сотни тысяч франков.
Они больше не говорили о деньгах, но это было с ними, как пятно, проступающее через новую краску, и, чтобы вакуум не становился совсем невыносимым, им нужно было присутствие матроны, которая им прислуживала, с ее песенками.
Фершо больше не протестовал, когда Мишель задерживался с приходом. Было слишком очевидно, что их соглашение не выдержит нового объяснения.
Ежедневно, подчас даже по два раза в день Мишель приходил к Рене, поднимался к ней в комнату, садился на постель и курил сигареты, лаская ее или наблюдая, как она одевается.
Почему он начал лгать Рене, с которой до сих пор был так откровенен? Та иногда его спрашивала:
- Есть новости от твоей американки?
Было бы куда лестнее сказать ей правду. Он же отвечал 'нет' и говорил, что больше о ней не думает.
А между тем теперь, когда остановки 'Сайта Клары' стали чаще, участились и письма.
Приходя на почту, Мишель получал большие голубоватые конверты, из которых в своем обычном уголке 'Вашингтона' доставал многочисленные листки, испещренные крупным остроконечным почерком.
Менялись марки. После колумбийских из Буэнавентуры ровно через два дня появились эквадорские из Гуякиля.
'Дорогой мальчик'.
Было такое впечатление, что она все еще опасается обмана. Не боялась ли она выглядеть женщиной с 'Вилль-де-Верден'? Под ее веселостью скрывалась нерешительность. Чуть растрогавшись, она тотчас начинала подтрунивать над ним и собой.
'Как вы можете писать такие вещи? Если бы все было правдой и вы бы испытывали такие муки ревности, я бы сочла вас только бедным мальчиком и всю жизнь упрекала себя за то, что заставила вас так страдать'.
Конечно, она зачитывалась многими страстными страницами, которые он посылал ей авиапочтой. Но писать становилось все труднее. Он был неспособен теперь, даже закрывая глаза, вспомнить ее лицо. Ему требовалась вся его находчивость. Поэтому он сначала выпивал рюмку или две. Ему также помогала обстановка в 'Вашингтоне', ибо американка воплощала в его глазах именно такую роскошь.
В своих письмах мистрис Лэмпсон по-прежнему много места уделяла госпоже Риверо, которая стала ее большим другом. Госпожа Риверо была замужем, у нее было двое детей, старший из которых учился в коллеже Станисласа в Париже.
Судя по письмам, они вели себя, словно две институтки на каникулах. То есть веселились, как две психопатки. В Гуякиле они съели столько мороженого, что два дня были нездоровы.
'На наш корабль сели три жваторианки, такие же чопорные, как их зонтики. Они вздрагивают всякий раз, когда мы хохочем за нашим столиком. Очень забавно. Мы уговорили второго помощника капитана, очень милого молодого человека, организовать бал травести.
Я ведь всегда беру в плавание костюм травести. У меня имеется наряд Карменситы. Скажите, дорогой, какой вы видите меня в костюме Карменситы?'
Здесь значение имело каждое слово. Читая некоторые фразы, он испытывал настоящую ревность. Он ревновал, например, к своему другу Биллу Лигету, второму помощнику, такому милому молодому человеку, как она написала.
Мишель боялся стоянок, опасаясь новых встреч вроде кристобальской.
'Представьте себе, мою подругу Риверо зовут Анитой. Это имя мне нравится куда больше, чем мое собственное- Гертруда. Так вот, она настаивает, чтобы я провела две недели в ее имении. Говорят, что там сейчас самый приятный сезон. Здесь же очень жарко. На корме установили маленький бассейн, и мы часами просиживаем в нем. Очень забавно...'
Бассейн тоже не нравился Моде. Как и один из пассажиров по имени сэр Эдварде.
'Это самый замечательный человек, которого я когда-либо встречала. Он утверждает, что за двенадцать лет ни разу не ночевал на суше. Похоже, что спланировать это не так уме просто. Он заплывает на одном судне как можно дальше, а затем пересаживается на другой корабль. Ему совершенно безразлично, куда плыть. Он много раз совершал кругосветное путешествие, но ни разу не сходил на берег. Он очень сильно играет в бридж. А еще играет на скрипке, для чего берет с собой в дорогу два-три инструмента'.
Почему она ничего не писала о возрасте сэра Эдвардса?
Тем временем 'Сайта Клара' достигла Патапы, и на конвертах появились перуанские марки. Остановка в Пакасмайу была последней перед Кальяо, где мистрис Лэмпсон предстояло сойти на берег.
Какие дела были у нее там? Она совершила многодневную поездку, чтобы провести несколько часов в Лиме, где, по ее словам, муж когда-то купил землю. Ему так и не удалось ее самому увидеть, он ничего не знал о ней. Теперь же шла речь о том, чтобы построить на этой земле виллу.
Названия городов на восточном побережье Тихого океана стали так же привычны для Моде, как они привычны для уха всех жителей Канала. В первое время по приезде сюда он с восторгом прислушивался, когда кругом говорили о Колумбии, Чили, а в другом направлении- Венесуэле, Буэнос-Айресе или Рио. Они звучали, как станции парижского метро.
Он завидовал Нику Вондрасу, но не из-за того, что тот владел магазином, а потому, что мог ради женщины или по делу сесть на корабль, посетить десяток портов и через месяц-другой возвратиться как ни в чем не бывало обратно.
В 'Вашингтоне' он также слышал названия портов Южной Америки или в других местах. Одни приезжали сюда, другие уезжали, у всех на чемоданах были разноцветные наклейки. Некоторые молодые люди плыли в Панаму десять дней ради партии в поло или чемпионата в гольф. Иные привозили с собой лошадей и автомашины.
'Я просто не знаю, что делать, дорогой. Мне не хочется огорчать Аниту, она такая милая. И в то же время я не хочу, чтобы вы плакали. Хотя я и не уверена, что у вас нет в Колоне хорошенькой подружки, чтобы утешиться'.
Бал травести состоялся. На Аните Риверо было старинное панамское платье, отделанное золотыми монетами эпохи испанского владычества, и она выиграла первый приз. Организовали еще и 'погоню за сокровищами'.
'Вы не можете себе представить, как было интересно! Задача заключалась в том, чтобы обнаружить господина на сто три кило и мужскую ночную сорочку. Едва только показывался толстый мужчина, как все бросались к нему и вели на весы. Конечно, всем попадался один и тот же человек. С ночной сорочкой дело оказалось посложнее. Выяснилось, что все пассажиры спят в пижамах. Но тут выиграла я.
Анита была очень шокирована, когда узнала, к кому я собираюсь обратиться. Надо вам сказать, что в Гуякиле на борт села немецкая пара. Они уже легли спать, когда началась 'погоня за сокровищем'.
Я была уверена, что у него есть ночная сорочка, и постучала в их каюту. Я проявила большое нахальство, да? Тем более что, как я потом узнала, этот господин- дипломат. Сначала он никак не мог понять, что мне надо. А его жена все повторяла из постели: ' Was ist das?'
Словом, он отдал мне одну из сорочек с красной отделкой вокруг шеи и рукавов.
Если бы вы были с нами, все было бы еще интереснее! Но вы наверняка тоже рассердились бы из-за сорочки...'
Мишель еще пару раз видел Голландца в 'Вашингтоне'. И всякий раз испытывал чувство неловкости. Не было ничего странного в том, что Суска приходил торговать здесь своими головками, как это делал на судах. И тем не менее его молчаливое присутствие тревожило Мишеля. Он мог сколько угодно успокаивать себя, но ему все равно казалось, что тот следит за ним, что страдающий слоновой болезнью Голландец как-то странно, упорно посматривает на него, словно предлагая бросить жребий.
Однажды он неохотно заговорил об этом с Джефом, ибо тот вел себя теперь тоже весьма двусмысленно. Всякий раз, когда Мишель заходил к нему, он поглядывал на него так, словно ожидал чего-то. В этом взгляде не было и тени симпатии. Вместо того чтобы пожать ему руку, он только притрагивался к ней кончиками пальцев.
- Что имеет Джеф против меня? - спросил он Рене.
- С чего ты взял? Сам знаешь, у Джефа все зависит от настроения.
