веселыми, безъ предуб?жденій стыдливости, болтающими другъ съ другомъ, щиплющими и пресл?дующими другъ друга, точно он? были одн?.
Съ Маріей де-ла-Лусъ онъ также велъ себя очень осгорожно. Онъ не могъ ее вид?ть, не обдавая ц?лымъ потокомъ похвалъ за ея красоту и веселость. Но это не пугало д?вушку, привыкшую къ шумному взрыву м?стной галантности.
— Спасибо, Луисъ, — говорила она см?ясь. — Что за разлюбезный сеньорито! Если ты будешь продолжать такимъ образомъ, я влюблюсь въ тебя и мы кончимъ темъ, что уб?жимъ вм?ст?.
Иногда Дюпонъ, подъ вліяніемъ уединенія, подстрекающаго къ наибольшей см?лости, а также аромата д?вственнаго т?ла, которое, казалось, курилось жизнью въ часы дневного жара, — позволялъ себ? увлечься своими инстинктами и коварно прикасался руками къ этому т?лу.
Д?вушка вскакивала, сдвинувъ брови и сурово сжавъ губы.
— Прочь руки, Луисъ, это что такое, сеньорито? Кушай пряники съ другой, а я угощу тебя пощечиной, которую услышатъ даже въ Херес?.
Враждебнымъ своимъ жестомъ и угрожающей рукой она показывала твердое свое нам?реніе дать эту сказочную пощечину. Въ этакія минуты онъ указывалъ, въ вид? извиненія, на воспоминанія д?тства.
— Но, глупышка ты, злюка этакая? В?дь я безъ всякаго дурного нам?ренія; только чтобы пошутить, чтобъ посмотр?ть на миленькую твою мордочку, когда ты сердишься!.. Ты знаешь, что я теб? брать. Ферминъ и я — одно и то же.
Лицо д?вушки, какъ будто, прояснялось, но враждебный жестъ ея не исчезалъ.
— Хорошо; только пусть братъ держитъ руки тамъ, гд? сл?дуетъ. Языкомъ болтай что хочешь, но если ты выпустишь когти, дитя, доставай себ? другую физіономію, потому что эту я расшибу однимъ ударомъ.
— Оле, веселыя вояки! — восклицалъ сеньорито. — Такой нравится мн? моя д?вочка! Отважной, см?лой и сердитой!..
Когда Рафаэль прі?зжалъ въ Марчамало, Сеньорито не отказывался отъ безпрерывнаго восхваленія Маріи де-ла-Лусъ.
Надсмотрщикъ принималъ съ наивнымъ удовлетвореніемъ вс? похвалы нев?ст?, расточаемыя ей его хозяиномъ. Въ конц?-концовъ, онъ былъ словно родной ея братъ, и Рафаэль гордился этимъ родствомъ.
— Разбойнкъ, — говорилъ ему сеньорито съ комическимъ негодованіемъ въ присутствіи д?вушки. — Ты заберешь себ? лучшее во всей стран?, жемчужну Хереса и его окрестностей. Посмотри на вионградникъ Марчамало, стоящій сотни милліоновъ?… Но онъ ничто; лучшее зд?сь — эта вотъ д?вушка, это сокровище прелестей. И оно принадлежитъ теб?, воръ… безстыдникъ.
И Раіфаэль см?ялся во все горло, такъ же какъ и сеньоръ Ферминъ. До чего остроуменъ и милъ донъ-Луисъ! Сеньорито, придерживаясь тона комической серьезности, набрасывался на своего надсмотрщика:
— См?йся, разбойникъ…. Посмотрите, какъ онъ доволенъ завистью къ нему вс?хъ остальныхъ. Въ одинъ прекрасный день я убиваю тебя, увожу Марію де-ла-Лусъ и сажаю ее на тронъ въ Херес?, посреди площади Нуэва, а у ногъ ея соберу вс?хъ цыганъ Андалузіи, чтобы они играли и танцовали и, соперничая другъ передъ другомъ, восл?вали бы королеву красоты и изящества… Это сд?лаю я, Луисъ Дюпонъ, хотя бы двоюродный мой брать и отлучилъ меня за это отъ церкви.
И онъ продолжалъ въ томъ же тон? нанизывать ц?лый рядъ гиперболическихъ и безсвязныхъ похвалъ среди см?ха Маріи де-ла-Лусъ и ея отца и жениха, признательныхъ за милое обхожденіе сеньорито.
Когда кончился сборъ винограда, Луисъ почувствовалъ гордость какъ посл? совершенія великаго подвига.
Они справились со сборомъ винограда съ помощью лишь женщинъ, а между т?мъ храбрецы забастовшики не осм?лились даже и показаться, ограничиваясь лишь потоками угрозъ. Это произошло несомн?нно потому, что онъ находился на виноградник?, оберегая его, и оказалось достаточнымъ для нихъ узнать, что донъ-Луисъ защищаетъ Марчамало съ своими друзьями, чтобы никто не приблизился съ нам?реніемъ пом?шать работ?.
— Что вы скажете на это, сеньоръ Ферминъ, — говордлъ онъ стремительно. — Они хорошо сд?лали, что не явилисъ, ротому что ихъ встр?тили бы выстр?лами. Какъ вознаградитъ меня мой двоюродный братъ за то, что я д?лаю для него? Какое тамъ вознагражденіе. Онъ часто говоритъ, будто я ни на что не годенъ… Но сегодняшній день надо отпраздновать. Я тотчасъ же по?ду въ Хересъ, и привезу самое лучшее вино изъ бодеги. И если Пабло взб?сится, когда вернется, пусть себ? б?сится. Что-нибудь же долженъ онъ мн? дать за мои заслуги. И сегодня ночью у насъ кутежъ… самый большой кутежъ за все время: пока не взойдетъ солнце. Мн? хочется, чтобы эти д?вушки, вернувшись къ себ? въ горы, остались бы довольны и помнили бы сеньорито… Привезу также музыкантовъ, чтобы дать вамъ отдыхъ, и п?вицъ, чтобы Марикита не одна бы п?ла и уставала бы.
…Какъ, вамъ не желательны женщины такого рода въ Марчамало?… В?дь мой двоюродный братъ неузнаетъ!.. Ну, хорошо, не привезу ихъ. Вы, сеньоръ Ферминъ, устар?ли; но чтобы сд?лать вамъ удовольствіе, я отказываюсь отъ п?вицъ. Впрочемъ, хорошенько разсудивъ д?йствительно, н?тъ нужды еще привозить женщинъ туда, гд? и такъ ихъ столько, что кажется ц?лое женское учллище. Но музыки и вина у насъ будетъ поверхъ головы! И пляска деревенская, и всякія танцы — полька, вальсъ… Вы увидите, что за пиръ на весь міръ будетъ у насъ сегодня ночью, сеньоръ Ферминъ.
И Дюпонъ у?халъ въ городъ въ своемъ экипаж?, оглашавшемъ дорогу громкимъ звономъ бубенчиковъ. Вернулся онъ уже съ наступленіемъ ночи, л?тней, теплой и такой тихой, что ни мал?йшее дуновеніе в?терка не колебало воздушныя струи.
Земля испускала изъ себя горячія испаренія; синева неба отливала б?лесоватымъ отт?нкомъ, зв?зды казались окутанными густымъ туманомъ. Въ ночномъ безмолвіи слышался трескъ виноградныхъ лозъ, кора которыхъ разс?дала, расколотая жарой. Кузнечики неистово трещали въ бороздахъ, сжигаемые землей, лягушки квакали вдали, видно имъ м?шала спать слишкомъ теплая влага ихъ лужи.
Спутники Дюпона, снявъ сюртуки, въ однихъ жилетахъ, разставляли подъ аркадами безчисленныя бутылки, привезенныя изъ Хереса.
Женщины, од?тыя легко, въ одн?хъ лишь ситцевыхъ юбкахъ, выставляя голыя руки изъ-подъ платка, скрещеннаго на груди, занялись корзинами съ провизіей и восхищались ихъ содержимымъ, осыпая похвалами щедраго сеньорито. Приказчикъ хвалилъ качество закусокъ и оливокъ, служащихъ для возбужденія жажды.
— Вотъ такъ кутежъ готовитъ намъ сеньорито, — говорилъ онъ, см?ясь какъ патріархъ.
Во время обильнаго ужина на эспланад?, то, что всего больше привлекло восхищеніе людей, было вино. Женщины и мужчины ?ли стоя, и взявъ въ руки стаканы съ виномъ, они подходили къ столику, за которымъ сид?лъ сеньорито съ приказчикомъ и его дочерью, и на которомъ стояли дв? св?чи. Ихъ красноватое пламя, поднимавшее копотные языки въ ночной тишин? безъ мал?йшаго дрожанія, осв?щало золотистую прозрачность вина. Но что это такое?… И вс? принимались опять смаковатъ вино, налюбовавшись прекраснымъ его цв?томъ, и открывали широко глаза съ см?шнымъ изумленіемъ, отыскивая слова, точно они не могли найти достаточно сильныхъ выраженій для того благогов?нія, которое имъ внушала чудесная жидкость.
— Это какъ есть настоящія слезинки Iиcyca, — говорили н?которые, набожно прищелкивая языкомъ.
— Н?тъ, — возражали друігіе, — это самое что ни на есть молоко Пресвятой Матери Божьей.
И сеньорито см?ялся, наслаждаясь ихъ изумленіемъ. Это было вино изъ бодегъ «братьевъ Дюпонъ», старое и страшно дорогое, которое пили только лишь милорды тамъ, въ Лондон?. Каждая капля стоила песету. Донъ-Пабло хранитъ это вино, какъ хранятъ сокровище, и было весьма в?роятно, что онъ вознегодуетъ, узнавъ объ опустошеніи, совершенномъ его легкомысленнымъ родственникомъ.
Но Луисъ не раскаивался въ своемъ великодушіи. Ему доставляло удовольствіе виномъ богатыхъ довести до потери разума толпу б?дняковъ. Это было удовольствіе римскаго патриція, который напаивалъ допьяна своихъ кліентовъ и рабовъ питьемъ императоровъ.
— Пейте, д?ти мои, — говорилъ онъ отеческимъ тономъ. — Пользуйтесь, такъ какъ вамъ никогда
