отецъ моего б?дняги Хосе-Марія.
И она указала на Алкапаррона, бросившаго ложку, которую онъ подносилъ ко рту, чтобы выпрямиться съ н?которою гордостью, услыхавъ имя своего крестнаго отца, который, какъ утверждалъ Сарандилья, былъ для него н?что большее, ч?мъ крестный отецъ.
Сальватьерра взглянулъ съ удивленіемъ на морщинистую и отталкивающую наружность старой цыганки. Она въ сущности была не такъ стара, какъ казалось, но бысгро зачахла и отъ переутомленія работой, а также и отъ того ранняго разрушенія восточныхъ расъ при переход? отъ молодости къ старости, подобно тому, какъ великол?пные дни тропика сразу перескакиваютъ отъ св?та къ тьм?, безъ промежуточнаго періода сумерковъ.
Цыгане продолжали жадно глотать свою похлебку, a Сальватьерра вынулъ изъ кармана скудный свой ужинъ, съ улыбкой отказываясь отъ предложеній, которыя ему д?лали со вс?хъ сторонъ. Въ то время какъ онъ ?лъ кусокъ хл?ба съ сыромъ, глаза Сальватьерра упали на челов?ка, который изъ вс?хъ остальныхъ, бывшихъ въ комнат?, одинъ не заботился о своемъ ужин?.
Это былъ худощавый юноша; его шея была обвязана краснымъ платкомъ, на немъ была над?та одна лишь рубаха. Товарищи давно уже звали его ужинать, объявляя ему, что скоро ничего не останется отъ похлебки, но онъ продолжалъ сид?ть на обломк? пня, весь согнувшись надъ маленькимъ столомъ, на которомъ гор?ла св?чка. Онъ писалъ медленно, съ усиліемъ и съ упорствомъ крестьянина. Передъ нимъ лежалъ обрывокъ газеты, и, онъ списывалъ оттуда строки водянистыми чернилами и плохимъ перомъ.
Сарандилья, сид?вшій рядомъ съ Сальватьерра, сказалъ:
— Это «Маэстрико!»
Такъ прозвали его изъ-за его любви къ книгамъ и бумагамъ. Не усп?етъ онъ придти съ работы, какъ уже беретъ перо въ руки и начинаетъ выводить буквы.
Сальватьерра подошелъ къ Маэстрико, а тоть повернулъ голову, чтобм взглянуть на него, и прервалъ на время свою работу. Съ н?которой горечью сталъ онъ объяснять Сальватьерра страстное свое желаніе учиться, при чемъ онъ лишалъ себя часовъ сна и отдыха. Воспитали его, какъ животное; семи л?ть онъ былъ уже подпаскомъ на фермахъ и зат?мъ пастухомъ въ горахъ, и зналъ лишь голодъ, удары, утомленіе.
— А я хочу обладатъ знаніемъ, донъ-Фернандо. Все, чему подвергаемся мы, б?дные люди, происходитъ оттого, что у насъ н?ть знанія.
Онъ смотр?лъ съ горечью на своихъ товарищей-поденщиковъ, довольныхъ своимъ нев?жествомъ и которые въ насм?шку прозвали его Maestrico, и даже считаютъ его сумасшедшимъ за то, что, возвращаясь съ работы, онъ садится читать по складамъ газетные обрывки, или же принимается медленно выводить буквы въ своей тетради при св?т? зажженнаго огарка св?чи. Онъ самоучка, и никогда не им?лъ учителя. Его мучитъ мысль, что другимъ съ чужой помощью легко удается поб?дить т? затрудненія, которыя ему кажутся непреодолимыми. Но его вдохновляетъ в?ра и онъ идетъ впередъ, уб?жденный въ томъ, что если бы вс? сл?довали его прим?ру, судьба всего существующаго на земл? изм?нилась бы кореннымъ образомъ.
— Міръ принадлеждтъ тому, кто больше другихъ знаетъ, не правда ли, донъ-Фернандо? Есди богатые сильны и топчутъ насъ ногами и д?лаютъ то, что хотятъ, то происходитъ это не потому, что деньги въ ихъ рукахъ, а потому, что они им?ютъ больше знаній, ч?мъ мы… Эти несчастные см?ются надо мной, когда я имъ сов?тую учиться, и говорять, что зд?сь въ Херес? богачи еще б
Сальватьерра изумлялся горячей в?р? этого юноши, считавшаго себя обладателемъ ц?лебнаго л?карства для уничтоженія вс?хъ золъ, претерп?ваемыхъ безконечной ордой нуждающихся. Учиться, обладать знаніемъ!.. Эксплуататоры насчитываются тысячами, а эксплуатируемые тысячами милліоновъ… Еслибъ люди не жили бы въ сл?пот? и нев?жеств?, какъ могъ бы существовать подобный абсурдъ…
Maestrico продолжалъ излагать свои уб?жденія съ страстной в?рой, св?тившейся въ его искреннихъ глазахъ.
— Ахъ, если бы б?дные знали то, что знаютъ богатые!.. Эти богатые такъ сильны и вс?мъ управляютъ, потому что знаніе къ ихъ услугамъ. Вс? открытія и изобр?тенія науки попадають въ руки къ нимъ, принадлежатъ имъ, а б?днякамъ внизу едва достаются какіе-нибудь подонки. Если же кто-нибудь, выйдя изъ массы нуждающихся, поднимается надъ ней, благодаря уму и способностямъ, — вм?сто того, чтобы хранить в?рность своимъ по происхожденію, служитъ опорой братъямъ, онъ переходить въ станъ къ врагамъ, поворачивается спиной къ ста покол?ніямъ своихъ предковъ, угнетенныхъ несправедливостью, и продаетъ себя и свои дарованія палачамъ, лишь вымаливая себ? м?стечко среди нихъ. Нев?жество — самое худшее рабство, самое страшное мученіе б?дныхъ! Но просв?щеніе индивидуальное, обученіе отд?льныхъ лицъ совершенно безполезно: оно служитъ только для того, чтобы создать роты дезертировъ, переб?жчиковъ, которые сп?шать стать въ ряды непріятеля! Необходимо, чтобы вс? обучались, чтобы вся большая масса поняла бы наконецъ свое могущество.
— Вс?, вс?, понимаете вы меня, донъ-Фернандо? Вс? сразу, съ возгласомъ: «Мы не желаемъ больше обмана, мы не хотимъ больше служить вамъ, чтобы теперешнее неустройство продолжалось еще долго».
Донъ-Фернандо высказывалъ свое одобреніе утвердительными кивками головы, ему нравилась эта мечта невинности. Изм?нить весь строй міра безъ кровопролитія, съ помощью волшебнаго жезла ученія и знанія, безъ вс?хъ этихъ насилій, внушавшихъ отвращеніе н?жной его душ?, и которыя всегда кончаются лишь пораженіемъ несчастныхъ и жестокимъ возмездіемъ власть имущихъ; что за прекрасная мечта!.. Но кто же окажется въ силахъ разбудитъ всю массу б?дняковъ, внушитъ имъ одновременно страстную в?ру этого б?днаго юноши, идущаго ощупью, съ глазами, устремленными на св?тлую зв?зду, которую одинъ онъ видить!..
Н?сколько идейныхъ рабочихъ, и въ числ? ихъ н?которые старые товаршци Сальватьерра, подошли къ нему. Одиннъ изъ нихъ, Хуанонъ, сказалъ:
— Многое изм?нилось, Фернандо. Мы отступили назадъ, и богатые стали сильн?е прежняго!
И онъ началъ разсказывать о режим? террора, принуждающаго къ молчанію все крестьянство. При мал?йшей жалоб? батраковъ сейчасъ же начинаются крики, что воскресаетъ черная рука.
— Что это за «черная рука!» — гн?вно воскликнулъ Хуанонъ. — Онъ претерп?лъ гоненіе и судъ, потому что его обвинили въ томъ, что онъ членъ этого общества, а онъ не им?етъ ни мал?йшаго понятія о немъ. Ц?лые м?сяцы провелъ онъ въ тюрьм? съ другими несчастными. Ночью его выводили изъ тюрьмы для допроса, сопровождаемаго истязаніями въ темномъ одиночеств? полей. Еще теперь у него на т?л? немало рубцовъ отъ тогдашнихъ ударовъ и тогдашняго жестокаго избіенія. Но хотя бы его убили, онъ не былъ бы въ состояніи отв?тить по желанію своихъ палачей. Онъ зналъ объ обществахъ и союзахъ для самозащиты поденщиковъ и для сопротивленія угнетенію господъ; онъ состоялъ ихъ членомъ; но о черной рук?, о террористическомъ обществ? съ кинжалами и дикой местью, онъ не слышалъ ни одного слова. А въ доказательство существованія такого обшества могло быть приведено только одно единственное убійство. И вотъ изъ-за него казнили н?сколькихъ рабочихъ и сотни изъ нихъ гноили, какъ и его, по тюрьмамъ, заставляя ихъ переноситъ мученія, всл?дствіе которыхъ н?которые лишились даже жизни.
Хуанонъ замолкъ, и вс? кругомъ него погрузились въ невеселое раздумье. Въ глубин? комнаты женщины, сидя на полу, съ юбками округленными, какъ шапки большихъ грибовъ, разсказывали сказки или же передавали другъ другу о разныхъ чудесныхъ исц?леніяхъ, благодаря чудотворнымъ иконамъ.
Надъ смутнымъ гуломъ разговоровъ поднималось тихое п?ніе. Это п?ли цыгане, продолжавшіе наслаждаться необычайнымъ своимъ ужиномъ. Тетка Алкапаррона достала изъ-подъ большого своего платка бутылку вина, чтобы отпраздновать свою удачу въ город?. Д?тямъ досталась небольшая доля его, но веселье овлад?ло ими… Устремивъ глаза на мать, которою онъ сильно восхищался, Алкапарронъ п?лъ подъ аккомпаниментъ тихаго хлопанья въ ладоши всей его семьи. Онъ ррервалъ свое п?ніе, чтобы высказать матери то, что ему только что пришло на умъ:
