мн? ставятъ теперь въ преступленіе, потому что источникъ ея нев?домъ, быстро уб?жала бы отъ меня! Сколько былъ бы я благодаренъ небу и благосклоненъ къ людямъ!
Я говорилъ такимъ образомъ: глаза мои увлажнились слезами; тысяча воспоминаній вторгались потоками въ мою душу. Мои сношенія съ Элеонорою сд?лали вс? сіи воспоминанія для меня ненавистными. Все, что припоминало мн? мое д?тство; м?ста, гд? протекли мои первые годы; товарищей моихъ первыхъ игръ; престар?лыхъ родственниковъ, расточавшихъ предо мною первыя свид?тельства н?жнаго участія — все ото язвило, гн?ло меня: я вынужденъ былъ отражать, какъ мысли преступныя, образы самые улыбчивые, желанія самыя сродныя. Подруга, которую воображеніе мое внезапно создало, сливалась напротивъ со вс?ми этими образами и освящала вс? сіи желанія. Она соучаствовала мн? во вс?хъ моихъ обязанностяхъ, во вс?хъ моихъ удовольствіяхъ, во вс?хъ моихъ вкусахъ. Она сдвигала мою жизнь настоящую съ тою эпохою моей молодости, когда надежда разверзала мн? столь обширную даль, съ эпохою, отъ которой Элеонора отд?лила меня, какъ бездною. Мал?йшія подробности, маловажн?йшіе предметы живописались предъ моею памятью: я вид?лъ вновь древнюю обитель, въ которой жилъ я съ родителемъ; л?са, ее окружающіе; р?ку, орошающую подошву ст?нъ ея; горы, граничившія съ небосклономъ. Вс? сіи явленія вязались мн? столь очевидными, столь исполненными жизни, что они поражали меня трепетомъ, который я выносилъ съ трудомъ, и воображеніе мое ставило возл? нихъ творенье невинное и молодое, ихъ украшающее, одушевляющее ихъ надеждою. Я скитался, погруженный въ это мечтаніе, все безъ р?шенія твердаго, не говоря себ?, что должно разорвать связь съ Элеонорою, им?я о д?йствительности одно понятіе глухое и смутное, и въ положеніи челов?ка, удрученнаго горестью, котораго сонъ ут?шилъ вид?ніемъ, и которой предчувствуетъ, что сновид?ніе пропадаетъ. Я усмотр?лъ вдругъ замокъ Элеоноры, къ которому приближался нечувствительно: я остановился, поворотилъ на другую дорогу: счастливъ былъ, что отсрочу минуту, въ которую услышу голосъ ея.
День угасалъ; небо было чисто; поля пуст?ли; работы людскія кончились: люди предавали природу себ? самой. Думы мои означались постепенно отт?нками бол?е строгими и величавыми. Мраки ночи, густ?вшіе безпрестанно, обширное безмолвіе, меня окружавшее и перерываемое одними отзывами, р?дкими и отдаленными, зам?нили мое волненіе чувствомъ, бол?е спокойнымъ и благогов?йнымъ. Я проб?галъ глазами по с?роватому небосклону, коего пред?лы были мн? уже незримы: т?мъ самымъ раскрывалъ онъ во мн?, н?которымъ образомъ, ощущеніе неизм?римости. Я давно не испытывалъ ничего подобнаго: безпрерывно поглощаемый размышленіями, всегда личными, всегда обращающій взоры свои на свое положеніе, я сд?лался чуждымъ всякому общему понятію: я занятъ былъ только Элеонорою и собою; Элеонорою, къ которой хранилъ одно состраданіе пополамъ съ усталостью; собою, котораго уже вовсе не уважалъ: я себя сжалъ, такъ сказать, въ новомъ род? эгоизма — въ эгоизм? безъ бодрости, недовольномъ и уничиженномъ: я любовался т?мъ, что возрождаюсь къ мыслямъ другаго разряда, что отыскиваю способность забывать себя самого, предаваясь думамъ безкорыстнымъ; казалось, душа моя возстаетъ отъ паденія долгаго и постыднаго.
Почти всю ночь провелъ я такимъ образомъ. Я шелъ, куда глаза глядятъ: я об?жалъ поля, л?са, селенія, гд? все было безъ движенія. Изр?дка усматривалъ я въ отдаленномъ жилищ? бл?дный св?тъ, пробивающій темноту. Тутъ, говорилъ я себ?, тутъ, быть можетъ, какой нибудь несчастный раздирается скорбью или борется со смертью — со смертью, таинствомъ неизъяснимымъ, въ которомъ опытность вседневная какъ будто еще не уб?дила людей, пред?ломъ неизб?жнымъ, который не ут?шаетъ, не усмиряетъ насъ; предметомъ безпечности необычайной и ужаса преходящаго: и я такъ же, продолжалъ я, предаюсь сей в?трености безумной! я возмущаюсь противъ жизни какъ будто этой жизни не им?ть конца! я разс?ваю несчастія кругомъ себя, чтобы на свою долю завоевать себ? н?сколько годовъ ничтожныхъ, которыхъ время не замедлитъ у меня похитить! Ахъ, откажемся отъ сихъ тщетныхъ усилій: насладимся, глядя, какъ сіе время уб?гаетъ, какъ одни сходятъ дни на другіе: останемся неподвижными, равнодушными зрителями бытія, уже до половины истекшаго; пускай овлад?ютъ имъ, пускай раздираютъ его: теченія его не продлятъ: стоитъ ли его оспаривать?
Мысль о смерти им?ла надо мною всегда большое владычество. Въ моихъ жив?йшихъ чувствахъ она всегда смирила меня: она произвела на душу мою свое обычайное д?йствіе: расположеніе мое къ Элеонор? смягчилось; раздраженное волненіе исчезло: изъ впечатл?ній сей ночи безумія оставалось во мн? одно чувство, сладостное и почти спокойное; можетъ быть, усталость физическая, ощущаемая мною, сод?йствовала этому спокойствію.
Начинало разсв?тать. Я уже различалъ предметы. Я узналъ, что я былъ довольно далеко отъ жилища Элеоноры. Я представлялъ себ? ея безпокойство и сп?шилъ возвратиться къ ней, по возможности силъ моихъ утомленныхъ: дорогою встр?тилъ я челов?ка верхомъ, посланнаго ею отыскивать меня, Онъ сказалъ мн?, что она уже дв?надцать часовъ въ жив?йшемъ страх?, что, съ?здивъ въ Варшаву, объ?здивъ вс? окрестности, возвратилась она домой въ тоск? неизъяснимой, и что жители ея разосланы по вс?мъ сторонамъ искать меня. Этотъ разсказъ исполнилъ меня тотчасъ нетерп?ніемъ довольно тяжкимъ. Мн? стало досадно, видя себя подверженнаго Элеонорою надзору докучному. Напрасно твердилъ я себ?, что любовь ея одна виною тому; но не самая ли эта любовь была виною сего моего несчастія? Однако же я усп?лъ одол?ть сіе чувство, въ которомъ упрекалъ себя. Я зналъ, что она страшится и страдаетъ. Я с?лъ на лошадь. Я проскакалъ посп?шно разстояніе, насъ разд?лявшее. Она приняла меня съ восторгами радости. Я былъ умиленъ ея н?жностью. Разговоръ нашъ не былъ продолжителенъ, потому что она помнила, что мн? нужно отдохновеніе: и я оставилъ ее, по крайней м?р? на этотъ разъ ничего не сказавъ прискорбнаго для сердца ея.
Глава осьмая
На другой день всталъ я, пресл?дуемый мыслями, волновавшими меня наканун?. Волненіе мое усиливалось въ сл?дующіе дни: Элеонора тщетно хот?ла проникнуть причину онаго. На ея стремительные вопросы я отв?чалъ принужденно односложными словами. Я, такъ сказать, хот?лъ закалить себя противъ ея ув?щеваній, зная, что за моею откровенностью посл?дуетъ скорбь ея, и что ея скорбь наложитъ на меня новое притворство.
Безпокойная и удивленная, она приб?гла къ одной своей пріятельниц?, чтобы разв?дать тайну, въ которой она меня обвиняла: алкая сама себя обманывать, искала она событія тамъ, гд? было одно чувство. Сія пріятельница говорила мн? о моемъ своенравіи, объ усиліяхъ, съ коими отвращалъ я всякую мысль о продолжительной связи, о моей непостижимой жажд? разрыва и одиночества. Долго слушалъ я ее въ молчаніи; до той поры я еще никому не сказывалъ, что уже не люблю Элеонори: языкъ мой отказывался отъ сего признанія, которое казалось мн? предательствомъ. Я хот?лъ однакоже оправдать себя; я разсказалъ пов?сть свою съ осторожностью, говорилъ съ большими похвалами объ Элеонор?, признавался въ неосновательности поведенія моего, приписывая ее затруднительности нашего положенія, и не позволялъ себ? промолвить слово, которое ясно показало бы, что истинная затруднительность съ моей стороны заключается въ отсутствіи любви. Женщина, слушавшая меня, была растрогана моимъ разсказомъ: она вид?ла великодушіе въ томъ, что я называлъ суровостью; т? же объясненія, которыя приводили въ изступленіе страстную Элеонору, вливали уб?жденіе въ умъ безпристрастной ея пріятельницы. Такъ легко быть справедливымъ, когда бываешь безкорыстнымъ. Кто бы вы ни были, не поручайте никогда другому выгодъ вашего сердца! Сердце одно можетъ быть ходатаемъ въ своей тяжб?. Оно одно изм?ряетъ язвы свои; всякій посредникъ становится судіею; онъ сл?дуетъ, онъ мирволить, онъ понимаетъ равнодушіе, онъ допускаетъ возможность его, признаетъ неизб?жность его, и равнодушіе находитъ себя чрезъ это, къ чрезвычайному удивленію своему, законнымъ въ собственныхъ глазахъ своихъ. Упреки Элеоноры уб?дили меня, что я былъ виновевъ: я узналъ отъ той, которая думала быть защитницею ея, что я только несчастливъ. Я завлеченъ былъ до полнаго признанія въ чувствахъ моихъ; я согласился, что питаю къ Элеонор? преданность, сочувствіе, состраданіе: но прибавилъ, что любовь не была нимало участницею въ обязанностяхъ, которыя я возлагалъ на себя. Сія истина, досел? заключенная въ коемъ сердц? и пов?данная Элеонор?, единственно посреди смущенія и гн?ва, облеклась въ собственныхъ глазахъ моихъ большою д?йствительностью и силою именно потому, что другой сталъ ея хранителемъ. Шагъ большой,
