Любимов и Рогов, скорбно склонив головы, стояли рядом.
— Чудовищно! Просто немыслимо! — заговорил наконец Королев. — Ведь совсем недавно юбилей его отметили… Семьдесят пять лет. Три четверти века!..
— Сожалеем.
А что тут еще скажешь? Жизнь — штука злая. И такое понятное чужое горе — помеха розыску. Нужно спешить по горячим следам, а приходится вытирать слезы родственникам и знакомым…
— Дмитрий Петрович — старейший преподаватель вуза, участник войны, наша живая история. Я сам у него учился. Сохранил светлую голову, невзирая на возраст… У меня вот сердце уже… А Дмитрий Петрович здоровый был. Я думал, он до ста доживет… И дожил бы!
— Что он преподавал? — уточнил Рогов.
— Сопротивление материалов, — с горечью в голосе ответил Королев. — Сложнейший предмет. Студенты его не любят. Говорят: «Сопромуть». Я сам Кощееву, помнится, только со второго раза сдал. На четверку… Счастлив был!
— А как же он воевал… если тридцатого года рождения? — не понял Любимов.
— Пацаном в Ленобласти партизанил.
— Надо же, — покрутил головой Любимов. То есть он знал, конечно, что пацаны, если жизнь заставит, могут взять в руки оружие. И даже убивать. В войну это не было редкостью. Да и сейчас — в Чечне или там в Африке… Но все равно — всякий раз задумаешься.
— Кавалер ордена Славы, а медалей — не сосчитать. Господи, почему так нелепо?.. Такой человек… Из-за каких-то копеек…
— То-то и оно, что бумажник на месте.
— Тогда зачем? — изумился декан. — Почему?..
— Возможно, хулиганство, — предположил Любимов.
— А может, и нет, — вступил Рогов. — Враги у него были?
— Да какие в таком возрасте враги!.. Жена давно скончалась, детей нет… Жил себе тихо. Оля, воды налей, пожалуйста…
— А среди студентов? Вот вы сами сказали, что предмет сложнейший. Наверное, кое-кто страдал на экзаменах…
— Да что вы?! Убить — за экзамен?? Старика?!
Любимов мог бы привести немало примеров еще более нелепых убийств. Как благополучная дочь- стоматолог убила мать за то, что старушка случайно разбила бутылку с остатками виски. Дочь привела любовника — а виски нету… Но Жора не стал приводить примеры. Просто спросил:
— А все же?.. Были обиженные на него?..
— Ну… Человек он был крайне принципиальный, на уговоры не шел. Разумеется, не всем это нравилось… Оля, у кого Дмитрий Петрович последний раз принимал?
Ольга достала из стола экзаменационную ведомость, полистала.
— Вчера днем у «платников». Вторая пересдача.
— И как результаты? — спросил Королев. — Дай-ка я сам гляну…
Ольга протянула ведомость.
— Так, девять человек пересдавали. Шестеро положительно, у троих «неуд» — Коротченко, Брилев, Стукалов.
Королев развел руками, глянул на оперативников.
— Даже не знаю, что сказать… Все трое — кадры сложные. К числу моих любимчиков, мягко говоря, не относятся. И друзья между собой. Но все равно я не верю… в убийство.
— Они ведь могли не убивать идти, — предположил Рогов. — Шли, например, припугнуть…
— Значит, у вас правило: три пересдачи — и отчисление? — вспомнил Любимов свою институтскую молодость. Бывали и у него третьи пересдачи… И то, что вся троица — друзья, факт важный.
— По правилам так, — подтвердил декан. — Можно сделать исключение… Тем более для «платников» — сами понимаете. Они же живые деньги приносят, а у нас тут… Небогато, мягко говоря, живем. Но для этих я бы исключения делать не стал.
— Как бы их повидать? — спросил Любимов.
— Вы все-таки думаете…
— Наше дело — проверить. Посмотрим на них, а потом думать будем.
— Раньше времени мы не думаем, — подтвердил Рогов. — Чего зря напрягаться.
— Оля, — распорядился Королев, — распечатай, пожалуйста, телефоны и адреса…
Профессионал должен оставаться профессионалом в любых ситуациях. Два копеечных заявления Федора Ильича: одно — в суд, другое — на имя начальника жилищного управления — Мыльников составил по всем правилам. С Федором Ильичом беседовал серьезно и уважительно, лишь иногда бросая ироничные взгляды на затаившегося в углу кабинета Виригина.
— Сначала вы идете с этим заявлением в свою жилконтору, — объяснял Мыльников.
Федор Ильич лишь кивал головой. Солидность адвоката лишила его дара речи.
— По нему вам или деньги вернут, или откажут, — продолжал Мыльников. — Отказ пусть изложат в письменной форме. Ясно?..
Федор Ильич вновь напряженно кивнул.
— Тогда с бумагой об отказе и вторым заявлением идете к своему мировому судье, — терпеливо растолковывал Мыльников. — Только часы приема его узнайте и марку госпошлины не забудьте купить и приклеить. Все предельно просто.
— Это для вас просто! — открыл наконец рот Федор Ильич.
Адвокат, который бесплатно тратит на него драгоценное время, Федору Ильичу не нравился. Пугал. Такой вот парадокс. Поэтому клиент чувствовал себя крайне неловко.
— Может, на бумажке расписать порядок действий?.. — предложил Виригин.
— Спасибо, я, если что, позвоню. — Тесть Рогова встал, забрал документы. Опасливо поглядывая на шахматные часы, пожал Мыльникову руку. — Не буду задерживать! Спасибо за науку.
— Да, марка госпошлины продается в любой сберкассе, — подсказал ему в спину адвокат.
Федор Ильич нервно дернулся, услышав его голос.
Уже в коридоре подумал, что не зря всегда подозрительно относился к шахматам. Надо сказать Василию, чтобы не играл дома.
— Смешной старикан! — кивнул адвокат на закрывшуюся дверь и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Есть кое-что для тебя…
Мыльников вытащил бумажник, отсчитал несколько стодолларовых бумажек:
— Твой гонорар, Максим. Тысяча зеленых. С почином.
Сначала Макс автоматически взял деньги, потом догадался:
— Мать того парня принесла? Чебутыркина?
— Черемыкина, — улыбнулся Мыльников. — Разумеется, принесла. Куда бы она делась? Свобода единственного сына — не хрен собачий, так?
— Так-то оно так…
Деньги не то чтобы жгли руки… Сказать так было бы неправдой. Но, в общем и целом, Виригин был смущен. Нечистые какие-то деньги. Чумазые. И достались подозрительно легко. Или в этой профессии — все деньги такие?
— Борь, да я, в принципе, и не работал, — сказал Виригин. — Это все ты.
— Слушай, Макс, кончай ломаться. Если даю, значит, бери и не строй из себя целочку. Приличный костюм себе купи, это для дела полезно. Мне — лично мне! — выгодно, чтобы ты хорошо выглядел. Ты не бойся, я тебе лишнего не дам. Все, что предложу, — твое, законное.
Мыльников говорил непривычно серьезно. И чувствовалась за его словами… сила, что ли. Правда жизни.
Виригин спрятал деньги в карман. Приличный костюм у него был. Года три назад муж Ирининой
