- Нет.
Он чувствовал, что она неоткровенна с ним, что старается увести разговор в другую сторону.
- Он никогда не говорил тебе обо мне?
- О чем?
Она слегка покраснела. Стало быть, Джеф говорил с ней, но та не хотела в этом признаться.
- Я знаю, он не любит меня.
- Вы из разной среды. Может быть, он тебе не доверяет?
- Не доверяет? Почему?
При первой же возможности он шел к Джефу. Именно ему он рассказал, что Голландец бывает в 'Вашингтоне'.
- Что он там делает?
- Трудно сказать, что он делает там или еще где-то,-проворчал Джеф.
- Продает головки?
- Вероятно. И это тоже.
Что значит 'тоже'? Почему Джефу явно не хотелось об этом говорить?
Но Мишель настаивал:
- Иногда мне кажется, что он следит за мной. Тот не сказал ни 'да', ни 'нет'.
- Вам же все известно, что тут происходит, могли бы мне объяснить. В тот день, когда Фершо прислал письмо и когда я шел к нему, мне показалось, что я видел Суску выходящим из дома.
Интерес Джефа явно пробудился, хотя он и не открыл рта.
- Мне хотелось бы знать, не поручил ли ему Фершо следить за мной. Может быть, не сейчас, а тогда, когда я ушел от него. Суска способен взять на себя такого рода поручение?
На губах Джефа появилась неопределенная улыбка, и он повторил с нескрываемой иронией:
- Суска!
Потом словно какая-то мысль поразила его. Он нахмурил брови и более внимательно посмотрел на Моде.
- Вы о чем подумали? - спросил тот.
- Так... Понимаешь, Суска наверняка способен и на это, как способен и на другое... На что угодно... Впрочем, об этом теперь ничего не слышно... За несколько лет до твоего с патроном приезда тут имела место странная эпидемия...
Его слова были произнесены с определенным смыслом. Мишель в этом не сомневался. Каждое слово было тщательно взвешено, имело значение. Джеф как бы настойчиво вбивал их ему в голову.
- В дни сильного восточного ветра море стало выбрасывать на пляж тела... Немного... Три, да, точно - три за два месяца... Это не были европейцы... Местные жители, но светлокожие... Только один был бледно-коричневый... Общим у них было только то, что все трое принадлежали старикам и обезглавлены...
Мишель пытался понять.
- Головки негров стоят не так дорого, как другие,- обронил Джеф, словно такого объяснения было достаточно.- К тому же стариков спрашивают чаще, у них более выразительные лица... Говорят, что их легче коптить.
- Суска?
- Я этого не сказал. Шестью месяцами раньше та же эпидемия случилась на другой стороне канала, в Панаме. Говорят, что Суска тогда жил там.
- Не понимаю, к чему вы клоните?
- Так... Рассказываю истории, правдивые истории... Чтобы пояснить, как трудно сказать, на что способен Суска, а на что нет. В то время, когда были обнаружены три обезглавленных трупа в Колоне, он проживал в сарае, сбитом из старых досок и покрытом толем, в самом конце пляжа, немного подальше рыбачьей деревни, там, где сбрасывают нечистоты и шкуры животных... Никто не мог похвастаться, что хоть раз побывал в его сарае. Он забрасывал камнями негритят, когда те приближались к нему... Так вот, однажды к нему вздумала наведаться полиция...
- Ну и что?
Джеф обернулся, взял бутылку, наполнил две рюмки и добродушно продолжал:
- Ничего... Что бы ты хотел узнать?.. Когда полиция пришла, сарай горел... Прекрасно горел - наверняка внутри был бензин или нефть. Все сгорело дотла... Совершенно!.. А те, что утверждали, будто нашли на пепелище человеческие зубы, лгали - иначе полиция давно бы арестовала Голландца, правда?.. А он ведь по-прежнему на свободе... В общем, никому неизвестно, где он и что делает. Есть люди, которые, увидев его, переходят на другую сторону улицы...
Все это наверняка имело какой-то смысл. Но какой? И существовала ли связь между тем, что рассказал Джеф, и тем, что Мишель сказал ему о Голландце?
- В общем, вы не знаете, давал ли ему Фершо поручение, но считаете, что Суска способен...
- Помалкивать! Сегодня людей, способных держать язык за зубами, встретишь нечасто. Мне удавалось без особого труда вызвать иных на разговор (сие наверняка относилось к Мишелю, такое презрение звучало в голосе Джефа), но Суска, если и обращался ко мне зачем-то, то лишь, чтобы попросить выпить... Как поживает твой кайман?
- Как обычно.
- Ну что ж, продолжай!
И Джеф принялся протирать стекла за белой испанской полкой, выставив оттуда бутылки и сняв флажки.
На другой день, когда он встретил Рене, направлявшуюся к парикмахеру, та его спросила:
- Что ты сделал Джефу?
- Почему ты спрашиваешь?
- Ты сказал ему что-нибудь?
- Ничего. Не понимаю. Почему ты так решила?..
- Наверное, я ошиблась.
- Объясни мне.
- В самом деле, отчего бы мне не рассказать? Я спустилась вниз. Он был один в кафе. Я почувствовала, что ему что-то надо от меня. 'Послушай, Рене,- сказал он.- Ты хорошая девушка. Мы ладили всегда друг с другом. Я ничего не говорил, когда ты стала жить с Мишелем, я даже тебя немного поощрял, потому что тебе надо было встряхнуться. Теперь я дам тебе добрый совет...'
- И что за совет он тебе дал?
- Ты не рассердишься? Обещаешь не требовать от него объяснений?
- Говори.
- Понимаешь, не в моих интересах ссориться с ним. Тогда мне пришлось бы вообще отсюда уехать.
- Что он сказал? - настойчиво спросил Мишель, с нетерпением стукнув ногой.
- Не бог весть что. Посмотрел в глаза, как поступает всякий раз, когда хочет придать особое значение своим словам. Положил руку на плечо и, покачав головой, проворчал: 'Брось его!'
Щеки Мишеля вспыхнули, как от оскорбления или серьезного обвинения. Не зная, что возразить, он пристально смотрел в землю. Рене уже жалела о своей откровенности и попробовала свести все к шутке.
- Понимаешь, я не придаю этому никакого значения, но хотела бы знать, не разговаривали ли вы о чем-нибудь.
Рене могла сколько угодно брать его под руку, разыгрывать веселье, он чувствовал, что слова Джефа произвели на нее впечатление, что душа ее больше не лежала к нему.
7
Наморщив лоб, бледный полуголый старик, лежа в шезлонге и закрыв глаза, уносился далеко в поисках своего прошлого. Старательно продиктовав несколько фраз, он затем повторял каждое слово, словно опасаясь, что по чьей-то злой воле его могут лишить драгоценного смысла. Только исчерпав очередную порцию воспоминаний, он двигался дальше, но подчас так долго отсутствовал, что тело его с безжизненно повисшими руками, вцепившимися в подлокотники кресла, казалось совершенно бесплотным.
Тогда Мишель, отложив в сторону карандаш, некоторое время ждал, прежде чем поднять голову. Уже
