— Да я вроде не из пужливых, — в тон ей ответил Глебов.
— Ну, тогда до свидания, — та, что в кофточке, повернулась к подругам. — Девчата, товарищу инструктору — физкульт…
— …привет! — хором взорвалась девичья компания и, бодро грянув «Чтобы тело и душа были молоды…», зашагала дальше. Михаил проводил их взглядом и вдруг поймал себя на мысли, что хорошее настроение его куда-то пропало.
Девушки явно выказывали ему свое расположение. Одно его слово, и та, в берете, разделила бы с ним этот теплый летний вечер. В памяти всплыли стадион и она в спортивной форме, стоящая у судейского столика. С каким восхищением глядели на нее мужики, а она именно его попросила взять себя на буксир. Интересно, как бы у них получилось… Михаил даже поежился от накативших эмоций, но дальше развивать эту тему не стал — до дому оставалось два шага.
Поднявшись на крыльцо, он постучал в дверь. Послышались торопливые шаги и голос квартирной хозяйки: «Иду, иду, Олег Григорьевич». Хозяйка Антонина Петровна, пожилая бездетная женщина, недавно похоронившая мужа, действительно искренне обрадовалась, когда он попросился на постой. Чего и желать лучше: не пьет, не курит, на хорошей должности, да и за квартиру заплатил вперед. Соседки просто зубами скрипели от зависти. Клацнул засов, на пороге появилась хозяйка и с места в карьер шепотом проинформировала Михаила о том, что товарища Плахова уже час дожидается какой-то товарищ из Москвы. Войдя в комнату, Глебов увидел незнакомого мужчину, сидящего за столом, на котором стояли два стакана с чаем, варенье, баранки. Мужчина — а это был младший лейтенант Михалков — поднялся со стула:
— Ну, наконец-то, а то я уже надоел Антонине Петровне.
Хозяйка смущенно замахала руками. Предваряя недоуменный вопрос Глебова, мужчина представился:
— Петров Сергей Петрович, прибыл по поручению Федора Ильича. Олег Григорьевич, Федор Ильич наказывал вам кланяться и просил срочно приехать по очень важному делу.
После секундной паузы Михаил понимающе кивнул и расслабился. Заметив это, Петров-Михалков повернулся к хозяйке:
— Вот ведь, большой человек Федор Ильич, а родственников не забывает. Да, Антонина Петровна, если товарищ Плахов задержится, вы, пожалуйста, не беспокойтесь. А на работе про его командировку уже знают.
— Так, может, покушаете да чаю выпьете на дорожку? — хозяйка участливо поглядела на Глебова. Но Михалков вежливо, но решительно отклонил это предложение:
— Извините, хозяюшка, время не ждет, у Федора Ильича уже чаю попьем.
Глебов вдруг подумал, что дорога предстоит неблизкая, дело серьезное, а он прямо с работы.
— Извините, я бы лицо сполоснул да рубашку переодел, а то целый день на ногах.
— И то правильно. Я сейчас, водички тепленькой, — засуетилась хозяйка.
— Ладно, давайте, только быстрее, — посмотрев на часы, бросил Михалков. — Я пока на крыльце покурю.
Быстро умывшись, Михаил вошел в комнату и надел чистую рубашку. Он застегивал пуговицы, когда вышедшая из кухни хозяйка выругала себя и достала с этажерки письмо:
— Господи, я же совсем забыла, кулема, вам письмецо пришло.
Глебов удивленно посмотрел на нее, осторожно взял письмо, но даже не успел прочитать адрес — в сенях послышались шаги, и он быстро спрятал письмо в карман брюк.
— Готов, Олег Григорьевич? — послышался с порога голос чекиста. — Поехали.
Поезд заметно сбросил скорость. «Скоро станция», — машинально отметил Климов, неторопливо просматривавший прессу в купе скорого поезда. Проносящиеся за вагонным окном подмосковные пейзажи постепенно стирали напряжение, в котором Никита Кузьмич пребывал два последних дня. Он, конечно, надеялся на лучшее, на то, что парочка снова объявится и игра продолжится, — этот Муромцев уже пронял их со Свиридовым до таких печенок, что он с воодушевлением воспринял указание начальства выехать на юг и по обнаружении арестовать Седого. «Я тебя, вражина, из-под земли достану», — внутренне кипятился он. Но, устроившись в уютном купе, лейтенант как-то успокоился. По мере того как поезд удалялся от столицы, за окном потянулись луга и поля, прорезаемые лентами рек и извилистым пунктиром речушек. Начинающая желтеть трава живописно обрамляла плотные зеленые стены лесов, тянущиеся в отдалении вдоль железной дороги. «Вот если бы стояли елки рядом с рельсами, ехал бы ты сейчас, как в зеленом тоннеле, — грустно подумал Климов. — Как было бы здорово. Проехал по такому тоннелю сто метров — и враз унеслись воспоминания о самоубийстве комбрига. Еще сто метров — и ушла горечь от потери Прохорова. Еще сто метров и… Стоп. Ты говори, да не заговаривайся. Ведь Николай Николаевич собой пожертвовал, помогая тебе. Пока жив, ты обязан его помнить. Так-то вот… Да и по инструкции не положено, чтобы деревья так близко росли, а то, не дай бог, попадет искра из паровозной трубы, и останутся от этой красоты одни головешки».
За окном промелькнула еще одна речка. Внизу за мостом мальчишки удили рыбу. Климов отложил газету. Эх, забросить бы эту свою работу к едрене бабушке да с удочкой к пацанам под мост! Или как там в старой присказке: «Молочка бы с булочкой, да полежать бы с дурочкой…» Климов даже потянулся. Вот ведь как занятно устроен человек: пять минут отдохнул — и тут же про дела забыл, всякая ерунда в голову полезла. Хорошо еще от назойливых попутчиков по купе отбился. Попутчики, двое представительных мужчин, направлявшихся в командировку по линии наркомата пищевой промышленности, едва бросив вещи, направились в вагон-ресторан. Они настойчиво звали с собой Климова, но тот благоразумно отказался, понимая, однако, какой непростой вечер предстоит ему с этими «веселыми ребятами».
Климов вновь взялся за газету. На глаза попала заметка, в которой один из руководителей управления канала Москва — Волга бодро вещал: «Приход к руководству водным транспортом сталинского наркома Н.?И.?Ежова немедленно сказался на улучшении работы канала Москва — Волга». Климов покачал головой. Еще в апреле народный комиссар внутренних дел Ежов был по совместительству утвержден наркомом водного транспорта. Когда Никита Кузьмич поинтересовался у Свиридова, что бы это значило, тот, ничего не ответив, только неопределенно развел руками. Хотя для Климова этот вопрос был риторическим. Он помнил, как осенью тридцать шестого тогдашний хозяин Лубянки Ягода был освобожден от должности наркомвнудел и назначен наркомом связи СССР. Через полгода его арестовали, обвинили во всех смертных грехах и приговорили к расстрелу. «Неужто нынешний хозяин на очереди?» — задал тогда себе вопрос Климов… И не он один. Но пока Ежов продолжал руководить наркоматом.
Поезд остановился. Климов смотрел в окно на снующих по перрону пассажиров, когда услышал стук и в дверном проеме появился молодой парень в форме сержанта госбезопасности.
— Извиняюсь, вы будете товарищ Климов? — козырнув, спросил сержант.
— Я Климов, а в чем дело? — недоуменно ответил лейтенант.
— Извиняюсь, позвольте документ?
Климов, не сводя с парня вопросительного взгляда, показал удостоверение.
— Вам приказано срочно вернуться в Москву, вот телефонограмма, — сержант достал из кармана листок бумаги.
«Нашлись, видать, наши беглецы», — радостно подумал Никита Кузьмич. В телефонограмме об этом, конечно, не говорилось, просто ему срочно предписывалось вернуться в Москву. Телефонограмма была подписана Селивановым.
— Ну и когда же первый поезд на Москву? — спросил Климов, следуя за сержантом.
— Вас, товарищ лейтенант, велено машиной доставить, — уважительно ответил парень. — Сейчас сразу и отбудете.
Глава восьмая
Неизвестный Глебову немолодой чекист в штатском, представившийся Дмитрием Никифоровичем, в кабинет которого доставили Михаила, явно нервничал.
