4. Рефлективная основа понимания текста
Слово «рефлéксия» часто употребляется в обыденном языке в значениях «любование собственными переживаниями» и «мелочное копание в собственных чувствах». Тем самым слово «рефлéксия» приобрело отрицательную оценочную коннотацию. В связи с этим Г.П. Щедровицкий предложил произносить это слово с переносом ударения – как рефлексия, коль скоро этот термин употребляется в значении, введенном Джоном Локком, писавшим, что рефлексия – это «наблюдение, которому ум подвергает свою деятельность и способы ее проявления» (Локк, 1960, т. 1, 129). Рефлексия лежит в основе процессов понимания: строго говоря, смысл возникает для реципиента тогда, когда текст «переводится» для реципиента в другую форму, например, тогда, когда реципиент приходит в состояние готовности текст, не содержащий прямых номинаций, передать в виде текста, состоящего из прямых номинаций. Для практической (в отличие от педагогической) позиции в герменевтической деятельности в принципе несущественно, будет ли реализована эта готовность путем построения такого «второго текста», но собственно акт понимания как освоения содержательности оказывается, в конечном счете, обращенным на этот «второй текст» – независимо от того, останется ли он в виде некоторой готовности человека или будет актуально написан, произнесен, напечатан. Например, рефлективный акт обращен на текст А. Блока:
Стоит буржуй на перекрестке И в воротник упрятал нос. А рядом жмется шерстью жесткой Поджавший хвост паршивый пес. В тексте мы не видим прямых номинаций политического характера: «Приближался конец власти буржуазии», «Буржуазия на этот раз оказалась не в состоянии подавить пролетарскую революцию» и т.п. Нет здесь и прямых номинаций эстетической оценки: «Буржуа жалок и вульгарен», «Буржуа так же ни на что не годен, как паршивый пес, как старый мир», «Когда начинает звучать музыка революции, буржуа так же неуместен и анахроничен, как городской романс 'Не слышно {72}шуму...', который здесь отчасти пародируется» и т.п. Нет и прямых номинаций, касающихся авторских намерений: «Я много потрудился над созданием абстрактных романтических образов, но теперь я, поэт, должен создать романтический образ Революции», «Я теперь с теми, кто против буржуазии, и их просторечное словечко 'буржуй' – это и мое слово» и т.п. Все эти прямые номинации и образуют «второй текст» в результате организованности рефлексии, т.е. в результате понимания собственно текста Блока; при этом то целое, которое составляет «второй текст», заметно больше суммы тех частей, которые дает нам набор рефлективных актов, выводящих к пониманию частностей. Это приращение материала при образовании целого связано с тем, что частные понимаемые смыслы, подобные тем, которые здесь приведены в качестве частных прямых номинаций «второго текста», сами вступают в сложное взаимодействие. Например, надо понять не только то, что власть буржуазии была уже обречена в 1918 году, но и то, что сказать всему миру именно об этом захотел самый большой певец романтического идеала, человек, чьи художественные вкусы фундаментально отличались от художественного вкуса его положительных героев. Соединение частностей «второго текста» также представляет, таким образом, достаточно сложный материал для понимания, для новых организованностей рефлексии. Рационально протекающая рефлексия вооружает процесс понимания могучим инструментом – диалектикой, причем настолько сильной, что то, что первоначально выступает как сущность, становится лишь явлением на пути понимания к более глубокой сущности. Так, слабо рефлектирующий ум понимает в приведенном четверостишии в качестве существенного содержания, что «на одном из петроградских перекрестков стоит жалкий и растерянный буржуй». Научившийся рефлексии человек воспринимает это же сообщение как композиционный «ход» и художественный «прием», т.е. как явление формы, сквозь которое для него просвечивает несравненно более глубокая содержательная сущность, т.е. действительное идейное содержание и социальное значение гениальных стихов Блока. «Второй текст» при сильно развитой рефлексии, протекающей как процесс, не теряет при этом своей органической связи с реально наличным набором образов в тексте Блока, и тем самым бывает найден тот оптимум, который приводит к социально адекватному, т.е. объективному пониманию.{73}
Фактически при хорошо развитой рефлексии происходит следующее: актуально наличный текст со всей своей содержательностью рефлектируется во «втором тексте», а «второй текст» начинает рефлектироваться в процессе понимания, равно как и интерпретации первого. Рефлексия вообще как раз и заключается в том, что возникают взаимные сопоставления и противопоставления, приводящие к выражению одного содержания в другом, причем именно в этих условиях реципиент и получает выход к смыслам, которые выступают «в форме особого представления, в форме знания о смысле, которое выступает в качестве средства, организующего процессы понимания. Теперь участники акта коммуникации могут понимать не только ситуацию и текст, но также 'смысл ситуации' и 'смысл текста', поскольку они знают об их существовании и знают, что 'смысл' – это общая соотнесенность и связь всех относящихся к ситуации явлений» (Щедровицкий, 1974б, 95). Рефлексия – фактор деятельности, от которого зависят, какие именно субъективные реальности (реальности сознания) будут усмотрены в тексте в условиях процесса смыслового понимания как момента освоения содержательности текста. Рефлексия же состоит из актов, в которых эта содержательность становится постигаемой, т.е. поддающейся освоению (Щедровицкий, 1974а, 20). Очевидно, понимание вырастает из рефлектирования над действительностью, отражаемой в тексте, и выступает как освоение этой действительности.
Рефлективные акты, конституирующие понимание, весьма разнообразны. Это разнообразие требует таксономий, построенных и по критерию содержательности понимания, и по критерию его типологии, и по критерию характеристик герменевтической ситуации, и по критерию характеристик процесса, и по критерию формальных различий рефлективных актов. Поскольку рефлективные основания процессов понимания текста предполагается описать в отдельном пособии, отметим здесь лишь некоторые общие положения.
Таксономия рефлективных актов, построенная по критерию их содержательности, есть перечень способов, посредством которых можно найти и постулировать грани понимаемого. Таксономия, построенная по критерию типологических различий понимания, выводит к характеристике опыта, который рефлектирован в понимании и обращен на осваиваемую содержательность текста. Как уже сказано, в семантизирующем понимании рефлектируется опыт хранения в памяти знаков языка, в когнитивном – познавательный опыт, в смысловом – опыт чувствова{74}ний и переживаний, соотнесенный со всем опытом личности.
Различия в рефлектируемом опыте не могут трактоваться таким образом, как будто есть «более высокий» и «более низкий» опыт. Нет основания считать, что «переживание чувств», присущее пониманию третьего типа, непременно сложнее и богаче, чем «воспоминания о памяти», свойственные семантизирующему пониманию. Хорошее рефлектирование любого опыта – это всегда плод и источник человеческого ума и таланта. Отнюдь не только когнитивное и смысловое понимание, но и «простая»
