товарищу. Рафаэль настаивалъ, чтобы онъ остался у него, гд? постелъ ему уже была приготовлена.
— Я не могъ бы заснуть въ твоей постели, Рафаэль, — сказалъ Сальватьерра, — я не им?ю права отдыхать на пуховикахъ въ то время, какъ другіе, подъ т?мъ же кровомъ, спятъ на цыновкахъ изъ ковыля.
Рафаэлъ взялся проводить своего гостя. По дорог? въ людскую имъ встр?тился молодой паренъ невысокаго роста. Глаза его сверкали въ темнот?, такъ же какъ и его большіе, б?лые зубы. На голов? у него были дв? разныхъ цв?товъ шляпы, над?тыя одна на другую. Нижняя шляпа, судя по ея полямъ, была новая, св?тло-с?раго цв?та, верхняя же была рыже-чернаго цв?та, съ разорванныси краями.
Рафаэль взялъ парня за плечо и представилъ его Сальватьерра съ комической серьезностью:
— Это Алкапарронъ, о которомъ вы нав?рное слышали, — самый большой плутъ изъ вс?хъ цыганъ въ Херес?.
Алкапарронъ освободился изъ рукъ Рафаэля и воскликнулъ въ негодованіи:
— У, у, сеньоръ Рафае, какой вы злой челов?къ… Что это вы говорите…
Смотритель продолжалъ серьезнымъ тономъ, нахмуривъ брови:
— Онъ работаетъ у насъ въ Матансуэл? со всей своей семьей… Знаете ли вы, почему онъ носитъ на голов? дв? шляпы? Чтобы набить ихъ горохомъ или фасолью, какъ только я не досмотрю: но онъ не подозр?ваетъ, что въ одинъ прекрасный день я его подстр?лю.
– Іисусе Христе! Сеньоръ Рафаэ! Что вы говорите?
И онъ, въ отчаяніи сложивъ руки, взглянулъ на Сальватьерра и сказалъ ему съ д?тской пылкостью:
— He в?рьте ему, сеньоръ; онъ очень злой, и говоритъ такъ, чтобы мучить меня. Клянусь спасеньемъ матери моей, все сказанное имъ ложь…
И онъ объяснилъ тайну двухъ шляпъ, нахлобученныхъ имъ чуть ли не до самыхъ глазъ. Нижняя шляпа — новая, которую онъ над?ваетъ лишь въ праздники и когда онъ отравляется въ городъ. Въ рабочіе же дни онъ не отваживается оставлять ее дома, опасаясь своихъ товарищей, которые позволяютъ себ? всякаго рода шутки съ нимъ, потому что онъ «б?дненькій цыганъ». Поэтому онъ и над?ваетъ новую шляпу, покрывая ее старой, чтобы она не утратила своего с?раго цв?та и той шелковистости, которой онъ такъ гордится.
Смотритель продолжалъ дразнить цыгана, говоря:
— Слушай, Алкапарронъ, знаешь ли ты, кто этотъ сеньоръ?… Это донъ-Фернандо Сальватьерра. Слышалъ ли ты о немъ?
Цыганъ сд?лалъ жестъ изумленія и широко раскрылъ глаза:
— И очень даже слышалъ… Въ людской битыхъ два часа идетъ разговоръ о немъ. Многія вамъ л?та, сеньоръ. Я очень радъ познакомиться съ такимъ важнымъ и знатымъ господиномъ. Сейчасъ видно, что такое ваша милость: наружностъ у васъ совс?мъ губернаторская.
Сальватьерра улыбался, слушая эту лесть, расточаемую ему цыганомъ.
Рафаэль заговорилъ о сестрахъ Алкапарронасъ, цыганкахъ-танцовщицахъ, подвизавшихся въ Париж?, гд? он? им?ли громадный усп?хъ, а также и въ разныхъ городахъ Россіи, имена которыхъ управитель не могъ вспомнить. Портреты этихъ танцовщицъ видн?лись всюду, даже на коробкахъ спичекъ, о нихъ говорили въ газетахъ, имъ подносили массу брилліантовъ и он? танцовали въ театрахъ и дворцахъ.
— И подумайте, донъ-Фернандо, он? такія же уродливыя, какъ и вотъ этотъ ихъ двоюродный братъ. Я вид?лъ ихъ д?вчонками, б?гающими зд?сь въ ферм? и таскающихъ горохъ. Были он? очень бойкія и ловкія, но не было въ нихъ ничего такого пл?нительнаго, разв? лишь какая-то цыганская удаль, а также и безстыдство, отъ котораго даже и мужчинъ можетъ броситъ въ краску. И это-то и нравится разнымъ знатнымъ господамъ?… Правда, даже см?шно!
Но Алкапарронъ сталъ говорить съ н?воторой гордостью о своих? двоюродныхъ сестрахъ, хотя и с?товалъ о столь великой разниц? ихъ судьбы и судьбы его семьи. Он? чуть ли не королевы, а онъ съ б?дной своей матерью, съ маленькими братиками — отецъ ихъ давно умеръ — и съ Мари-Крусъ, в?чно больной кузиной его, зарабатываютъ на ферм? поденно всего лишь два реала. Еще счастъе, что ихъ берутъ зд?сь ежегодно на работу, зная, что они хорошіе люди!.. Его двоюродныя сестры существа бездушныя, потому он? и не пишутъ писемъ семь? и не посылаютъ никому ни полгрошика.
Простившись съ Рафаэлемъ, Сальватьерра пошелъ по тропинк? вдоль забора съ старымъ Сарандилья, и скоро добрался до нав?са, служившаго входомъ въ людскую. Подъ нав?сомъ стоялъ на открытомъ воздух? рядъ кувшиновъ съ запасомъ воды для поденщиковъ. Кто чувствовадъ жажду, переходилъ изъ удушливой жары людской въ эту ночную стужу и пилъ ледяную воду, въ то время какъ в?теръ обдувалъ ему потное т?ло.
Когда Сальватьерра вошелъ въ людскую, на него пахнулъ оттуда воздухъ, пропитанный запахомъ сырой шерсти, тухлаго деревяннаго масла и грязи.
Комната была большая и казалась еще больше отъ густой атмосферы и скудости осв?щенія. Въ ея глубин? видн?лся очагъ, въ которомъ гор?лъ коровій навозъ, распространяя отвратательный запахъ. Въ этомъ носившемся кругомъ туман? выд?лялось красноватое пламя св?чи. Въ остальной же части комнаты, совершенно темной, чувствовалосъ присутствіе многихъ людей. Дойдя до средины комнаты, Сальватьерра могъ зд?сь все лучше разгляд?ть. На очаг? кипятилось н?сколько котелковъ, за которыми присматривали женщины, стоявшія съ этой ц?лью на кол?няхъ. Стульевъ не было нигд?, въ комнат? вс? бывшіе въ ней сид?ли на полу.
Тутъ же находился и Маноло, а кругомъ него собралась кучка его друзей, и вс? они черпали ложками изъ котелка съ горячей хл?бной похлебкой. Въ разныхъ углахъ видн?лись группы мужчинъ и женщинъ, сид?вшихъ на полу или на цыновкахъ изъ ковыля. Вс? ?ли горячую похлебку, разговаривая и см?ясь.
Видъ этого пом?щенія съ этимъ накопленіемъ людей вызвалъ въ памяти Сальватьерра мысль о тюрьм?. И тутъ т? же штукатуренныя ст?ны, но только бол?е закопт?вшія, ч?мъ въ тюрьм?, т? же жел?зные крючки, вбитые въ ст?ны, а на нихъ вис?ли сумки, плащи, м?шки, разноцв?тныя рубахи, грязныя шляпы, тяжелые башмаки съ безчисленными заплатами и острыми гвоздями.
Сальватьерра взглянулъ на лица этихъ людей, смотр?вшихъ на него съ любопытствомъ, прерывая на мгновеніе свою ?ду, держа руки неподвижно съ поднятой вверхъ ложкой. У молодыхъ парней лица были еще св?жія, и они часто см?ялись, отражая въ глазахъ своихъ жизнерадостностъ. Но мужчины зр?лаго возраста выказывали уже признаки преждевременной старости; т?ло ихъ было какое-то высохшее, кожа морщинистая. Женщины являли собой еще бол?е печальное зр?лище. Н?которыя изъ нихъ были цыганки, старыя и уродливыя. Молодыя же казались малокровными, худосочными. Сальватьерра подошелъ къ очагу, и тутъ онъ увид?лъ Алкапаррона, который сказалъ ему:
— Взгляните, милость ваша, вотъ это моя мама.
И онъ указалъ ему на старую цыганку, только что снявшую съ огня похлебку изъ гороха, на которую жадно гляд?ли трое ребятъ, братьевъ Алкапаррона, и худенькая, бл?дная д?вушка, съ громадными черными глазами, его двоюродная сестра, Мари-Крусъ.
— Такъ что вы-то и есть знаменитый донъ-Фернандо? — спросила старуха. — Пустъ же Господь Богъ пошлетъ вамъ всякое благополучіе и долгую жизнь за то, что вы отецъ б?дныхъ и беззащитныхъ…
И поставивъ на полъ котелокъ, она ус?лась кругомъ него со всей своей семьей. Этоть ужинъ ихъ былъ выходящій изъ ряду. Запахъ гороховой похлебки вызывалъ во многихъ присутствовавшихъ волненіе, заставляя ихъ обращать свои взоры съ завистью на группу цыганъ. Сарандилья заговорилъ со старухой, насм?хаясь и спрашивая, какой такой попался ей необычайный заработокъ? В?рно, наканун?, идя въ Хересъ, она получила н?сколько песетъ за гаданіе или же за порошокъ, данный ею д?вушкамъ, съ т?мъ, чтобы приворожить къ нимъ бросившихъ ихъ возлюбленныхъ. Ахъ, старая колдунья! Казалось невозможнымъ, чтобы ей на долю выпала такая удача съ такимъ уродливымъ лицомъ.
Цыганка слушала, все время улыбаясь, не переставая жадно глотать гороховую похлебку, но когда Сарандилья уломянулъ объ ея уродливомъ лиц?, она бросила ?стъ.
— Молчи, ты сл?пой, не челов?къ, а только т?нь! Дай Богъ, чтобы я всю мою жизнь могла бы вид?ть тебя подъ землей, какъ твоихъ братьевъ-кротовъ… Если я теперь некрасива, то было время, когда маркизы ц?ловали мн? башмаки. Ты это хорошо знаешь, безстыжій!
И она съ грустью добавила:
— Не была бы я зд?сь, еслибъ былъ живъ маркизъ Санъ-Діонисіо, этоть славный сеньоръ, крестный
