больше не буду тебя спасать!
— Дурак, — тихо сказала она.
— Ну, ты!! — прошипел он.
Опустив голову, она медленно подошла и коснулась его ладони, прикрывшей рану на груди.
— Ты всегда… — ее плечи задрожали. — И твои раны… Ты всегда из-за меня… Ты все время истекаешь кровью из-за меня… Ты… Ты дурак…
Каска вскинула взгляд и он увидел мокрое от слез лицо.
— Дурак!!
Она прильнула к его груди. Сердце Гатса колотилось как бешеное, он едва верил собственным глазам. Несколько мгновений он стоял недвижимо, боясь обмануться, боясь спугнуть это чудо, но потом, когда он понял, что это не видение, душа его переполнилось нежностью.
Гатс аккуратно вытер ее слезы, его губы коснулись ее волос, ласково скользнули по лицу. Каска расслабилась, из-под закрытых век блеснули последние слезинки и, не отрывая глаз, она потянулась к его губам. Гатс вскинул брови, все это с трудом укладывалось в его сознание, минуту назад она едва не убила его, а сейчас…
Он мягко тронул ее подбородок и Каска распахнула глаза. Взгляды их соединились, а затем их губы потянулись друг к другу.
— Твой уход стал первой потерей для Гриффиса, — шептала она. — А ты даже не повернулся. И я наконец поняла. Поняла то, что не хотела признавать все эти годы, с момента первой встречи с Гриффисом. Я поняла, что мои чувства были совершенно пусты. Я так боялась этого, и потому сражалась, пытаясь доказать себе, что хочу отдать за него жизнь. И я гордилась этим…
Они смотрели друг другу в глаза и не могли оторваться, они даже не заметили, как оказались на земле уже без одежды. Тогда только Каска отвела взгляд и прижала к груди руки.
— Почему ты дрожишь? — спросил он. — Ты боишься?
— Мне страшно. Во мне что-то меняется, прямо сейчас, когда я оказалась с тобой… Те чувства, ради которых я сражалась, теперь они кажутся такой фальшивкой… Все то, что казалось мне важным до этого дня, все это исчезает.
Ее глаза заблестели, и она закрыла лицо ладонями.
— Я просто дешевка и дрянь, — прошептала она.
Ласковые пальцы Гатса пробежали по ее телу, мягко касаясь белесых звездообразных шрамов, резко выделявших на смуглой коже.
— Эти шрамы от стрел… Это было в тот день, год назад? Их так много…
Каска порывисто поднялась и закрылась руками.
— Ты не должна их стесняться, — заметил Гатс. — Это украшение любого воина!
— Я… — губы ее задрожали. — Я, между прочим, женщина…
— Понятное дело, — он пожал плечами. — Ты очень сильная и ловкая женщина! Я знал это с самого начала. Не всякий мужчина способен выдержать это… Но, знаешь старое воинское правило? Если ты будешь все время думать о поражении, о гибели, смерть и впрямь появится и останется с тобой… Так вот, сейчас она стоит прямо здесь!
Гатс притянул девушку к себе и тихо сказал:
— Не думай обо всех этих глупостях! Почувствуй свою жизнь и живи, вот и все. Поверь мне…
Она заглянула ему в глаза. «Мои чувства к этому парню, — подумала она. — Это не фальшивка».
Им было хорошо вместе. Впервые за много лет. Двое одиноких людей, выросших на войне и никогда не знавших ничего, кроме войны. Броня недоверия и страха, нараставшая годами, трещала по швам. И с каждой секундой, проведенной вместе, каждым поцелуем и ласковым прикосновением, их души и сердца обнажались, раскрываясь навстречу друг другу.
Они открывали для себя новый, до сих пор незнакомый мир. Мир доверия и любви. Мир, в котором их сердца могли биться в один такт.
Но потом что-то случилось. Губы Гатса, скользившие по ее нежной коже, точно окаменели. Он смотрел на Каску, но видел самого себя. Он смотрел на тонкую девичью шею, но видел затылок маленького Гатса, перехваченный платком. Платком, которым давно умерший Донован некогда заткнул ему рот, чтобы он не сильно кричал.
Как наяву в голове Гатса прозвучали слова Донована: «Гамбино продал тебя!»
И также отчетливо он услышал Гамбино: «Лучше бы ты умер!» А потом Гатс его увидел. Мертвого, с почти перерубленной шеей.
Стоявшая к нему спиной Каска не могла видеть как остекленел взгляд Гатса. Но когда он замер и отстранился, она недоуменно оглянулась.
— Гатс?..
Гатс видел перед собой того мальчика. Испуганного, жалкого и совершенно беспомощного. Но это был он. Это было его прошлое. То прошлое, что пряталось в таких глубинах души, что Гатс почти забыл о нем.
Это было прошлое, от которого он страстно хотел избавиться, не понимая, что именно оно сделало его таким, каким он был сейчас.
Но Гатс не осознавал этого. Он видел перед собой лишь слабость. Слабость, причинившую ему некогда ужасную боль. Слабость, убившую Гамбино…
Его руки сомкнулись на ее шее.
Каска захрипела. Она вцепилась в его руки, но проще было разломать стальные оковы. Каска отчаянно забилась и каким-то чудом из ее горла все-таки вырвалось одно-единственное слово:
— Гатс!
Он вздрогнул. Мальчик исчез, и Гатс вдруг с ужасом обнаружил, что душит Каску. Глаза его поползли на лоб и он сейчас же разжал пальцы. Каска скользнула на землю, судорожно хватая воздух.
— Гатс, — прошептала она. — Почему?
Гатс неверяще посмотрел на свои руки, а затем ударил ими в дерево, под которым сидела Каска.
— Я не хотел… — еле слышно сказал он. — Не хотел… Я не хотел убивать тебя, Гамбино!
— Убивать кого? — Каска вскинула на него изумленные глаза.
— Меня накрыла его большая тень… Она упала на меня… — забормотал он. — Мои руки и ноги, они были слишком слабые… Я не мог сопротивляться… Я был еще ребенком… Я не мог ничего сделать…
Гатс нервно хохотнул.
— Но потом я убил его. Во время боя. Стрела в спину, такое случается на войне. Я убил эту толстую свинью!
— Гатс, — осторожно сказала Каска. — Ты убил его, Гамбино, потому что он напал на тебя?
— Нет!!
Ладони Гатса ударили в дерево рядом с ней и Каска вздрогнула.
— Нет! Гамбино не… Я не хотел его убивать! Гамбино, он… Он подобрал меня когда я был еще ребенком. Он учил меня сражаться. Но почему… Почему он продал меня этому жирному ублюдку?
Гатс обессилено упал на четвереньки.
— Он стал калекой во время войны и много пил… Он обращался к собаке и говорил «Сесиль»… Но он никогда не называл по имени меня!.. Он был пьян… Он ударил меня мечом… Но мне удалось увернуться…
Брови Каски взметнулись вверх — по лицу Гатса текли слезы.
— Потом я осознал, что мой меч проткнул ему горло… Он говорил, что было бы лучше, если бы я умер… Он говорил, что я должен был умереть еще при рождении, у тела моей матери…
Гатс уткнулся лицом в ладони.
— Прости меня, Гамбино… Отец…
Несколько мгновений Каска смотрела на плачущего Гатса, не веря глазам. Скорчившись у ее ног, могучий Гатс, наводивший ужас на врагов одним своим появлением, Гатс, Убийца Ста Человек сейчас плакал как ребенок.
