здесь, на макете, Земля и вправду была как панцирь огромной черепахи. А вот даже и лапы ее, хвост, а вот и голова – Ганьбэйский мыс, Ганьбэй, и эта голова была обращена на юг. И ведь это не зря, подумал Рыжий, это знак, но им как ни доказывай, что Южный Континент действительно…
Но тут Ларкен перебил его мысли, сказал:
– И вот это и есть искровик. Садись. Сейчас он заработает. Теперь уже совсем мало осталось, подождем.
И они сели, замерли. Рыжий внимательно смотрел на искровик, Ларкен – на Рыжего. Рыжий знал, о чем думал Ларкен: Ларкен, конечно, был уверен, что Рыжий сейчас будет безмерно поражен, подскочит как ошпаренный и завизжит от удивления и станет задавать ему вопросы – беспомощные, глупые. Но знаем мы это, слыхали, самодовольно думал Рыжий, да, несомненно, говорил Сэнтей, на первый взгляд все это очень удивительно, но никакого чуда тут нет. Просто берут двойную желтую жемчужину и разрезают ее пополам, но, конечно, не простым, а особым, тайным способом – а после берешь одну жемчужину себе, а вторую, ее близнеца, отдаешь другому, и этот другой уносит ее куда хочет, жемчужины как будто бы совсем разделены. Но нет! Они же близнецы и поэтому по-прежнему живут одной общей жизнью. Называется это «эффект близнецов». А используется он по всякому. Вот, например, берешь свою жемчужину и опускаешь ее в особенный раствор – жемчужина сразу чернеет… и та, другая, в тот же самый миг чернеет точно так же! А если ты сожжешь свою жемчужину, то и та в то же самое время тогда тоже сгорит. А если ты возьмешь свою и начнешь выстукивать по ней, – вот так вот, когтем: тра-та-та, тра-т-та, т-та-та! – то и другая сразу же начнет…
Но дальше думать было некогда – раздался звон! И сразу еще один звон – это ударил гонг на адмиральской башне: били склянки, четыре пополудни, смена вахты. А на макете засверкали искры! Они по большей части вспыхнули вдоль побережья, в крупных портах, но кое-где сверкал и континент. Вот, скажем, Бурк сверкал, а вон в Фурляндии были видны огни. И дальше Харлистат, и даже Горская Страна там-сям искрили. Все искры были желтые, они мигали, словно заведенные – две с промежутком яркие и сразу же одна едва заметная, после опять две яркие, одна едва заметная, а после опять повторилось. То есть шла стуколка, доклад лазутчиков, дневная перекличка: здесь всё в порядке, и здесь, и здесь…
– Ну, как тебе оно? – спросил Ларкен, самодовольно ухмыляясь.
– Да, – кивнул Рыжий, – впечатляет. А здесь чего они молчат? – и лапой указал, где именно, и еще даже спросил: – Это Нехилый, да?
Ларкен весь дернулся, застыл, потому что и в самом деле на Нехилом Мысе искр не было. А это опорный форт на Скользком Побережье, и там верфь, шахты, арсенал. И если там что-нибудь случилось, то тогда это большая беда!
Но вот ожил и Нехилый, замигал – но только не желтым, как везде, а красным светом. Депеша была длинная; невидимый стукач дважды сбивался, начинал сначала. Стук был шифрованный, Рыжий не понял в нем ни слова, зато Ларкен, упершись грудью в стол, внимательно следил за бегом искр. Он был так увлечен, что даже не заметил, как Рыжий, дотянувшись до макета, поддел, где надо, когтем, посмотрел… И увидел, что там и в самом деле была спрятана жемчужина, значит, Сэнтей не лгал, вот, значит, как оно устроено. Подумав так, Рыжий хотел было посмотреть еще в одном месте…
Но не успел – стукач закончил передачу, Ларкен вздохнул, повернулся к Рыжему и с раздражением сказал:
– Ну и дела-а-а!
– Что? – спросил Рыжий.
– Так, безделица… – и тут Ларкен вдруг рассмеялся и сказал: – А Крот от желчи лопнет! Облысеет! – и оскалился.
Рыжий спросил:
– А кто ему докладывает? Ты?
– Ха! Если бы! – сказал Ларкен. – Да он и без меня всё уже знает! У него в кабинете такой же стоит. – После чего склонился, поднял с пола флаг, аккуратно прикрыл им уже погасший к тому времени макет, нервно огладил его лапой и сказал: – И ты, я вижу, тоже много знаешь. Вот и о нем даже. Что, небось, братья в Бурке наболтали?!
– Ну, в общем, да, – согласно кивнул Рыжий. – Был в Башне разговор, что есть такая штука. Но как это устроено, не объясняли.
– Не объясняли! Х-ха! – самодовольно перебил его Ларкен. – Вот то-то и оно, что никому из них секрет искровика неизвестен! А почему? Что им мешало его получить? Ведь я же не сразу прибежал сюда, я же вначале… Хва! Об этом хва! – и сам себе махнул лапой и замолчал, щеки надул, задумался… а после вдруг опять заговорил: – Но это что! Тут есть еще одна штуковина, и вот о ней, бьюсь об заклад, ты ни от кого еще не слышал. А любопытно?
– Да.
– Тогда чего стоим? В подвал! Ар-р, порс!
Что ж, порс так порс, они сошли в подвал, в секретную. Там на столах и верстаках были навалены какие-то детали, инструменты. Ларкен важно расхаживал по мастерской и то рассказывал, а то показывал, давал даже потрогать, покрутить. Его прямо распирало от гордости. Ар-р, ну еще бы! Ведь наконец Рыжий молчал, покорно слушал его и поддакивал – всему, чего бы не услышал. Ну а Ларкен уже притворно удивлялся:
– Ар-р! Да ну что вы все?! И ты не понимаешь, что ли? Еще раз повторяю. Вот, скажем, ночь – хоть глаз коли. Или туман… А я все вижу! И от меня тогда никто уже не скроется! Ну, я не сам, конечно, вижу, нет, а вот посредством этого всего, я называю его узнавателем. Вот, подойди сюда, дай мел, я начерчу. Вот воздух – он не пустота, ты же знаешь, что он как вода, но только не такой густой, а если в воду бросить камень… А эхо – ты в горах бывал? Так эхо – это возвращенный звук; звук полетел, ударился о гору и вернулся обратно. А я хочу, чтобы он не просто летел, а летел и ударялся о корабль, то бишь о нашу искомую добычу, и возвращался бы, и сообщал, что он там увидел. И вот я рисую, вот, смотри!
И битых три часа, а то и все четыре Рыжий провел в подвале, слушая Ларкена. Но, наконец, флаг-спец устал и проголодался. Они опять пошли в застольную. Там стюард быстро собрал обильный ужин. Ларкен на этот раз уже совсем не закусывал, а только пил и с жаром вспоминал, как он, недоучившийся школяр, однажды разыскал двойную желтую жемчужину и как… неважно, как, но ведь заметил же и ведь сообразил, что это значит, потом еще два года бился, улучшал, испытывал, и, наконец, стакнувшись с тайнобратьями, представил им чертеж искровика, но те, ясное дело, сразу подняли дикий вой и принялись кивать на Равновесие, стращать, что эта штука всё разрушит, поэтому её нужно забыть, а чертежи порвать. И он тогда бежал от них. Сюда, в Ганьбэй. Но ведь и здесь не приняли! Денег, правда, малость отжалели… А как они тряслись за них! И как пугали, что, мол, если вдруг, не приведи Аонахтилла, не заладится, тогда как быть? Но тут как раз заладилось! Потому что это ведь его секретная депеша – да-да, она, а не гонцы и не сигнальные дымы – тогда спасла Мамайс от разорения, и вот только тогда они все поняли, какая это полезная штука, этот его искровик, как это им выгодно… Да нет, не им, а только одному Кроту, тут же вскричал Ларкен, потому что здесь всё ему и всё его. Не веришь? Х-ха! На Башне девять замков, ну и что? Туда есть тайный ход, и Крот, когда захочет, ходит туда и берет оттуда денег столько, сколько ему надо. Смеется, говорит, что капитал должен работать. Он и работает! В Далянии, Фурляндии, Горской Стране, даже у вас, у дикарей – везде все куплено и перекуплено. Да он даже не крот, а паук, а паутина у него крепка и, главное, невидима, и будь ты хоть о девяти умах… А ведь кто плел ту паутину? Вот кто, выкрикивал Ларкен и стучал себе в грудь – и сразу же уже вполне спокойно продолжал, что первый искровик, который спас Мамайс, стучал только на два перехода пути, Крот гневался и требовал еще, еще, и он все улучшал и улучшал конструкцию, а стукачи все волокли и волокли его искровики все дальше, дальше, дальше – и вот уже весь Континент ими опутали, все нити были сведены сюда, и Крот их всех – и страны, и моря – держит вот здесь, у себя в кулаке… А Ларкен как был никем, глупцом и неудачником, так им и остался. А, пропади оно все пропадом, налей, то и дело командовал Ларкен, еще налей, еще! А после вообще:
– Вва-ва! Вва-ва! Зачем мне голова?! – запел Ларкен старинную походную песню. – Мне парус – вва! Мне лапы – вва! Рви – вва! Дуй – вва! – и подскочил и дико закричал, и засвистел, пошел было плясать…
Но почти сразу же упал, закрыл глаза и дико, глупо засмеялся. Рыжий помог Ларкену встать, а после
