посмотреть в потолок, да вспомнить прошлое.
И Рыжий так и поступил – полез в гамак и лег, закрыл глаза. С бака ничего слышно не было, и вообще, на корабле было тихо, разве что корпус поскрипывал. Это течение еще усилилось, подумал Рыжий. Большой водоворот, подумал он дальше, так официально именуется это явление в ежегодных отчетах, а в просторечии оно называется по разному: Голодный Зев, Проглотная Пасть, Хапун, Глотарь, то есть как только эту мразь не называют. А как они ее боятся! А рассказывают они о ней вот как: сперва бывает полный штиль – день, реже два, а после Океан вдруг оживает, но волн по-прежнему не видно, а просто за кормой начинает пениться вода. А после появляется первый бурун, после второй. А после вот уже и заскрипели переборки, корабль мало-помалу набирает ход… А Океан по-прежнему гладкий как зеркало! Жара, ни ветерка, ни облачка, по всем приметам – мертвый штиль… А вас несет все быстрей и быстрей – три, пять узлов, семь, десять, и даже если вахта и подвахта вместе возьмутся выгребать, то и тогда вам не остановиться, вас все равно будет нести день, ночь и еще день вначале прямо, а после начнет заваливать все круче и круче, право на борт, потом издалека послышится гудение, рев, хлюпанье, а вот и Океан как будто наклоняется, а это значит, Зев уже распахнут, он прямо на траверзе, смотрите! И сейчас корабль в него свалится, и Зев его сожрет!..
Но как можно во все это верить, сердито подумал Рыжий, ведь если этот Зев такой неотвратимый и губительный, то кто же тогда смог о нем рассказать, да еще с множеством подробностей, с расчетом скоростей, и даже замерами угла наклона горизонта? Но почему, тут же подумал Рыжий, другим нельзя поверить в Зев, если он сам верит в Магнитный Остров?! А ведь и с него тоже невозможно вернуться, тогда кто же о нем рассказывал? Или все же всегда есть возможность найти выход из самого, казалось бы, безвыходного положения? Вот как, хотя бы, из того, в которое он сам сейчас попал. Вот и в самом деле интересно, думал Рыжий, возможно это или нет? Ну да он скоро сам это узнает, подумал он дальше. А после думал о том, как он ушел от Сэнтея. А после как из Дымска. Как из Выселок. А после ни о чем уже не думал, а просто лежал и слушал. А время шло, «Тальфар» скрипел всё громче и громче, и он уже не семь узлов давал, а явно больше. Это течение еще усилилось, подумал Рыжий. А вот уже в третий раз пробили склянки, а адмирал никак не возвращался, на палубе было тихо. Да и о чем им там теперь кричать, сердито думал Рыжий, они же там все свои и поэтому легко между собой договорятся, и виноватым во всех своих бедах признают чужака – что это он принес на корабль несчастье, и, значит, его надо скормить!
Подумав так, Рыжий усмехнулся и вспомнил, что, согласно прошлогоднему отчету, примерно такой же случай был на Восьмой Эскадре – там тоже так же взяли на борт, не проверив, плотника… Но дальше вспоминать не хотелось. И вообще, Рыжему больше уже не лежалось, он вылез из гамака и подошел к столу, открыл журнал и полистал его, после закрыл. После провел когтями по столу, с треском сдирая полировку… Но тотчас же опомнился – зачем это, причем здесь стол?! – и убрал лапу и теперь просто стоял и слушал. Вроде всё было спокойно. Значит, они уже договорились, думал Рыжий, то есть Вай Кау рассказал им про Тварь и объяснил, что они теперь все околдованы, а он больше других, и продолжил, что для того, чтобы снять с него проклятие, а после чтобы они все могли вернуться обратно, нужно всего-то скормить чужака, и они с этим сразу согласились. И вот они скоро войдут сюда… А здесь пусто! А где чужак, спросят они. И сами же себе ответят: да, видно, прыгнул за борт и, стало быть, решил, что лучше самому за себя все решать!..
Нет, тут же подумал Рыжий, не дождутся! До Острова уже совсем немного осталось, он это ясно чует, потому будет очень досадно, если с ним что-то случится в самом конце путешествия. И Рыжий подошел к иллюминатору, плотно закрыл его как перед штормом, на задвижку, и опять отошел к столу, посмотрел на компас, после на хронометр, а после медленно полез за пазуху, нащупал там монету…
И вдруг раздался стук! Это стучали в дверь. Значит, они уже пришли, подумал Рыжий. Но если стучат, то, значит, Вай Кау с ними нет, потому что у него есть ключ и он бы сам открыл. Вот, значит, как, подумал дальше Рыжий, тогда это очень любопытно, и, отпустив монету, вынул лапу из-за пазухи и сказал:
– Войдите!
Те, что пришли, толкнули дверь, потом еще, а после Базей крикнул:
– Так ведь закрыто, штурман!
– Не знаю, я не закрывал, – ответил Рыжий. – Не верите, спросите у Вай Кау.
За дверью зашушукались. Потом в замочной скважине раздался скрип, потом щелчок, потом еще один, еще… Потом дверь осторожно приоткрылась, в каюту заглянул Базей, увидел Рыжего и спросил:
– Не помешаем?
– Нет, входи. Или входите. Сколько вас?
– Да всего двое, – сказал Базей, уже входя в каюту.
А вслед за ним вошел Геза, старший боцман. Глядя на него, никак нельзя было сказать, что еще утром он лежал пластом и исходил кровью. Рыжий смотрел то на Гезу, то на Базея. А они прошли совсем немного и остановились перед столом, а дальше пройти не решились. Это, наверное, из-за того, что эти скоты все- таки понимают, куда они посмели заявиться, гневно подумал Рыжий, а сам в это время отступил на шаг и уперся спиной в сетку гамака. Гамак, тут же подумал Рыжий, это такая штука, что если, уцепившись за него, вот так вот кувыркнуть, то этим скотам не поздоровится!
Но до кувырков дело тогда не дошло, потому что Базей, оставаясь на месте, весьма миролюбиво сказал:
– Мы говорили с адмиралом. И он сказал, что ты не виноват, а что ты тоже заколдованный той монетой, которую тебе Хинт подсунул. И ее надо утопить, и тогда колдовство сразу кончится. И мы за ней пришли. Давай! – и с этими словами он выставил вперед лапу.
Рыжий не двигался, а только посмотрел на эту лапу, а после на самого Базея, после на Гезу и подумал, что вот как оно обернулось, что нет ни бунта, ни доски через фальшборт, ни даже адмирала рядом, который, кстати, пропал неизвестно куда, а просто пришли два скота и просто говорят: «отдай», а сами думают, что он не будет отдавать, потому что он же околдованный. Вот как они о нем думают, потому что они не умеют думать, потому что они самые настоящие примитивные скоты, и тут Вай Кау тысячу раз прав! И так же права монета, которая уже сделала все, что должна была сделать, потому что привела его, куда надо, и пусть теперь, напоследок, докажет этим скотам, кто она такая, как она уже однажды доказала это адмиралу! И Рыжий запустил лапу за пазуху, достал монету и швырнул ее на стол!
А дальше было вот что: монета, как и тогда, в кабинете у Вай Кау, упала и сразу застыла – как прилипла. Два боцмана с опаской наклонились над ней… Но трогать ее не стали. А после они обратно распрямились и Базей сказал:
– Здесь только одни буквы. А где глаз?
– На оборотной стороне, – сказал Рыжий. – Переверни ее, не бойся.
Базей, с опаской облизнувшись, опять наклонился, прокрался лапой по столу, притронулся к монете, подождал… а после одним резким движением перевернул ее!..
И монета вдруг исчезла! То есть она только что лежала на столе, а после Базей перевернул ее – и ее вдруг не стало! Вначале они все трое с недоумением смотрели на пустую столешницу, потом Базей, громко сопя, начал ее ощупывать – вначале быстро, лихорадочно, а после уже медленно и тщательно… А после, почти лежа на столе, он его нюхал и сдувал с него пылинки, и снова нюхал, щупал и хватал, но ничего у него не хваталось. А Геза стоял с ним рядом и не шевелился, глаза его были расширены, пасть приоткрыта, шерсть на загривке вздыбилась.
– Р-ра! – злобно выдохнул Базей, оттолкнулся от стола и повернулся к Рыжему. – Штурман! Кончай шутить!
– А я и не шучу, – ответил Рыжий. – При чем здесь я? Я тебе дал ее, ты ее взял. Так что все, что было дальше, это уже твои шутки.
– Я!.. Я!.. – гневно вскричал Базей и даже закашлялся. После махнул лапой и сказал: – Ну, ладно! Ты у меня еще поскалишься! В петле на рее!
– И поскалюсь!
– Вот-вот! Вот именно! Пошли пока!
Базей схватил Гезу за локоть и потащил за собой прочь из каюты. После было слышно, как они протопали по трапу.
А Рыжий стремительно прошел к двери, прикрыл ее – и тут же бросился обратно к столу и принялся его ощупывать, оглаживать, обнюхивать… Однако все было напрасно! Монета исчезла. Рыжий перестал ее
