— Иронизировать изволите? Хотя, если разобраться, вы правы, это действительно непросто. Но это уже моя забота.
— А откуда мы возьмем большие деньги? — Анюта с интересом глянула на собеседника.
«Резонный вопрос. Какая она все-таки непосредственная… хотя местами бывает колючей. Ну, отвечай, откуда возьмем деньги…»
— У меня есть кое-какие сбережения… и еще имеется одна идея, которую я хотел бы с вами обсудить, — многозначительно произнес Эдуард Петрович.
Анюта неожиданно встала со скамейки. Казалось, она приняла какое-то важное решение.
— Эдуард Петрович, откровенно говоря, мне это все не очень понятно. Я… я попросту боюсь. Вы знаете, я уж лучше к себе на работу ворочусь. Только бы меня не прогнали за прогулы.
Она смешалась, увидев, с какой иронией пристально посмотрел на нее Седой.
— Что вы так на меня смотрите? — запинаясь, спросила она. «Сейчас что-то произойдет, он уже на взводе…»
— Зачем вы лукавите, Анюта? — медленно произнес Седой. — Да, да, лукавите, — продолжил он, как бы отвечая на удивленный взгляд девушки. — Ни на какую работу вам не надо, а хозяйке вашей, в сущности, наплевать на вас. И не делайте обиженное лицо, я все знаю, — последние слова прозвучали необычно резко, но Седой намеренно не сглаживал тональность.
— Но… как? Как вы узнали про меня? — пробормотала девушка.
— Это проще, чем вы думаете, — продолжал наседать отставной офицер. — Я попросил товарища навестить вашу хозяйку и еще раз попросить, чтобы она не волновалась. Тут-то все и выяснилось. Так зачем вы меня обманывали?
«Не слишком ли я строг? Как бы истерикой не закончилось…» — подумал он, увидев повлажневшие глаза Анюты.
— А вы… вы не понимаете? Серьезному, представительному мужчине понравилась молодая девчонка… симпатичному, умному, при хорошей должности. А у ней за душой что? — произошло то, чего боялся Седой: глаза девушки были полны слез, она была на грани истерики.
— Одно платье на будни и праздники? Угол у дальней родственницы, а в кармане вошь на аркане, — всхлипнув, почти выкрикнула она. Седой крепко обнял Анюту.
— Зато у нее душа есть, — он провел рукой по ее волосам. — Я все прекрасно понимаю и ни в чем вас не осуждаю, — рука мягко легла на глаза и вытерла слезы. — Ну так как, махнем на пароходе в дальние страны, где живут обезьяны?
Громко всхлипнув, Анюта согласно кивнула.
Глава пятая
За окном пригородного поезда вдали возник легкий самолет. Он то летел параллельно поезду, то на какие-то секунды пропадал, и складывалось ощущение, что он играл с поездом в догонялки. Глебов, за несколько минут до появления самолета невидяще смотревший в рамку окна и думая о своем житье-бытье, теперь с интересом наблюдал за этим состязанием. Несколько лет назад, закончив школу, он, как и тысячи ему подобных молодых ребят и девушек, охваченных летной эйфорией, вздрагивал при первых тактах марша, начинавшегося с крылатых слов «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». Вместе с Серегой Рублевым решили они двинуть в летчики. Но на пути Глебова оказался старый доктор-ушник, определивший у Михаила какие-то расстройства вестибулярного аппарата. Так что путь в авиацию, а заодно и в морфлот ему прикрыли, ну и Серега за компанию отказался от этой затеи. Правда, недавно опять предлагал записаться в аэроклуб «Метростроя», где у него был знакомый инструктор, но Михаил, загруженный поручениями парткома, отказался.
Самолет пропал так же внезапно, как и возник. Глебов пошарил взглядом по небу и, не найдя его, вздохнул: «Каждому свое… Не дано мне ни летать, ни плавать. Значит, надо тверже по земле ступать. Между прочим, в прямом смысле — поезд вон уже в Москву прибыл».
Пройдя от вокзала на тихую улочку, он огляделся и посмотрел на часы. Все идет по графику. Нет, по графику это на заводе, а у чекистов как? Наверное, по плану. Около него остановилась черная легковушка, кто-то изнутри открыл заднюю дверь, и мужской голос пригласил товарища Плахова сесть в машину.
Глебов ехал повидаться с родителями. Сегодня утром он позвонил по телефону и кто-то на том конце провода предложил ему сесть на пригородный поезд, доехать до Москвы и выйти в условленное место. Что он и сделал. Правда, до самой посадки в машину его наблюдали чекисты. Естественно, без его ведома. Надо было убедиться, что его не контролирует кто-нибудь по заказу немцев. Слава богу, чужого «хвоста» не было, и вот теперь он снова, как тогда в самом начале операции, ехал по Москве в машине с зашторенными окнами. Михаил прикрыл глаза, и сразу вспомнилось: «Вы учились в Кенигсбергском университете… Кто такой Львов вы не знаете… Вам следует выйти на связь и ждать… ждать…» Машина остановилась. Сопровождающий чекист тронул его за руку:
— Приехали, Олег Григорьевич. Значит, еще раз повторяю: ровно в пять машина будет вас ждать на этом самом месте. Прошу не опаздывать. Из квартиры никуда не выходить и никому не звонить. Товарищ Свиридов просил передать, что он очень на вас надеется.
— Я все понял, — кивнул головой Михаил.
— Тогда до встречи.
В прихожей мать сразу уткнулась ему в плечо и заплакала. Отец, как и подобает главе семейства, выждал паузу, потом легонько тронул ее за плечо:
— Ладно, мать, хватит сырость разводить. Видишь же, жив-здоров, держится молодцом.
Мария Власовна, всхлипнув последний раз, оторвалась от сына. Отец шагнул к Михаилу, крепко взял его руку в свою, и они обнялись… но только на несколько секунд, как и положено настоящим мужчинам. Оторвавшись от сына и еще раз восхищенно глянув на него, Николай Филимонович неожиданно засуетился, приглашая всех за стол и наливая рюмки.
После третьей родители подступили с расспросами.
— Слушай, Миша, а кто это звонил, предупреждал нас о твоем приезде? — вопросы матери часто ставили его в тупик. Чекисты просто предупредили, что проинформируют родителей о приезде, и все.
— А он что, не представился… ну, тот, кто звонил?
— Сказал, с работы твоей беспокоят.
— Не знаю, кто-то из отдела кадров, наверное, — на ходу придумал Михаил. Он уже начал сживаться с правилами игры, в которой участвовал, а в некоторых безобидных ситуациях необходимость импровизировать даже развлекала его.
— Миша, а чего Анюта к нам не заходит? — спросила мать. Он ожидал этого вопроса.
— Ее тоже в длительную командировку отправили, — ответил он абсолютно искренне.
— Вы, случаем, не вместе в этой командировке? — лукаво подмигнул отец.
— Нет, она в другое место выехала.
Мария Власовна всплеснула руками:
— Ой, сижу тут с вами, лясы точу, а про пирог-то и забыла, — она проворно выбежала из комнаты. Отец тоже встал, подошел к окну, глянул на улицу.
— Мишок, подойди-ка сюда, — поманил он сына. Тот шагнул к окну, но отец сделал останавливающий жест рукой и большим пальцем показал себе за спину. Михаил, состроив недоуменную гримасу, встал за спину Николая Филимоновича.
— Вон там, видишь, мужик стоит? — отец кивнул за окошко.
— Ну, вижу, — пробормотал окончательно сбитый с толку сын.
— Не тебя ждет?
«А ведь вполне может быть…»
— Так, мало ли мужиков на улице, я-то тут при чем? — Михаилу уже самому стало интересно.
— Не скажи… у меня на них с девятьсот пятого глаз наметанный. Как ты пожаловал, так он аккурат и объявился, — убежденно заявил Глебов-старший.
