вертолет натужно взвыл, оделся клубами снежной пыли и, прижимаясь к долине, поплыл в сторону белеющих острыми пиками сопок. Какое-то время, словно не веря в случившееся, бегу за вертолетом, потом возвращаюсь к костру. Долго сижу на лиственнице, переживая событие, и, уложив рюкзак, иду к покосу. Только теперь замечаю, что моя лыжня тянется рядом с волчьим следом.
Хотя и не по пути, но все равно заворачиваю туда, где садился вертолет. Неподалеку темнеет высокое остожье, с которого вертолетные лопасти согнали весь снег. Из сплетения лиственничных жердей выглядывают клочья сена. Нужно будет собрать его для оленей.
Следы вокруг занесло поднятой вертолетом снежной крупой. Под нею угадывается алое пятно. Кажется, это кровь.
От этого места в сторону Снежного озера тянется олений след. Рядом с ним пятна крови. Скоро наткнулся на оленью лежку. Животное отдыхало, привалившись к припорошенной снегом валежине. На полусгнившем стволе застыли сгустки крови. Сверху они залеплены длинными ломкими шерстинками. Среди них желтым комочком выделяется личинка кожного овода.
Приседаю и острым сучком подгребаю находку к себе. Нет, это не личинка, а скорее, таблетка. Небольшая, чуть продолговатая, похожие есть и в моей аптечке.
Упаковал находку в газетный фунтик и хотел было положить в карман, но в последнюю минуту передумал и оставил на валежине.
…Оленя увидел совсем неожиданно. Завалился в лощину, откинул безрогую голову и застыл. На бедре и лопатке темнеют раны. Шерсть вокруг в крови.
Стою над оленем и не пойму, что с ним случилось? Ружьем такую рану не сделаешь. Здесь поработали ножом и выбирали самую мякоть. Снимаю рюкзак, лыжи и, пристроив их на гребне, выволакиваю оленя на чистое место. Еще раз осматриваю раны, затем переворачиваю животное на другой бок. С этой стороны еще три разреза. Придерживая одной рукой густую шерсть, расширяю лезвием рану и отворачиваю на сторону кусок шкуры вместе с приросшим к ним пластом мышц. Под ними уже знакомая мне желтоватая таблетка. Яд! Оленя нафаршировали ядом и пустили гулять по тайге. Это для волков. Осторожных зверей трудно убить из ружья или поймать в капкан. Обходят они и отравленные приманки. И не потому, что угадывают запах яда, а из-за оставленных охотниками следов.
Но ведь оленя могут найти росомахи, норки, соболи, горностаи. Да мало ли кто живет в тайге. Даже вот та, позванивающая на лиственнице, синичка не откажется поклевать оленины.
Что же с ним делать? Лучше бы закопать, но сейчас земля тверже камня. А если сжечь? Нет, слишком много работы. Можно просто выковырять таблетки и оставить все как есть. На таблетках делается защитная оболочка, и, пока она целая, яд не опасен. А вдруг одна из таблеток сработала, и олень погиб от нее? Тогда… Нет, придется сжигать. Поднимаюсь и иду к склонившейся неподалеку сухой лиственнице…
Найденыш
Снежное озеро поднесло мне сюрприз. Прошлую весну в это время я удил хариусов из-под двухметрового льда, а вчера по дороге от покосов завернул к озеру и увидел длинную проталину. К полудню открытая вода прогревается, и сюда собираются легионы хариусов. Крупные оранжевоперые рыбы плавают у самого берега, подставляя солнцу настывшие за зиму спины.
Сейчас утро. Проталина еще пустует, и торопиться некуда. Настроил удочку, снял рубашку и завалился на лапник загорать. Небо надо мною донельзя синее и высокое, словно где-то на Украине или Кубани. В нем медленно плывет одинокий ворон. На белеющих невдалеке сопках живут снежные бараны, и ворон каждый день прилетает узнать, все ли у них в порядке.
От сопок ворон переместился к долине и заходил над нею широкими кругами. Вот он завис над густым лиственничником и вдруг стал проваливаться вниз. В каком-то метре от деревьев ворон круто взмыл и снова закружил над долиной. Круг, другой, третий, и все над одним местом. Чуть в стороне от него я сжег нафаршированного ядом оленя. Может, какое-нибудь животное все же попробовало отравы? Что, если огонь не подействовал, и зола стала ядовитой?
Торопливо одеваюсь, подхватываю лыжи и, проваливаясь в снег, выбираюсь на дорогу. Ворон еще издали заметил меня, прогундосил тоскливое «Крун-крун!», но улетать не собирается. Неужели там и вправду что-то серьезное? Нужно было бы прикрыть золу ветками кедрового стланика, а я оставил все и ушел домой.
Скоро дорога завернула к заросшему голубикой и багульником кочковатому болоту. Не успел сделать по нему и десяти шагов, как наткнулся на трех оленей. Они стоят боком ко мне и внимательно глядят в сторону приткнувшейся к болоту сопочки. Высокий лиственничник закрывает от меня ее склон, и я не вижу, что же так заинтересовало оленей? Все три важенки высокие, крупные. Мне редко приходилось вот так близко видеть диких оленей, хотя живу в самом их краю. Обычно они убегают, не успев показаться на глаза. Наверное, перед ними творится что-то необычное.
Стараясь не делать резких движений, иду прямо на оленух. Когда до них остается совсем немного, они, словно опомнившись, бросаются за обочину. Там глубокий снег, и оленухи сразу же проваливаются по животы. Медленно прохожу мимо них и поворачиваю к сопочке. У ее подножья раскинулась старая вырубка. Везде чернеют толстые пни, у самого ската щетинится небольшая роща, возле которой догнивают два штабеля брошенного за ненадобностью тонкомера. Вглядываюсь в сторону и замечаю… волка. Он стоит у расщепленного пня и внимательно смотрит в мою сторону. До волка не больше полусотни шагов. Хорошо вижу чуть прищуренные глаза, светлые пятнышки над ними и белые, словно выгоревшие, щеки. Я присел и этим движением напугал волка. Он развернулся и, горбясь, побежал к лиственничнику. Двигался он медленно, быстрее не давал глубокий и очень рыхлый снег. Несколько раз волк проваливался в него чуть ли не с головой. Тогда его хвост вытягивался в одну линию с хребтом, а голова подавалась далеко вперед. Волк делал несколько прыжков, добирался до плотного снега и снова переходил на неторопливую рысь. У опушки он остановился, еще раз посмотрел в мою сторону и исчез за деревьями.
Ворон, о котором я забыл и думать, снова прогундосил свое «Крун-крун!» и опустился на пень. Сделал несколько шажков и с любопытством уставился вниз. Что он там увидел? Рядом с пнем раскинул ветки куст ольховника, чуть в стороне темнеет штук пять низкорослых лиственничек. За ними частокол пней.
Выбираюсь на обочину дороги и направляюсь к лиственницам. Что же там случилось? Может, мертвый волк? Огибаю дерево и вижу лежащего на снегу оленя. Вот это новость! Оказывается, в тот раз вертолетчики высадили здесь еще одного оленя, а я бегал вокруг полдня и не заметил.
Подхожу ближе, касаюсь кончиком лыжи ноги оленухи, та легко отодвигается в сторону. Не-ет, здесь что-то не то. Важенка погибла совсем недавно. Да это ж работа волка.
Кедровкам надоело сидеть без дела, они перелетели к опушке лиственничника и устроили там скандал. Следом за ними отправился и ворон. Что они там делят? Может, еще одного оленя? Оставив лыжи, бреду по снегу к раскричавшимся птицам. Первым с дороги убирается ворон, за ним кедровки. Там, где они вертелись, из-под снега выглядывает штабель бревен. Огибаю его и застываю от изумления.
На небольшой проталине среди кустов осоки лежит олененок, величиной с зайца. Он даже немного похож на зайца. Наверное, в этом виноваты большие уши, круглая мордашка и выразительные, широко открытые глаза. Он недавно родился, шерстка на нем слиплась, словно малыш побывал под дождем. Я знаю, что после рождения важенка облизывает олененка до последней шерстинки. Если она поленится вылизать ушки олененка и ночью случится мороз, они отмерзнут.
Снимаю свитер, заворачиваю находку и бегу в Лиственничное. Малыш несколько раз дернулся, пытаясь освободиться от пропахшей дымом и потом одежды, но скоро пригрелся и затих.
Дома устроил олененка в ящик из-под печенья и прикрыл меховой курткой. Пусть спит, пока растоплю печку и хоть немного прогрею настывшее жилье. Здесь сейчас холоднее, чем на улице, поэтому дым валит из всех щелей прямо в избушку. Я наглотался дыма, прихватил топор и выскочил на свежий воздух. Пока колол дрова, печка разгорелась, и скоро труба загудела, словно турбина взлетающего лайнера. Нагрузившись горою чурок, возвращаюсь в избушку и встречаю олененка. Он сбросил куртку на пол, выбрался из ящика и отправился в первое путешествие. Лишь сейчас могу по-настоящему рассмотреть свою находку. Не знаю, может, со временем олененок и вправду превратится в грациозное создание, но
