- Нет... Тихо!.. Я хочу вам дать поручение. Поговорим позднее.
Моде отнес Лине завтрак.
- Я, кажется, уеду, - объявил он ей.
- Один?
- Еще не знаю.
Он думал, что та станет протестовать, скажет, что побаивается Фершо, но этого не случилось. Она была спокойна, страшась только одного - что ее снова лишат едва обретенного покоя.
- Мне вставать?
- Не сейчас. Не думаю. Мы с твоим отцом пойдем поговорить.
- Ах, да! Я совсем забыла, что должна называть его папой.
Спустя несколько минут Мишель и Фершо тихо брели по широким плитам причала, спотыкаясь о протянутые кабели и причальные кнехты.
- Так вот, Мишель... Он остановился.
- Надо привыкнуть называть вас так, а вашу жену Линой, раз я выдаю себя за ее отца. Так вот... Нам надо установить контакт с мэтром Обеном. Звонить отсюда опасно. Он и сам не должен знать, где мы. Лучше всего съездить в Бельгию - в Брюгге или Гент и оттуда связаться с Парижем. Это успокоит к тому же и брата, который убедится, что я пересек границу.
Подчас лицо его кривилось. Ему было больно стоять на новой ноге, к которой он еще не привык.
На втором этаже дома госпожи Снек открылось окно, и Лина высунулась, чтобы глотнуть свежего воздуха. Он показался ей таким холодным, что она сразу захлопнула створки, и теперь можно было различить лишь белое пятно, которое двигалось взад и вперед за занавеской.
8
- Как вы думаете, кто я такой?
Он склонился к маленькой лампе под розовым абажуром, чтобы лучше осветить лицо, которое лучезарная улыбка, улыбка, которой должен бы быть наделен такой человек, как Фершо, делала его еще более трепетным и загадочным.
Сдвиг, в результате которого действительность стала выглядеть до предела напряженной, а чувства обрели навязчивую и чувственную остроту, сходную с той, когда прикасаешься кончиком языка к больному зубу, возник задолго до того, как он вошел в 'Мэрри Грилль'.
У женщины была роскошная шевелюра цвета красного дерева и круглые глаза. Веки были сильно накрашены зеленой тушью. Зрачки ее подрагивали от любопытства, а длинные ресницы, когда она щурилась от сигаретного дыма, немного переплетались.
- Как ты думаешь, кто я такой? Став внезапно серьезной и наморщив лоб, та ответила:
- Постой. Не подсказывай.
Кабаре было погружено в полумрак, а воздух был насыщен сложным запахом духов, от которого трепетали ноздри Моде.
- Дашь мне три попытки? Так вот... Ты мог бы быть студентом. Отлично представляю тебя студентом права...
Хотела ли она ему польстить? Разумеется, он мог бы продолжать учебу. Родители оплатили бы ее. Но ему не хватило для этого характера, и он затаил глухую злобу на всех студентов.
- Не то.
Продолжая игру, она делала вид, что принимает его светлый костюм, купленный в тот же день на площади Брукера, за настоящую роскошь.
- Ты ведь француз? Молчи... Я догадалась. Ты француз с севера, из Лилля или Рубэ, судя по акценту. Держу пари, что ты работаешь в шерстяной промышленности.
Опорожнив бокал с шампанским, он придал себе еще более таинственный вид.
- Я занимаю куда более важное положение, малышка... Тебе никогда не отгадать. Погляди на входную дверь.
- Ну и что?
Рядом с плотной тканью из темно-синего бархата расположился посыльный в ливрее.
- Видишь типа, сидящего рядом с портьерой? Убежден, что ты его никогда прежде не видела здесь...
- Что верно, то верно.
Начав догадываться, она стала нервничать. И на какой-то момент забыла придать своему взгляду нежную игривость, а зрачкам томную слащавость. Если бы он взглянул на нее в эту минуту, то увидел бы ее без прикрас, такой, какой она выглядела по утрам в постели, когда рядом не было свидетелей и когда ее голос с музыкальным брюссельским акцентом становился более отчетливым и ясным.
- Хочешь сказать, что он из полиции?
- Может быть...
- Это не ответ.
- Скажем, он может быть полицейским, а может быть, и нет... Во всяком случае, он следит за мной, наблюдает и старается услышать, о чем я говорю...
- Бутылку, Артюр!-небрежно бросила она официанту, который бродил возле них.
Он не стал возражать. Он хотел в удовольствие прожить эти часы, не останавливаясь перед тем, что за это придется дорого заплатить, отметая всякую торговлю и мелочные расчеты.
- Боишься, что я жулик?.. Признайся!
Нет, она не думала, что он жулик, как не думала, что он студент. Скорее всего он походил на банковского или торгового служащего, взявшего без спроса деньги в кассе. Она сразу догадалась, что костюм он купил только что, причем именно такой, который приобрел бы мелкий служащий, едва у него завелись карманные деньги.
Но тот об этом не знал. В зеркале напротив он видел элегантного и раскованного молодого мужчину.
- И не старайся догадаться... Представь себе, внимание полиции привлекают не только жулики... Впрочем, со дня на день ты сможешь увидеть мой портрет в газетах...
Тем хуже! Было бы, конечно, не очень приятно, если бы ей пришлось давать показания на суде - адвокаты не очень-то церемонятся со свидетелями подобного рода. Но она наверняка и не такое видела!
- Твой портрет в газетах?
- Может быть...
- Но ты ведь не занимаешься политикой?
- Почти... Уже горячо...
Мог ли он объяснить ей, кто он такой? И что чувствует в этот вечер? Разве теперь миллионы, сотни миллионов Фершо не были в известной мере в его руках? Разве не стал он важнейшим винтиком всего дела, которое внезапно так растормошило массу людей, вызвав столько волнений в банковских и колониальных кругах?
- Представь себе, есть люди, которых не отличишь в толпе, на которых никто не обращает внимания, но у которых больше власти, чем у депутатов и министров...
Она знала, что теперь надо обождать, когда он сам все выложит, и принялась грызть жареный миндаль, оглядывая зал и оркестр, первая скрипка которого не спускал с нее глаз.
Моде перехватил этот взгляд.
- Чего он так смотрит на тебя? Пожав плечами, она тоже решила сыграть кусочек своей роли.
- И так каждый вечер... Он влюблен... Ревнует... Я даже ни разу не разговаривала с ним... Но уверена, он на все способен...
Музыкант был одет в старенький смокинг, волосы напомажены, лицо того мучнистого цвета, который присущ людям, не спящим по ночам и вынужденным подрабатывать еще и днем. Он был беден, озабочен. Вероятно, обременен больной женой, детьми. И смотрел в сторону 'такси-герлс', потому что надо было куда-то смотреть. Но так как прожектора были направлены на оркестр, то вряд ли ее видел.
С каким высокомерным презрением поглядывал Моде на это ничтожное существо!
- Не смотри на него.
- Я хочу ему показать, как мало он меня интересует. Еще подумает, что я боюсь его...
