмехаясь, продолжал: – Так! С этим, значит, решено. И разбираем это дело дальше. Итак, ты утверждаешь, будто это Стоокий тебя пробудил. То есть он не то что бы разбудил тебя, спящего после вчерашнего, а благородно пробудил твою фантазию. Это прекрасно. Но ведь не он же лично преподнес тебе эту монету. Не расплатился же он с тобой у стойки, правда? Вот видишь, тебя всего трясет от моих слов, ты молчишь. Значит, я угадал – не Стоокий принес. Хорошо! А кто тогда? Зурр? Звездный дождь? Рыбаки за новую сеть отжалели? Или… – и адмирал вдруг засмеялся и сказал: – Я ставлю десять против одного: ты ее выиграл! Так?!
– Да, – ответил Рыжий и вдруг почуял, что вся эта история с ганьбэйским капитаном случилась очень даже неспроста, и что она теперь ну до того важна, что даже представить невозможно! А Вай Кау засмеялся и сказал:
– Ну вот, хоть одно слово правды. Прекрасно! И вот еще: а проиграл ее тебе моряк. И тот моряк, опять держу пари, ганьбэец!
Рыжий молчал. Вай Кау громко усмехнулся и сказал:
– Значит, я опять не ошибся. А теперь ты мне его опишешь, и подробно: и как он сам из себя выглядел, и в чем был одет, и как он себя вел. Ну, слушаю!
Рыжий усмехнулся и подумал, что тут и в самом деле есть какая-то интрига между адмиралом и тем моряком. Но это их дело, которое его не касается. А его дело вот какое: почему он должен о ком-то рассказывать? Он что, доносчик, что ли? Ведь рассказывать о своем трактате – это одно, и совсем другое – рассказывать о том моряке, которого он принял в своем доме, сидел с ним за одним столом и пил из одного кувшина, а потом… Но тут Рыжий спохватился и резко мотнул головой, чтобы больше не думать, и посмотрел на Вай Кау. А Вай Кау смотрел на него. Вид у Вай Кау был очень странный, он молчал. Потом вдруг взял очки, тряхнул ими – что было вовсе ни к чему, а просто так, со зла, – затем надел их на себя… и лишь потом уже, в кромешной тьме, сказал усталым голосом:
– Благодарю тебя. Это был Хинт, мой верный добрый Хинт… – А после вдруг усмехнулся и продолжил опять бравым голосом: – Ну да и ладно, что теперь! Сейчас он в крейсерстве, на днях должен вернуться. Вот мы его тогда и призовем сюда, возьмем ладный бочоночек, сядем втроем, поговорим, повспоминаем. Надеюсь, это будет очень интересно. А пока…
Вай Кау чуть привстал, потянулся к монете и осторожно тронул ее когтем, а после, высунув язык, еще и подтолкнул ее… а после, осмелев, взял в лапу, сел… и принялся рассматривать ее уже совсем безо всякой опаски – вертел и так и сяк, и пробовал на зуб, и нюхал, и прикладывал к ушам, и вновь рассматривал, а то водил подушечками пальцев, как слепой, по надписям, что-то нашептывал, урчал… Все тщетно! В его когтях это была монета как монета, золото как золото, глаз Незнакомца оставался неподвижным. Хвала Создателю, подумал Рыжий, что он удержал его – и Рыжий не показал, как этот глаз оживает…
– М-да! – с шумом выдохнул Вай Кау и сжал монету в горсти. – Ладно, гадать не будем! Хинт явится, тогда и разберемся. А пока подождем! Я буду ждать, ты будешь ждать. И она будет ждать – у меня, со мной ей будет веселей.
Рыжий почел за лучшее не спорить. Вай Кау повернулся в кресле и, выдвинув ящик стола, бросил туда заветную монету, закрыл, щелкнул замком, сказал:
– Вот, на сегодня как будто бы все. Иди, друг мой, отдыхай. И вспоминай. Чтобы потом, в следующий раз, отвечать четко, быстро и ясно. Да и я тоже, признаться, устал, пора и мне отдохнуть.
И он потянулся к колокольчику, тот едва слышно брякнул – и сразу опять сама собой распахнулась входная дверь. Вай Кау указал на нее. Рыжий медленно встал и пошел из кабинета – как во сне…
А если честно, то в кошмарном сне, тут же подумал Рыжий. Проклятый Крот! Он что-то знает про монету, но молчит. Но и он тоже чего-то не знает, и знать не должен! Поэтому, придя в гостиницу, нужно все вспомнить, как следует, прикинуть и сопоставить, и, может быть, тогда следующая беседа пройдет намного лучше этой. В гостиницу! Скорей в гостиницу!
Глава третья
ВВА-ВА-ВА!
Но в гостиницу он больше не вернулся. Адъютант, дожидавшийся Рыжего в холле, важно сказал:
– За мной!
Спустившись по канатному крыльцу, они еще раз перешли через площадь и подошли к распахнутым дверям обер-лоцманской школы. Там на приступочке сидел хмельной стюард в засаленной беляшке. При виде адъютанта он вскочил, неловко отдал честь, начал докладывать…
– Хва! – рявкнул адъютант.
Стюард испуганно присел, посторонился.
– Вот так всегда! – в сердцах воскликнул адъютант. – С утра напьются, как клопы! Прошу!
Рыжий прошел за ним через двойной тамбур и дверь налево в застольную. Там было грязно и накурено. Всклокоченный приземистый толстяк в штабной жилетке стоял возле окна, спиной к вошедшим, и смотрел на рейд. Услышав, что к нему вошли, толстяк спросил, не поворачивая головы:
– Ну, что еще?
И этот тоже пьян, подумал Рыжий, даже еще сильней. Однако на этот раз адъютант как будто ничего не заметил, а только сказал:
– Вот, Сам прислал.
Толстяк лениво повернулся, посмотрел на Рыжего, пожал плечами и спросил:
– Зачем он мне?!
– Ну, – сбился адъютант, – велели привести, я и привел.
– А больше ничего?
– Нет, ничего.
– Тогда гуляй, – мрачно сказал толстяк. – Гуляй, я говорю!
