крепостной стене. Нева катила серые буруны, похожие на булыжники. Плохонький кофе, разлитый с уличного лотка в картонные чашечки, казался вкусным и приятно грел руки.
— А ведь Нева не река, — блеснул эрудицией Егоров, — в строго географическом смысле. У нее устья нет. Просто протока между озером и морем. Большой канал.
— Самый красивый в мире, — добавила Надежда.
— Да… наверное.
— Ты как будто всю жизнь в России, Пауль. Так быстро освоился.
— Мамины гены помогают, — поперхнулся Егоров. — И потом, я очень много читал, альбомов видел. И этих… видеофильмов.
— И детей, смотрю, любишь…
Получалось, что Россия и дети у Надежды стоят в одном ряду. Это Егорову понравилось. Спросить, что ли, про болонок? Нет, не надо.
— Они же такие беззащитные, — ответил Сергей Аркадьевич.
— С тобой, Пауль, так спокойно…
«Пауль Крюгер» промолчал. Ему тоже было спокойно и уютно рядом с этой женщиной.
Они вышли к площади перед Петропавловским собором. Тоже — спокойной и уютной.
— А это наш первый кафедральный собор, — пояснила Надежда. — Сердце города. И один из его символов. Высота около ста двадцати метров.
— Сто двадцать два с половиной. Построен по проекту Трезини в стиле раннего барокко, — отрапортовал Егоров. — А куранты в Голландии сделаны. Мастером Красом.
— Да, много книг ты прочел… — протянула Надежда.
— Много, — улыбнулся Егоров. — В Африке, знаете, вечерами сидишь на веранде, небо высокое, темное, гиены воют. Вот и читаешь. И мечтаешь. Будто там ангелы в космосе летают.
— А шутку про фигуру нашего ангела знаешь? — улыбнулась Надя.
— Нет…
— Ну, что фигура ангела на шпиле изображена в натуральную величину…
Они заглянули в собор, «почтили», как выразилась Надежда, царей. Потом вышли из крепости, пересекли Неву по Троицкому мосту и оказались на Марсовом поле.
На мосту напротив Спаса-на-Крови увидели свадьбу. Жених с невестой и гости вытянулись в длинную шеренгу поперек всего моста. По сигналу фотографа все дружно подпрыгнули. Эта «фишка» — свадебные снимки в прыжке — стала модной в Питере в прошлом сезоне.
Надя взяла Сергея Аркадьевича за руку.
Таких романтических прогулок Егоров не совершал много лет. Любимов, следовавший за ними пешком на расстоянии двадцати метров, только чертыхался. И, главное, никак не мог обнаружить других «хвостов», приставленных к гуляющей парочке «конкурирующей фирмой».
Добрались, наконец, и до Русского музея, в который Пауль Крюгер, по легенде, мечтал попасть с детства. Осмотрели выставку «Дорога в русском искусстве». Грустная оказалась выставка. На каждой картине либо покойник, либо нищие переселенцы, либо еще какие-то беженцы. Небо почти всегда свинцово-тревожное. Дождь непременно идет. Обязательно сидит в углу нахохленная взъерошенная ворона. Одна оптимистичная картина набралась на всю выставку: «Тропинка в лесу» Шишкина. Солнце светит, господа в нарядных шляпах гуляют с маленькой беленькой собачкой (тут Егоров вздохнул), все такое праздничное… Правда, не «дорога», а «тропинка», во-первых.
А во-вторых, как тут же выяснилось со слов подошедшего с группой курсантов экскурсовода, нарисовал эту картину с натуры художник Шишкин близ германского города Дюссельдорфа.
«И тут мошенничество», — подумал Егоров.
Впрочем, за день, проведенный с Надеждой, он перестал вспоминать, что перед ним — зловредная опасная аферистка. Ничто ни во внешности ее, ни в поведении, ни в словах об этом не говорило. Опять же — он ходил сегодня в отделение милиции, и ни Надежда, ни Роман бровью не повели. И — если рассуждать логически — разумно ли втягивать в мошенничество целую семью?.. Владимир Афиногенович с его пристрастием к сорокаградусному духоподъемному напитку — какой он заговорщик?
Если они и мошенники — то это невероятно тонкая, невероятно сложная и коварная, иезуитская прямо-таки игра.
Глядя на лицо Нади через отблеск свечи, горевшей на ресторанном столике, Егоров не мог предположить, что она способна на такую игру. Полные губы, трогательные — не по возрасту — ямочки, светлые глаза, нерешительная открытая улыбка…
Теперь Егоров был абсолютно уверен, что это ошибка.
И не совсем понимал, как вести операцию дальше.
Принесли шампанского. Егоров решился выпить. Здесь, в общем, в любом случае можно было выпить: ресторан выбирал Никита Уваров.
Они сидели с Любимовым за столиком в дальнем углу, нервно курили, пили кофе.
— Для меня самое ужасное — это одиночество, — говорил Егоров с новой для себя, неведомой ранее искренностью. — Придешь вечером со службы… В смысле, с плантации. И поговорить не с кем. Одни собаки. Так и коротаешь вечера перед телевизором.
— Мне это близко и понятно, — с грустью призналась Надежда.
— Почему же ты одна? — осторожно спросил Егоров. — Красивая, умная…
Будто бы у красивых и умных всегда все хорошо. Будто бы им не труднее, чем стандартным людям, найти свое счастье. У них ведь и требования выше.
Надежда ответила не сразу.
— Так жизнь сложилась. А изменить ее трудно. Какую-то уверенность в себе потеряла.
— А если я к себе тебя позову? Поедешь? — и подумал про себя: «А куда же я ее зову? На плантацию?! Но ведь нет никакой плантации!»
— В Африку? Вряд ли, Пауль. Где я, и где Африка…
Мимо столика за Надиной спиной прошел в сторону туалета Уваров. Дескать, надо поговорить.
— Надя, ты мне очень нравишься, — вдруг признался Егоров. — Твои глаза… Твоя улыбка… И вообще, ты такая солнечная…
«Черт побери. Почти признание в любви».
— Спасибо, Пауль. Ты мне тоже нравишься, — улыбнулась Надежда.
Очень много лет ему такое не говорили. Он, конечно, нравился своим болонкам. Когда корм приносил…
— Тогда почему?.. — едва не вскрикнул Егоров.
«А что бы я делал, если бы она согласилась в Африку?!»
Любимов тоже прошел в сторону туалета.
— По многим причинам. Прежде всего, родители. Они уже в возрасте.
— У тебя брат вон какой… надежный.
— Брат братом, а ко мне они очень привязаны. Так ведь и я к ним тоже. Потом — работа…
— В ЮАР тоже есть детские садики, — быстро парировал Егоров, хотя вовсе не был в этом уверен. — Может, мне сюда переехать, а там все продать?..
«Что?! Что я собираюсь продать? И где?» Любимов и Уваров вернулись к столику. А потом снова по очереди прошли к туалету. Но Егоров не мог оторваться от беседы.
— Не сможешь ты здесь, — покачала головой Надежда. — Даже со своими русскими генами. Здесь совсем другая жизнь.
«А кто трубу починил?» — хотел обиженно спросить Егоров, но спросил другое:
— Зачем же эти знакомства? Фото в Интернете?..
— Честно? — посмотрела в его глаза Надежда. — Тогда я должна тебе кое в чем признаться…
Внутри у Егорова все екнуло. И он как-то сухо, по-милицейски сказал:
— Слушаю…
— Это не я объявление дала. Это все девчонки с работы. Переживают за меня… что я одинокая. Вот и отправили без моего ведома.
— И переписывались они?.. — ошалел Сергей Аркадьевич.
